Книга: Время пепла
Назад: 46
Дальше: Благодарности

47

– У нас с тобой наметилась проблемка, – сказал лодочник, поднимая фонарь, чтобы свет упал ей в глаза.
Жмурясь, Сэммиш уставилась на него. У нее ломило все тело, а сон так напитался усталостью, что тяжело было отделить этого дородного здоровяка от ночного видения. Она села, через силу вгоняя себя в сознание.
Сейчас они были в пяти днях к югу от Китамара. Саффа договорилась о провозе на плоскодонке, сплавлявшейся от северного города до речных деревень, за погрузку-разгрузку на пристанях вдоль пути. Пища на лодке, по сути, представляла собой голодание с запахом рыбы; койки для сна стояли друг на дружке так низко, что Сэммиш отважно презрела комаров и мух на открытой палубе, а работа сошла бы за наказание и для мужика вдвое больше ее.
К закату они достигли второй на маршруте деревни и пришвартовались у старого, полузатопленного причала. Распорядок был таков: Сэммиш и другой нанявшийся – ханч с ухоженной бородой, что стремительно превращалась в истрепанную, – сносят груз прежде, чем лягут спать. А Саффа и лодочник в предутренней мгле загружают товар с берега, чтобы уйти с первым светом.
Свет пока еще не блеснул, но птицы предвещали его громкой песней.
– В чем сложности? – справилась наконец Сэммиш.
– Подружка лодырничает, вот в чем, – сказал лодочник. – Нам надо отчалить до прихода следующей лодки, а как в таком темпе?
Сэммиш выругалась про себя и рывком встала на ноги. Лодочник потопал обратно на берег. Пока Сэммиш спускалась за ним на пристань, река внизу шуршала, пофыркивала. Темнота благоухала летней зеленью. Навстречу брела Саффа с мешком на плечах, потупленно глядя перед собой.
Лодочник прошел мимо, словно ее и не было, направляясь к тачке у темной громады деревенского амбара. Сэммиш поравнялась с женщиной с Медного Берега.
– Все хорошо? – спросила Сэммиш. – Большой начальник заявил, что ты сачкуешь.
– Я в норме. Прости. Все от того, что часто задумываюсь.
Сэммиш приняла у нее мешок и взвалила на собственные плечи. Развьюченная, Саффа зашагала резвее.
– Что тебя гнетет?
– Скоро именины сына, – проговорила Саффа. – И я слышу его в воде. Тиму все еще во многом со мной. Или его утрата. Прости. Сейчас соберусь, поработаю.
Сэммиш скинула мешок в ряд к дюжине подобных. Зимние остатки ячменя, обещанные ниже по течению – селению, где погиб урожай. Спина у Сэммиш просто отваливалась.
– Так оно часто бывает. В гуще событий ты избегала мыслей о нем, откладывала на потом. Теперь, в безопасности, их время пришло.
– От меня мало толку.
– Ничуть не мало, – успокоила Сэммиш. – Только сейчас твой толк направлен на Тиму. Иди отдохни. Я доделаю.
– Прости, – опять повторила Саффа, но хотя бы отправилась к койкам, не пытаясь дальше работать. Сэммиш потянулась, сплюнула в реку и поспешила на пристань. Лодочник вывылил из тележки остальные мешки и удалился во тьму за новым грузом. Сэммиш выбрала один, равновесно пристроила на плече, а потом подкинула под бок второй – как здоровенного, плотного, туго набитого ребеночка. Назад в лодку она шла осторожно. Доски покрытия были скользкими от воды, и если она выронит в реку мешок, то до Медного Берега им придется чапать пешком.
Она прежде думала, что уход из Китамара будет значить полную перемену во всем. Ведь позади останется город, где она родилась и провела всю свою жизнь. Думала, что, покинув знакомые улицы, Сэммиш уйдет и от той, чересчур хорошо знакомой девчонки – но вот она, здравствуйте, тащит чужую ношу. А может, жизнь везде устроена одинаково – лишь череда проблем, одна за другой, пока мы наконец не выспимся на погребальном костре.
По правде говоря, она уже почти на это надеялась.
Бросать все и начинать заново было страшно. В ночь после того, как они сожгли Братство и выкрали нож обратно, она отыскала Саффу в Речном Порту. Когда Сэммиш сообразила, что строит планы, как уйти вместе, это показалось ей взглядом с края скалы. А нынче, осуществившись, обернулось лишь новым трудом, новым недоеданием, новым прерванным сном. Ей было к этому не привыкать.
