Глава 22

На подземный этаж пирамиды отправились сразу. Единственное, о чем настойчиво просил Махо, не брать туда с собой охрану. Кента это очень насторожило, и возник небольшой спор. Но надо сказать, что страха перед толстяком никто не испытывал. Он явно не из тех людей, кто способен убить врага, пожертвовав собственной жизнью.

Кроме того, Махо совершенно не возражал против присутствия Ксена, да и самого воина ягуара.

— Они твои слуги, Господин. Они сделают, как ты скажешь, но простолюдинам туда хода нет. Прошу тебя, не нарушай древний обычай.

Рим вопросительно глянул на Ксена, и тот ответил:

— Друг мой, увидеть это дано не каждому. Я говорил тебе про этих богов, но сам ни разу в жизни не был удостоен чести смотреть. Это зрелище не для простых смертных. Жрец Махо прав.

Кент вообще предпочел не вмешиваться в этот спор, оставив решение за Разумовским, так что в путь отправились без охраны. Солдаты остались ждать около огромной двустворчатой двери, которая открывалась с помощью довольно сложной комбинации нажимания на различные точки каменного барельефа.

Фифа, которая телефон свой отдала очень неохотно, когда потребовалось вынуть светодиоды, даже так, без светодиода, продолжала таскать его с собой в кармане куртки и тщательно сняла почти двухминутный ролик. Снимала она тот самый кусок стены и точки, на которые нажимал Махо.

— Ишь ты, — удивленно покачал головой Бык, — игрушка-то твоя пригодилась.

Фифа только презрительно фыркнула и не снизошла до ответа.

Лестница, ведущая вниз, была значительно шире, чем та, которая вела на вершину пирамиды и уходила, как оказалось, на какую-то офигительную глубину.

Спустившись на первые метров пять-шесть, все обратили внимание на странное покрытие стен. На лестнице стояла тишина, и слышны были только их собственные шаги и шорохи, да мерное постукивание посоха Махо.

Нет, в целом стены были сложены из тех же блоков и местами расписаны, а местами украшены каменными барельефами. Вот только и поверх краски, и поверх камня появился слой какого-то прозрачного и прочного материала.

На ощупь похоже на стекло. Такое же гладкое, твердое и прохладное, но стеклом это быть не могло. Материал везде сохранял одинаковую толщину, примерно три-четыре миллиметра, и тщательно вырисовывал все впадинки и углубления. Казалось, он даже передает шероховатость камня. Стеклом так не покроешь.

Самым странным, пожалуй, было настроение в группе. Рим и у себя отметил совершенно детское чувство предвкушения сказки. Примерно это ощущают малыши, видя под елкой кучу разноцветных коробок.

Лестница между тем все вилась и вилась кольцами, и казалось, что кончаться она не собирается. Спустившись еще метров на двадцать, уперлись в длинный коридор, по которому пришлось пройти не одну сотню метров, а затем снова пошла витая лестница вниз, неотличимая от первой.

В конце концов, она и вывела их в пещеру. В рукотворную пещеру, полностью сложенную из камня и укрепленную тем самым стеклянным веществом. Откуда-то сверху сочился рассеянный мягкий свет, не слишком яркий и слабеющий ближе к стенам.

— Мы сейчас, по моим прикидкам, где-то в центре озера и, возможно даже сильно ниже дна этого самого озера, — Кот удивленно почесал за ухом и добавил: — Охренительные технологии! Мы даже со всей возможной своей техникой так не смогли бы.

— Да уж, — впечатленный Бык покивал головой, соглашаясь.

Гигантские размеры подземного помещения потрясали настолько, что бойцы, оглядывая его, все еще не решались отойти от последних каменных ступенек — дальние стены терялись во мгле. А самым потрясающим в этой пещере были даже не ее размеры, а настоящая огромная золотая летающая тарелка, занимающая дальнюю часть.

— Твою-то мать! — с восхищением выдохнул Цинк. — Вот уж не ожидал такое увидеть в этой жизни!

Почему-то все медлили подходить к ней. Только Махо бодро потрусил в ту сторону, но, заметив, что никто не следует за ним, остановился в почтительном ожидании.

