Глава 8

Пиры в честь прибывших богов следовали один за другим. В общем-то, каждый вечер их приглашали в новые дома, где они немного ближе знакомились с местными хозяевами жизни.

На второй день пир проходил во «дворце» вождя города, Зипактонала, разумеется, получившего имя Зиппо. Хозяин города обладал носом выдающихся размеров и, хоть и принадлежал в молодости к касте военных, отличался ясным умом. Его беседы с пришельцами первые дни полны были тонких и неожиданных вопросов. Впрочем, голубые глаза связистов поразили его так же, как и всех остальных. Выяснив, что гости не собираются оставаться здесь надолго, а будут держать путь в столицу, он успокоился и вел себя более чем почтительно.

Именно он, собрав у себя городских жрецов, объявил им о том, что в город пришли Боги.

При этом у Зиппо хватило ума не указывать жреческому сословию, проводить ли службы или отложить, так сказать, до «выяснения». Он мудро решил, что раз жрецы ближе к богам, то пусть сейчас они и решают без него.

Сам Зиппо с тех пор как перестал воевать, реже стал посещать храм Уицилопочтли, бога войны. И гораздо чаще стал обращаться в храм Ксена, который был служителем Центеотль, бога кукурузы.

Как очень практичный человек, Зиппо понимал, что в его теперешнем положении хороший урожай важнее доброго кровопролития.

Среди местных жителей он отличался довольно высоким ростом, чуть ли не метр семьдесят пять, несколько оплывшим телом и изрядным количеством золотых украшений, которые висели не только в ушах и на шее, но и охватывали запястья рук, щиколотки ног, и довольно объемную талию.

В божественную сущность прибывших он поверил сразу же, как только взглянул в святящиеся ночью глаза. Ни один хищник, ни один человек не обладал таким колдовским взором. Зиппо оказался совсем неплохим управленцем, отчетливо понимая, как себя следует вести с могущественными жрецами, с находящейся далеко в столице, но все же гораздо более сильной, чем он сам, светской властью. Именно это соблюдение баланса между собственными интересами и интересами окружающих и делало его успешным градоправителем.

Сейчас Зиппо видел, что равновесие нарушено, и пока не определился для себя, как воспринимать гостей. Пусть такие сложные вопросы решает Верховный Правитель столицы. А он, Зиппо, сделает все для того, чтобы гости были довольны и при любом раскладе не имели на него обид.

Именно поэтому: из нежелания примыкать к «довольным» или «недовольным» в свой дворец он пригласил жить женщину-богиню. Более того, вместе с несколькими рабынями, он приставил к ней в услужение собственную вторую жену, здраво рассудив, что первая, хоть и старше, но не такая пронырливая, а третья, хоть и моложе, но не такая умная.

— Маноия, ты будешь выполнять все приказание богини и следить за ее служанками, а потом рассказывать мне.

— Я поняла тебя, господин.

Через день после пира Чук с Быком вернулись к стоянке корабля. Отнесли продукты, показали местным, куда приносить следующие партии еды и, уходя, прихватили с собой половину овечьего стада.

Баран сопротивлялся так, что эту скотину пришлось связать и закинуть на плечо. Так присмиревшая животина вела себя гораздо более спокойно, а четыре овцы даже не пытаясь разбежаться, смиренно семенили за тем, кто в данный момент нес их мужа.

— Вот ведь тварь какая! — Чук возмущенно подкинул на плече воняющую тушу. — Где это видано, чтобы бараны на людях катались?

— Не бузи, — ответил ему Бык. — Сейчас отдадим местным, дальше, пускай сами разбираются.

Подарок был торжественно преподнесен от имени богов правителю города. Потрясенный Зиппо долго глазел на невиданных животных. Рим успокоил его, сказав:

— Уважаемый, выдели двух толковых работников, и им расскажут все об этих животных. Если за ними хорошо ухаживать, они будут плодиться, и на столе твоем всегда будет мясо, а шерсть их пойдет на теплую одежду.

Сама мысль держать дома живность не была для ацтеков совсем уж новой. Во многих дворах противными голосами орали здоровые индюки. Некоторые на мясо разводили собак, хотя это и не слишком приветствовалось. У самого правителя был ручной оцелот — дикая кошка, которую ещё детёнышем он лично раздобыл на охоте. И все же дар пришельцев он оценил очень высоко.

Животные, которые уже приучены к человеку и не слишком склонны к побегам — большая ценность. Тем более, больше таких даров боги никому не принесли. Второй комплект живности Разумовский собирался со временем закинуть в столицу.

Ходили пировать в дома других жрецов, владык других храмов. Ходили пировать в дом очень богатого торговца. Сходили в дом воина-ягуара, того самого вояки со шкурой на плечах, который отвечал за личную охрану Ксена.