Еще два мешка, и к обратной ходке вернулся лодочник с тачкой. Он не произнес ни слова, но в целом одобрительно пробурчал. Он тоже понес мешок, вперед Сэммиш, а после остался на лодке перекладывать груз для устойчивости. Перетаскивать остаток, походу, выпало ей.
По спине, по бокам струился пот. Затекли мышцы. Сперва сама не сознавая, она уже с трудом вбирала воздух в легкие и выпускала наружу. Но с каждой ходкой на берег и обратно горка мешков уменьшалась. Птицы уже пели громче, и на востоке расшитое звездами небо выцвело из черного в пепельный. То, что было сплошной чернотой, приобрело четкие очертания крыш домов и расплывчатые обводы деревьев. Куча мешков на земле редела, та, что на лодке, – росла. Сэммиш изнемогала, но, к своему удивлению, поняла, что довольна собой.
Когда она несла на лодку очередную пару, навстречу вышел другой работник, и они немного потоптались, разворачиваясь боком, пока молча разбирались, как им разминуться. Она подождала работника на лодке. Он взял только один мешок.
– Пойдем-ка вместе, – сказала она. – Не то ненароком столкнем друг друга через край.
Ханч ощерился на нее, словно не привык выслушивать указания от невзрачных худышек-инлисок, но потом пожал плечами:
– Верно подмечено.
Вдвоем они очистили причал от мешков, сложив груз на лодке до того, как солнце взошло, хотя оно уже было не за горами. Все звезды пропали, и облака окрасились цветом роз, когда лодочник и деревенский староста развязали концы и вытолкали лодку на гладь ленивого течения Кахона. Лодочник сходил в свою каюту – отсек едва ли в ширину его плеч, но все больше того, где размещались трое его работников, – вынес латунный горн и протрубил. Три длинных гудка и один короткий разнеслись над рекой. Вскоре послышался ответ – два коротких, два длинных с верха течения.
– Считай, подрезал, мать их, – сказал лодочник, однако довольным голосом. – Можете постряпать, если хотите. Я буду следить за водой.
Бородач кивнул, и Сэммиш сходила с ним к небольшой клети с рисом, сушеными яблоками и вяленой свининой. Она развела на камне огонек для готовки, а ханч залил речной водой рис и яблоки в жестяной кастрюльке размером с кулак. Предполагалось, что это будет еда на троих.
– Как думаешь, за чем ему там следить? – спросил попутчик, кивая на нос лодки. Столько слов он не говорил ей с самого отплытия от больницы у черты Китамара.
– Наверно, за корягами, – ответила Сэммиш. – За отмелями. – Бородатый согласно промычал.
– Первый раз на реке? – спросила она.
– Да.
– Я тоже.
– Я уже понял со слов твоей подруги. Как там она, ничего?
– Ей надо пообвыкнуться, вот и все, – пояснила Сэммиш, надеясь, что говорит правду. Она считала, что так и есть.
Вода начала закипать, потянул пар с привкусом яблок и соли. Мужчина принялся помешивать, и Сэммиш остановила его. «Не надо, слипнется. Просто пускай покипит». Он последовал совету, и этим понравился ей еще больше.
Солнце взошло и выжгло последние клочья речного тумана. Яблочный рис сготовился, и бородатый понес мисочку Саффе, пока Сэммиш не торопясь жевала свою долю. Была такая голодная хитрость. Сточишь разом, и тело забудет, что его покормили. Ешь медленно, вкушай – и даже немножечко пищи почти насытит тебя.
Закончив, она откинулась на спину, вытянулась под теплым солнцем среди речной безмятежности и слушала, как жужжат мошки, перекликаются вдалеке другие лодки и ласково мурлычет Кахон.
«Не так уж и плохо», – подумала она на краешке дремоты. Пускай не та жизнь, о какой ей мечталось. Не работа в окошке приема ставок. Не благоустроенное жилье в Притечье. Не Алис, верней, не та девушка, которой Алис представала в мечтах.
Но и этого было достаточно.

 

Поутру Алис проснулась под звуки песни. Пекарь напевал себе, пока колдовал над огнем, поставив в печь сегодняшние ковриги и булки. Открыв глаза, Алис зашевелилась, и кот обиженно соскочил с ее коленей, подошел к двери, поскребся и оглянулся с неприкрытым разочарованием. Алис сперва полагала, что животинка где-то издохла, но через неделю, как заняла комнату Сэммиш, кот появился и, судя по поведению, вообще не заметил, что одна девушка, спящая на его кровати, поменялась на другую.