— Мне кажется, или это пещера размерами чуть ли не больше острова? — спросил Чук.

— Она точно повторяет размеры острова. Не представляю, как они это сделали, но карта острова у меня вот тут есть, — Задрот постучал себя по виску. — Если я обойду всю пещеру по периметру, смогу точно сказать, накладывается ли она стопроцентно или нет. Просто пока не вижу в этом смысла.

Некоторое время все еще стояли, любуясь кораблем. Больше всего он напоминал старинную игрушечную юлу. Основной цвет тарелки был золотой металлик, но нижняя часть имела два отчетливых оттенка — зеленого и красного. Почти идеально гладкие стены корпуса только в самой широкой части имели какие-то овальные, чуть выступающие детали.

Дном тарелка лежала на полу, а для устойчивости опиралась на высокие ажурные ножки.

Идти до корабля было не меньше ста метров. Прямо от лестницы в сторону тарелки была выложенная камнем удобная широкая дорожка с невысоким бордюром. По верху бордюра вился красивый сложный узор из сплетающихся золотистых нитей, прикрытых прозрачным веществом, похожим на то, что покрывало стены.

По ней, после заминки, вызванной восхищенным разглядыванием, отряд и двинулся. Махо, находясь в данный момент в центре внимания и ощущая собственную важность, неторопливо пояснял:

— Наши предки были мудры и обласканы богами. Они умели входить внутрь, и боги дозволяли им это. Но потом случилось что-то, что отвернуло лица Высших от нашей судьбы.

— Подожди, не тараторь. Скажи лучше, под второй пирамидой тоже есть небесная колесница? Ты же говорил, что их было две?!

Махо немного надулся от собственной важности, и ответил:

— Боги отвернулись от них! И никакие кровавые жертвы им не помогали! Это потому, что в той колеснице прибыли не настоящие боги, а просто их слуги. К той колеснице никогда не было прохода. Ее просто замуровали. А жрецы ее слишком глупы, чтобы помнить об этом.

Рим хмыкнул и спросил:

— А вы, значит, умнее?

Почувствовав недовольство в голосе Разумовского, Махо слегка заюлил:

— О, мой Господин. Наша семья многие поколения хранила эту тайну. К ней допущены только самые преданные и самые верные. Мои предки служили и хранили тайну долгие сотни лет. Наука передавалась от отца к сыну, а от него к его сыну, а потом к сыну сына… И правила нашей семьи были строги! Прежде чем показать это чудо и дать доказательства для веры, каждый проходил испытание!

— И как же вас испытывали?

— Я прожил семнадцать сезонов, когда мой отец решил, что я готов. Тринадцать дней я просидел в каменной комнате без пищи, воды и света. Дверь всегда была открыта и я в любой момент мог выйти. Но там, с другой стороны, днем и ночью стояли солдаты и младшие жрецы. Если бы я вышел хоть на миг, я провалил бы испытание. Потом за мной пришел мой отец и велел подняться на вершину. Я шел долго и трудно, и там я окропил ступени собственной кровью и дал клятву богам. Только после этого мне позволил попить, а через три дня отец первый раз привел меня сюда. Каждый тринадцатый день, всю жизнь я спускаюсь сюда с двумя приближенными и молю богов простить грехи предков и вновь распахнуть нам двери. То же самое делал мой отец и отец моего отца.

Слушая эту странноватую речь, все затихли. Масштаб происходящего все же слегка подавлял. Только Задрот, не слишком интересующийся чужими угробленными жизнями, продолжал рассматривать дорожку, отмечая, что сделана она из другого камня. Что по обеим сторонам бордюра, обрамляющего дорожку, проложено что-то типа многослойных медных кабелей в прозрачной изоляции. Он наклонился и ткнул пальцем в упругий материал, убедившись, что предположение верное.

До пирамиды оставалось еще метров тридцать, когда он спросил:

— Слышь, Махо, а куда деваются излишки энергии?

Жрец, который побаивался Разумовского, четко выделяя в нем главного, все же к синеглазкам относился особенно трепетно. Потому он остановился и недоуменно спросил:

— Эгерн… эрен… Господин мой, я не могу произнести это слово и не понимаю его.

