Глава 27

Голос Фаэта прозвучал довольно неожиданно:

— Я считаю ваш подход разумным и оптимальным. Он совпадает с целями моих хозяев, и я постараюсь оказать вам максимально дозволенную моей программой помощь.

— И что это значит конкретно для нас? — спросил Разумовский.

— В одном из отсеков есть двадцать четыре боевых андроида. В отличие от дроидов, они могут уходить от корабля на любое необходимое расстояние. Все они способны понимать голосовые команды, могут давать независимую экспертную оценку обстановки: в них встроена восьмибалльная оценочная шкала агрессии людей. Оружием данной эпохи им навредить невозможно.

— Что, даже прямое попадание пушечного ядра выдержат? — с некоторым недоверием в голосе спросил Бык.

— Выдержат.

— А лазерный залп?

— Нет. Они выдерживают температуру до двух тысяч градусов, согласно вашей шкале Цельсия.

— Ну что же, твои андроиды многое упрощают, — спокойно ответил Рим.

Цинк сидел, задумчиво постукивая указательным пальцем по столу. Легонько так постукивая, чтобы не вызывать раздражения. «Ну что же, твои андроиды многое упрощают», — эта фраза рефреном крутилась в голове Константина, отправляя его в далекое детство.

Сейчас он отчетливо представлял себе эту сцену со стороны: ранняя весна, школьная спортивная площадка, стайка гомонящих мальчишек и держащий в руках секундомер Сергей Палыч. И он сам — Костик Луговский, тощий, неуклюже длинноногий и длиннорукий, утирающий пот со лба после пробежки.

— Ну что, Костя, весьма достойно, — Палыч смотрел на секундомер и, потирая плохо бритый подбородок, приговаривал: — Весьма, весьма достойно. Это многое упрощает. Пойдешь от нашей школы вторым. Первым, разумеется, Майков, а ты, — тут он внимательно глянул на раскрасневшегося школьника и повторил: — вторым.

«Если хорошо подумать, всю жизнь второй. Может, конечно, не так оно и плохо… Правда вот тогда, в восьмом классе, уже на секции… Это было обидно. С Галкиным мы шли ноздря в ноздрю, я поувертливее был, он посильнее. Но все спарринги кончались поровну. Даже победы падали строго раз через раз. Как определить, почему тогда Дим Димыч первым номером поставил его? А потом в армейке… Первый — Сергеенко. Я второй. В академии первый — Арсланов. Я второй. Из наших стралея первым получил Кабидзе. Я второй. Даже здесь, в гарнизоне, капитана Разумовский получил первым. Конечно, можно себя успокаивать тем, что в команде крепкий тыл — это прекрасно… Но это тогда, когда не ты этим тылом являешься.».

Цинк не мог для себя решить, стоит ли ему лезть сейчас со своими мыслями. «Вроде бы и так все неплохо складывается. Рим нормальный мужик, не дурнее меня. И общие планы команде грамотно выстраивает. Или все же сунуться?»

А вокруг с удовольствием гомонили члены команды, обсуждая новые, только что открывшиеся возможности. По идее, можно было даже не тренироваться летать, а отправлять в капсулах пилотами тех самых дроидов.

— Ну, а что? Им даже можно дать приказ не стрелять, — довольный Кот посматривал на Скрипа и Задрота и пояснял: — Будут эти железяки мотаться на разведку и каждый вечер докладывать: есть в пределах видимости корабли или нет. А уж потом кто-нибудь из наших отправляется на место и, вскипятив воду вокруг, гонят кораблики назад. Ноу проблем!

— Ими, как охраной, будет удобно пользоваться, — покосившись на Быка, скромно добавила Анжела.

— Вот-вот, из них нянька всяко лучше, чем из меня, — ответил Бык. — У них нервы железные, вот пусть и отдуваются. А я себе и так дел найду.

Слушая эту болтовню, Цинк, наконец, решился:

— Ребята, а я предлагаю сейчас сделать хороший перерыв, подняться наверх и денек отдохнуть. Глядишь, и мысли по поводу дроидов более здравыми будут, — при этом Цинк коротко глянул в глаза Риму и указал на выход. Говорить при Фаэте он не хотел.