Прошло пять недель после того, как сгорело Братство и умер князь Бирн а Саль. Вначале Алис держалась в тени, самой глубокой тени Долгогорья, не считая тропок Тетки Шипихи. Даже подсылала в кабаки свою мать, разузнать, не объявляла ли охотничий клич Андомака Чаалат и не спрашивал ли кто с Зеленой Горки о девушке ее внешности. Никакого клича не прозвучало, дни тянулись за днями, и Алис постепенно уверилась, что ускользнула. Та Алис, которую Андомака называла маленькой волчицей, погибла в обломках на Зеленой Горке, и в каком-то отношении так оно и было. Тем не менее она коротко подстриглась и продала прежнюю одежду вместе с дубинкой. На всякий случай.
Алис смочила тряпицу в воде, что натаскала вечером, утерлась, надела простую куртку и холщовые рабочие штаны. По погоде в этом будет жарковато, но работа ожидалась суровая, и предпочтительней запариться, а не ободрать колени и локти.
Когда она открыла дверь, крыши домов сверкали позолотой со стороны востока – будто солнце уселось на Храм и оглядывало весь город. Из печи разносился аромат жареного изюма и булок с патокой, и Нимал поджидал ее, с улыбкой присев у двери.
– Нет, – на ходу бросила Алис, направляясь на юг.
– Ты даже не выслушала, о чем речь. – Нимал вприпрыжку с ней поравнялся. – Дело безопаснее, чем выстирать портки. Практически законная тема.
– И синие плащи так считают?
– С каких это пор нам надо совершить преступление, чтобы получить от них по башке? – возразил Нимал.
– Нет. Если это тычка и она плохо кончится, то не обойдется без мордобоя или чего похлеще. Хватит с меня жестокостей. Не мое это.
– Да ладно тебе, Алис. Ну пожалуйста. Я почти собрал команду. Надо только еще одного из наших, проверенных. От жизни-то куда отстранишься? Да никуда. Разве такое бывает? – Он улещевал, точно ребенок выпрашивал подарок у мамы.
Алис остановилась и развернулась к нему. Без злобы. Разве что с легким раздражением. Нимал приподнял брови и состроил обворожительную, по его мнению, физиономию.
– Ты когда-нибудь убивал? – спросила она.
– В драках я, без дураков, поучаствовал. И ничего, по жизни сплю крепко.
– Нет, я имею в виду умышленную мокруху. Когда глядишь на живую жертву, зная, что тебе сейчас предстоит, а потом доводишь дело до конца. Ты или убивал, или нет. Так которое из двух?
Его улыбка увяла.
– До мокрухи не доводил. Я парнишка ушлый, уходить умею.
– А я не умею. Я знаю, каково оно, и больше меня туда не тянет. На этом разговор окончен, угу?
Теперь он посерьезнел.
– Е-мое, Алис. Ты кого-то убила?
– Рада была повидаться, – сказала она. – Удачной тычки.
Она отправилась дальше, и на сей раз Нимал отстал. Алис двинулась своим обычным маршрутом, обходя поочередно дома. Дядя Черной Нел трудился на магистрат, растаскивая с улиц дерьмо, и двоюродная сестра Уллья пошла по отцовским стопам. Большая Салла и Маленькая Салла жили друг от дружки через дорогу. Гибби, сынишка Высокой Дженны, был еще мал и не шибко полезен, но забрать его из дома – доброе дело по отношению к матери, так хоть ее не будут отвлекать от шитья. Одно это стоило медяка, когда у Высокой Дженны имелась монетка, или ответной услуги, когда не имелась. Мимо материнского дома Алис прошла не задерживаясь. Далее ее ждал Никейл – мальчишка был подмастерьем мясника из Притечья, пока синие плащи не забрали мясника за то, что тот утаивал налоги и выдавал собачатину за свинину. Потом Бледный Элбрит, как обычно худющий, но на голову вытянувшийся с зимы. Вся старая шайка Линнет, кроме Смуглянки Аман, которая посчитала, что выросла и прежний промысел ниже ее достоинства.