Задрот посмотрел на Скрипа и сказал:

— Глянь, вон, кабель пробили, — он присел на корточки и потыкал пальцем в золотисто-узорчатую полоску. — Кстати, это вовсе и не такая хрень, что стены покрывает, — он еще раз ткнул пальцем и добавил: — Больше на пластик похоже: упругий, пружинит… Скорее всего, изоляция. Судя по всему, там в тарелке что-то или замкнулось у них, или отключилось. Но энергия-то продолжает поступать?! Скорее всего, не полностью тарелка отключилась, а какая-то часть. Жил здесь дохрена и больше. А второй кабель вроде как целый. То есть, энергию эта штука сосет. Избытки-то, куда деваются?

Все уставились на Махо, а тот, не понимая, что хотят от него боги, заметно занервничал.

— Скажи, Махо, бывает так, что пирамида сильно нагревается? Или дает яркий свет? Или еще что-то похожее?

Махо торопливо и с облегчением закивал головой, и ответил:

— Молнии, Господин! В небо бьют божественные молнии! Иногда раз в пять-шесть дней, а в сезон дождей могут и чаще.

— Ну, вот вам и ответ, — усмехнулся Скрип, — Избыток энергии просто сбрасывают.

— Может, и не просто сбрасывают, — возразил Задрот. — Может, так сигналы подают. А что? — он удивленно вскинул глаза на примолкших членов группы. — Пирамида вполне может быть маяком.

— Да не. Был бы маяк, здесь бы этих пришельцев за столько-то лет уже набралось бы больше, чем людей, — возразил Бык.

Все тормознулись, разглядывая кабели, и только Анжела недоуменно переводила взгляд с одного лица на другое. В конце концов она не выдержала и спросила:

— Мальчики, а что происходит-то?

Мужики как-то синхронно вздохнули, переглянулись и начали старательно отводить глаза, чтобы не столкнуться с ней взглядом: никому не хотелось объяснять.

— Понимаешь, Анжел, Задрот нашел перебитый кабель, — ответил ей Разумовский.

— И что?!

— Ну, может быть, поэтому и не открывается тарелка.

— Ну, так, почините его! В чем проблема-то?!

— Починим, — успокаивающе сказал Рим. — Но сперва давайте все таки дойдем до самого корабля.

До корабля они дошли, увидев у каждой из ножек некое подобие каменных жаровен с остатками углей и пепла. Грубая золотая отделка говорила о том, что это, скорее всего, не имущество «космонавтов», а что-то притащенное сюда жрецами.

Махо, указав на эти самые жаровни, объяснил:

— Вот здесь я жгу благовонные травы и ароматические шарики, чтобы дым достиг богов, и они простили нас!

Рим поднял голову и отметил забавную вещь: на золотом корпусе корабля не было ни единого черного пятна. Он с сомнением покосился на Махо и спросил:

— Твои предки тоже делали так?

— Да, Великий, — закивал головой толстяк.

— Может и врет, — задумчиво сказал Бык. — А может, поверхность такая — отталкивает грязь и копоть.

Снизу золотое дно корабля казалось абсолютно монолитным. Никаких люков или чего-то подобного не обнаружили, хотя и шарили по нему лучами фонариков довольно долго.

На обратном пути, разделившись, внимательно просматривали те самые «провода» с обеих сторон. И Кот заметил, как толстяк Махо ткнул посохом вместо дорожки в поребрик, отчего даже чуть пошатнулся.

— Ну, собственно говоря, теперь понятно, как они продолбили этот материал. Представь, если они реально две-три сотни лет подряд, каждые тринадцать дней спускаются сюда и бредут по этой дорожке с этим дурацким посохом. Конечно, материал крепкий, сколько лет в него такие вот Махи посохом тыкают. Но если регулярно попадать в одно и то же место… Ну, вполне могли и пробить. Удивительно только, что током никого не пришибло.

— Может, там вовсе и не ток, — задумчиво сказал Андрей. — Мало ли, на что оно похоже.