— Думаю, Костя прав. На сегодня тренировки все равно закончены. Пойдемте наверх, посмотрим, что там и как с обустройством для нас «палат каменных», с местной бюрократией и военщиной. А то пока мы тут развлекаемся, местные очухиваются. Только восстания нам еще не хватало. Думаю, стоит познакомиться хотя бы с тем же Монтесумой ll. Это ведь из-за нас он вторым так и не станет. А если помните, я говорил, что империю он слил достаточно быстро. Но явно у товарища есть здесь сподвижники и друзья, и какие-нибудь семейные завязки. Так что вернемся сюда завтра на тренировку в капсулы. А пока все наверх.

Наверху Рим, нарезав всем задание, кому что поверять и чем заниматься, вопросительно глянул на Цинка и спросил:

— Что?

— Не хочешь на лошадках покататься? Ну, не все же делами заниматься, надо иногда и отдыхать. Да и тренировка нам не помешает.

Брови Разумовского полезли вверх, и с секунду он так и стоял, рассматривая Костю с его дурацким предложением. А потом кивнул и ответил:

— Можно и размяться.

Сказать, что за время пути они стали толковыми наездниками, было бы неправильно. Но худо-бедно на лошадях научились держаться. В качестве охраны их сопровождали воины ягуара.

Цинк целенаправленно двигался к выходу из внутреннего города, в кварталы для бедных. Рим молча ехал рядом, ничего не спрашивая.

Разговор состоялся только тогда, когда они покинули даже нижний город. Цинк заговорил только на середине того самого каменного моста, что соединял остров с большой землей.

— Слушай, Андрей, а чего мы так вцепились в ацтеков?

Разумовский задумчиво тряхнул головой и ответил вопросом:

— А что, у нас был выбор лучше? Они неплохие ребята, отличные воины, есть зачатки математики, архитектуры, воинского дела. Да и вообще, защитить их от конкисты — благое дело, сам понимаешь.

— Да я не спорю. Но, знаешь, мы как-то все обрадовались этим капсулам летающим, дроидам боевым, но ведь есть еще и криокапсулы.

— Они-то нам зачем? — удивился Андрей.

— А ты не подумал о том, что цель можно и покрупнее взять? Конечно, Соединенные Штаты России звучат охереть как круто. Но ведь мы можем и реальную историю России чуток подправить. Мало ли у нас самих маразма было? И если сюда не пускать католических фанатиков, то задружить ацтеков с Россией вполне можно.

Поскольку поводья они не трогали, кони медленно брели по дороге, а метрах в пяти за их спиной, так же медленно шагала охрана. Разговаривать они не боялись: русского здесь никто не знал. Никто, кроме Фаэта.

Сейчас Разумовский, обдумывая слова Цинка, понимал, почему тот настоял на конной прогулке. Конечно, Фаэт — роскошный помощник. И дроиды, и андроиды, и оружие, и все остальное — прямо дары судьбы. Но вот как он отнесется к тому, что главной целью группы станут не мешика, а Россия?

— Ну что, давай порассуждаем… Почему фаэтонцы в свое время остановились на этом материке и занялись именно ацтеками?

— А смысл им разбрасываться был? Пятьсот лет назад, в России… России-то еще толком не было. Я, конечно, не историк, но какие-то огрызки со школьных времен помню. Нас в это время печенеги имели, Византия подливала масло в огонь, да и между собой князья грызлись не хуже кошек с собаками. Если ты помнишь, мирных лет тогда, кажется, и вообще не было. Именно поэтому фаэтонцам пофиг было, где обустраиваться. А здесь все же у них связь с материнским кораблем ближе была. Как кусок родины, понимаешь? А вот для нас, все же, согласись, Россия в приоритете. Даже теперешняя. Только я думаю, надо этому междоусобному котлу, что там сейчас, слегка довариться.

— В смысле? — Рим с интересом глянул на Цинка, и повторил, — В каком смысле довариться?