Всех собрав, Алис гурьбой повела ребятню за черту Долгогорья и следила, чтобы никто не отстал. Дети распевали те же старые песни, каким их научила Седая Линнет. Каким учила и мелкую Алис. И пока Алис притворялась, будто веселится от песенки про верткого, скользкого угорька и большую черную жабу, какая-то часть ее веселилась взаправду. С детьми она могла прямо на улице поплясать, выкидывая коленца, и, даже пускай закатывала глаза, встречая взгляды взрослых прохожих, далеко не все ее удовольствие было наигранным.
Утро не перевалило за середину, когда они добрались до южного моста из желтого кирпича, скрепленного черным раствором, и, переходя мост, ей пришлось стаскивать Элбрита с каменных перил. Мальчишка вдруг вздумал пройтись, не отгораживаясь от быстрых темных вод ничем, кроме воздуха. Было смутное ощущение, что он выделывался ради Маленькой Саллы.
В конце моста они сошли с каменных выступов на узкую прогалину у воды, где еще не росли деревья – Ильник только-только прирос тут сушей. Вдоль берега реки дети шагали рядком, держась за руки. Кахон скользил мимо скорее прежнего, так как они теперь шли навстречу течению. На опушке зарослей, на белом табурете сидел всегдашний старик. С седыми нечесаными лохмами, он, как обычно, глазел из-под полуприкрытых век, но пока ни разу не пытался общаться ни с Алис, ни с кем из детей. Она все едино приглядывала за дедом. Ни с кем из истинных обитателей Ильника расслабляться было нельзя.
За рекой она тоже следила, отмечая, где вода расступается перед песчаной отмелью, а где перехлестывает, где скапливается в лужи, а где утекает, где очертания берега изменились по сравнению со вчерашним, а где остались какими были. Добравшись до подходящей косы, Алис остановилась и простерла руки к небу. Долгогорская ребятня сбилась вокруг нее и тоже потянула ладошки вверх.
– Итак, – произнесла она и примолкла, давая малышам время исполниться радостного волнения – кроме Большой Саллы, чуток переросшей эту игру. – Ищем палки-копалки!
Дети, как щенки, разбежались рвать хворостины молодых побегов или тащить намытые водой ветки. Она наблюдала за ними, чуткая, как волчица-мать. По ее свистку дети снова собрались в круг. Элбрит, не утихая, тараторил с Маленькой Саллой, пока Алис не рассадила их. Тогда он надулся, но дулся хотя бы молча.
Она хорошо помнила, как сама сидела в кругу. А нынче – стояла посередине, заместо Линнет, и улыбалась ее прежней улыбкой. Только не такой скромной, потому что Линнет она не была. Она была Алис, которая Линлина Алис – и Даррова. Та, что ходила блохой у Оррела, когда тот щипал кошельки, и стояла на стреме у Коррима, когда тот ломал склады в Речном Порту. А теперь вот она кто – и такой будет до конца жизни. А может, и нет.
– Мы соблюдаем правила, – начала она, как повелось у Линнет. – Какое первое правило?
Они отвечали вместе, хором голосков под журчанье воды:
– Не заходить в реку.
– Правильно. Голодны ее воды. Всякий об этом знает. Какое второе правило?
– Не заходить за деревья.
– Там нет ничего полезного нам и чересчур много вредного. Третье?
Маленькая Салла покосилась на Элбрита и заухмылялась. Мальчишка ухмыльнулся в ответ. Значит, заигрывание шло с обеих сторон.
– Всегда держаться вместе.
– А что мы делаем, когда находим разные штуки?
– Относим их к Алис.
– Да. Складываем все у меня, а потом честно делим на всех. Тот, кто зажмет находку себе, – обманщик. А обманщиков мы с собой не берем.
– Мы их топим в реке! – выкрикнул Элбрит, просияв от такой перспективы. Алис не стала его осекать. Седая Линнет установила извечные правила, которые действуют ныне и присно. Но появилось еще одно, новое.
– А что, – сказала Алис, – будем делать, если вдруг найдем нож?
– Выкинем фуфло назад в реку, – хором прокричали дети.
С опушки рощи донесся шум – может, ветра в листве, а может, засмеялся старый бродяга. Или какой-то дух. Или бог.
– Ну что, – обратилась Алис к детворе Долгогорья. – Погнали искать сокровища?
На этом заканчивается книга первая трилогии о Китамаре, где не вечно ничто, даже горе.
Назад: 46
Дальше: Благодарности