В каждом таком доме хозяева умоляли одного из гостей перейти в лучшие покои. Пусть и несколько неохотно, но Рим согласился на это, разумеется, запретив всем ходить без оружия, десять раз напомнив о бдительности и остальное прочее.

Первые отдельные «покои» во «дворце» местного вождя получила Фифа. К ней приставили пяток рабынь, и кланяющийся вождь пообещал выполнить любое желание дорогой гостьи. Пожелания у Анжелы, а так же у всех остальных, было одно единственное — наладить кухню по ее вкусу. Помня о любви местных к различным насекомым, поесть спокойно бойцы могли только у нее.

Торопиться, по сути, было некуда, а при таких обширных контактах, язык каждого из них улучшался с каждым днем.

Даже матросы не стали проблемой. Для коней организовали обширный загон. Им дали в помощь рабов, которые поставляли свежие корма для коней в нужном объеме. И матросы активно учили язык с помощью местных красоток — белые великаны пользовали невиданной популярностью среди женщин.

Именно это изобилие женщин и почтительное отношение местных мужчин отвлекало матросов от команды. До сих пор удавалось не показывать им пугающие глаза Скрипа и Задрота. При моряках те всегда были в очках, хотя, разумеется, испанцы давно уже поняли, что никакие они не слепцы. Однако сейчас вокруг было столько разного и интересного, начиная с подарков, которые преподносили им горожане, заканчивая местным октли, похожим на слабое пиво, что никого особо и не парило, что там находится у чужаков под черным украшением для лица.

Единственным, кого Рим как-то нечаянно выпустил из поля зрения, был Давид. Именно о нем и заговорила Анжела через несколько дней. По уже сложившейся традиции, завтракать и обедать команда собиралась к ней, а вечером шли на очередной пир.

— Рим, сколько мы здесь еще пробудем?

— Я думаю, пару недель еще точно проторчим. Согласитесь, язык сильно сложнее испанского, и учим мы его медленнее. Чем лучше мы будем говорить, тем легче нам будет в столице.

— Посмотри сюда…

К этому времени, завтрак был закончен, и рабыни уже убирали со стола, когда Анжела, щелкнув пальцами, получила от одной из них в руки связанный узлом сверток пестрой ткани. Узел она развязала и перед глазами несколько обалдевших бойцов возникла кучка украшений. Килограмма так на два-три.

— Это что, все золото? — Цинк держал в руках тяжеленное ожерелье, где грубо полированные камушки разных цветов были вставлены в лист золота, покрытый искусной чеканкой.

— Ну, пробы на нем не стоит, — усмехнулась Анжела. — Но это подарки от Зиппо, от торговца, короче, от всех подряд.

— Хм… А мне вот подарили дубину резную с обсидиановыми лезвиями, — с ухмылкой заявил Бык.

— Резную дубину ты вряд ли в Испании продашь, а вот золото — запросто. Мы же будем торговлю налаживать, я правильно понимаю? — она вопросительно уставилась на Разумовского.

— Да. Разведаем какое-нибудь месторождение местное, и золото будем гнать в Испанию, а сюда все, чего не достает. В частности, железо, коров, овец. Только до этого еще далеко.

— Рим, может, конечно, и далеко, но даже сейчас нам нужен толковый хозяйственник, — Анжела явно вела беседу к какой-то цели.

Рим насторожился:

— Ты о чем?

— Я не о чем, а о ком. Я о Давиде. Парень только-только отошел от ран, а мы его сунули к матросам. Они, может, мужики и не плохие, но относятся к нему чуть даже хуже, чем к местным рабам. А парень за себя совсем постоять не может.

Андрей поморщился: скорее всего, Анжела права. Но ведь не просто же так она завела этот разговор?

— Я вот подумала, — Бык ехидно хмыкнул, Анжела посмотрела на него и с ласковой улыбкой сказала: — В следующий раз в твою кукурузную кашу я червей лично положу. Так вот, Рим, я подумала, что надо его к ребятам отправить, — она кивнул головой в сторону что-то тихо обсуждавших Скрипа и Задрота.

— Слушай, ну ты тоже скажешь… Как мы ему объясним… Решит еще, что мы демоны, и сбежит. Вольному воля, конечно, но ведь его прибьют здесь.

— Понимаешь, без дела, да еще и выслушивая гадости от матросов, он и так сбежит. Надо просто поговорить с ним. В общем-то, можно вдуть в уши ту же фигню, что и местным льем. Зато, на него можно будет повесить всю торговлю с ацтеками. Вряд ли кто-то из нас захочет таким заниматься. Конечно, в Испанию мы его не пошлем, но здесь-то тоже придется торговать.