— Разумовский, ты валенком-то не прикидывайся. Учебники с татаро-монгольским игом — это одно, а информация в сети, что никакого татаро-монгольского ига не было и в помине — это другое. По факту лезть сейчас и выяснять: было или не было, нам не выгодно. В любом случае, вареву надо дать перекипеть. А вот поближе к Петру Первому, когда худо-бедно дозреет Россия до перемен, нам бы и вынырнуть.

— Ну, ты хватил, — Андрей посмотрел на Цинка почти с восхищением, и спросил: — Кость, ты сейчас серьезно?

— А вот мы с тобой и решим: серьезно я или нет.

Помолчали…

— Знаешь, Костян, мне сейчас на память только одна фраза приходит.

— Какая?

— «Трудно быть богом.».

Цинк поморщился и спросил:

— Это кто-то из старых фантастов, по-моему? Что-то такое вертится в голове.

— Да, — Рим кивнул головой, — это прямо почти заря российской фантастики. Были такие толковые авторы — братья Стругацкие. Миры, конечно, создавали нереальные, но, ты знаешь, очень заманчивые.

— Я старой фантастикой, Рим, никогда не увлекался, — Константин чуть пожал плечами и спросил: — О чем книга-то?

— А как раз об этом, — Андрей сделал странное движение рукой, как будто охватывал все видимое пространство. — О том, что богом быть трудно. Там парень, который главным героем был, в конце сорвался. Чтобы такими богами стать, как мне хочется, это, Костя, надо про свои желания и потребности почти полностью забыть.

— Не, Андрей, так не пойдет. Я таких абстрактных рассуждений не понимаю. Если ты считаешь эту книгу важной, пересказывай. Я хочу точно понять, о чем мы сейчас говорим.

К удивлению Разумовского, краткий пересказ книги занял не так и много времени. Минут через десять он дошел до окончания:

— … и вот тогда Антон сломался. Закидал город бомбами со снотворным. Уложил, кого мог, спать, а кого не мог… Короче, прорубался он на мечах. Как ты понимаешь, местные ему были не соперники… Там, в последней главе, есть хороший такой кусочек, когда вот эта подруга детства видит его на поляне, а у него руки в крови. Она вздрагивает сперва и только потом понимает, что это земляничный сок, а не кровь. Но аналогия четко отслеживается.

Цинк слушал внимательно, не перебивал и вопросов не задавал. С минуту обдумывал рассказанное, а потом спросил:

— Рим, ты реально себя сравниваешь с этим вот прекраснодушным мальчиком? Ты, которому приходилось и заложников выдергивать, и во всяких разных операциях участвовать?! Я, похоже, книгу эту никогда не читал, но из твоего пересказа только одно понял: прекраснодушным энтузиастам нехер в боги лезть. В отличие от главных героев, мы с тобой гораздо более реалистичный мир видим. Оно, конечно, в книге любовь Киры и Антона, прям, сюси-муси. Фифа бы уписалась от счастья. Но и ты, и я понимаем, что здесь мы такое, — теперь уже Цинк обвел окрестности, повторяя жест Разумовского, — хер найдем. Я не собираюсь жить монахом и с удовольствием заведу себе пару местных девочек. Ты знаешь, я не скотина, и обижать их не собираюсь. Ни они, ни дети голодать не будут. Может быть, даже я к ним привыкну. Может быть, даже и полюблю, но я всегда буду помнить, что по развитию они мне не ровня. И окружающие — не ровня. Так что… Если для спасения близких мне людей, этих самых девочек с детьми или кого-то из наших, понадобится в толпе прожечь лазером дорогу в три метра шириной… Не дай бог, конечно, но я переживу. В истерику не впаду. И списывать меня после этого как бойца не придется. Понимаешь разницу?

— Не кипишись, Цинк. Понимаю. Больше тебе скажу, думаю также. Мне, наверное, просто надо было услышать это со стороны. Я понимаю, что мы все психологически гораздо более устойчивы, чем этот книжный мальчик. Тут немного другое… Понимаешь, он сломался на том, что перешагнул свою внутреннюю границу. У нас, Костян, такая граница тоже есть. У каждого. Вот ее бы не перешагнуть…

Они уже развернули коней и возвращались к городу, когда Цинк ответил:

— Не попробуем — не узнаем.