Рим с Цинком переглянулись, понимая, что, в целом, мадам дело говорит. Даже Бык промолчал и обошелся без подначек. Проблема была в том, что никто не понимал, как построить разговор с этим бедолагой. Хотя…

«Как это на Руси говорили? „Доносчику — первый кнут“? Точно! Была такая пословица. Да и вообще, в традициях любой армии всегда было: предлагаешь — выполняй. Так что, девушка, сама виновата», — мысленно обратился он к Фифе. А вслух сказал:

— Ну что сказать… Ты совершенно права, Анжела. Раз уж приволокли парня с собой, должны позаботиться о нем. Так что ты с ним и поговори.

— Я? — растерялась Фифа.

— Ну, боишься одна, возьми кого-нибудь для солидности. Цинка или Дзю, кто свободен будет.

С момента своего безумного спасения, Давид все время ждал подвоха. Не бывает так! Просто не бывает, и все!

Можно понять, когда нападает целая армия и отбивает у врагов какого-нибудь герцога. В такую историю можно было бы поверить, но то, что четыре человека раскидали войска инквизиции и унесли с костра одного еретика… Так просто не бывает!

Когда больное и изуродованное пытками тело начало потихоньку оживать, и уровень боли снизился до приемлемого, а мир вокруг начал приобретать более четкие очертания, Давид начал думать и сравнивать. Чем больше он думал, тем нелепее выглядела вся эта история в его глазах.

Ну, допустим, его прихватили из жалости. Сомнительный, конечно, повод, но в качестве допущения годится. Но как объяснить нереальные способности этих людей?! Взять хотя бы ту самую, дурно пахнущую и орущую диким голосом штуку — «ди-зель». Она ведь существует в реальности, и именно она двигала корабль с небывалой скоростью.

Для своего времени Давид был довольно образованным человеком. В их огромной семье детей было принято учить чуть ли не с младенчества, и к своим двадцати он достаточно свободно владел четырьмя языками. Его учили математике и истории. Он интересовался алхимией и астрологией.

Тяга к знаниям поощрялась отцом всегда. То, что видел Давид в этих чужаках, то, что он смог узнать и проанализировать. Приводило его к совершенно безумному выводу: они боги… Или демоны.

Больше всего его волновал вопрос, если они демоны, то, что именно потребуют от него, Давида, за спасение?!

Женщина, к которой чужаки относились как к равной, заботилась о нем. Меняла повязки, смазывая пальцы с выдранными ногтями какой-то дурно пахнущей мазью, которая, однако, снимала боль. Протягивала ему на ладони странно одинаковые кругляши, объясняя, что от этого лекарства раны заживут быстрее. Его поили и кормили так же, как и остальных. А еще все они разговаривали на совершенно неизвестном Давиду языке.

Безусловно, после крушения Вавилонской башни, языков в мире возникло множество, а сам Давид знал только четыре, но ему доводилось слышать речь франков и бриттов, пусть он и не понимал их, но отличить был способен. Ничего общего с языком чужаков он не заметил. Так кто же они такие?

Давид ждал, что рано или поздно состоится разговор, где он точно узнает, что от него хотят. Он ждал его и боялся, а сейчас, похоже, этот момент настал.

На новой земле ему было интересно все. Пусть у него еще плохо срослись ребра, и неловкие движенья иногда доставляли боль, но он пытался увидеть и понять все, до чего мог дотянуться. В доме, где его разместили на ночлег вместе с чужаками по имени Марат и Дзю, хозяин, наряжаясь на пир, надел удивительной красоты накидку, весьма искусно сплетенную из птичьих перьев.

Ничего похожего раньше Давид не видел. Он страшно жалел, что нет возможности понять этого смуглого, низенького человека и расспросить, как делают такую красоту. Кто и как обрабатывает камни для их ожерелий? Где они добывают золото для украшений?

В то же время, Давид с горечью понимал, что все эти знания ему больше не пригодятся — его семьи, огромной шумной семьи, раскиданной по трем городам Испании, больше не существует. На костре в Кордове сгорел и двоюродный брат отца, дядя Исаак, и четыре его сына, и даже пожилая тетя, Сара.

В Севилье погиб старший брат отца, почтенный Якоб, вместе со своей семьей. Он знал, что мать погибла, не вынеся пыток еще в тюрьме — об этом разговаривали солдаты. Что Исаия и Натан, его собственных старших братьев успевших сбежать, нашли в лесу недалеко от города и затравили собаками.

Он остался совсем один в этом мире, но он точно знал, что предпочтет смерть службе демонам.

Может быть, Давид предпочел бы броситься ночью за борт судна и уйти сравнительно безболезненно. Останавливало его только одно — имя женщины чужаков. Они звали ее — Анжела и Давид улавливал в звучании имени слово Angela — ангел. Когда один из чужаков со странным именем — Цинк, пришел за ним, чтобы поговорить, только присутствие этой женщины смягчало страх Давида.