С самого утра поднялся ветер. Он мчался с востока, разгоняя пыль на пути. Лепетал и завывал. Где-то в долгогорских трущобах инлисские жрецы-старообрядцы глушили святые чаи и слышали в свисте ветра глас Бога. По-змеиному искривленные улочки дробили воздушные потоки или отводили их в сторону. В кварталах ханчей кувалдами грохотали ставни. Горделивая башня Храма высилась против шквала, как нос огромного корабля, рассекавшего буруны волн, а городскими парусами и мачтой был подъем Старых Ворот. Говорили, что если на мосту к Старым Воротам – одному из двух средних – обронить платочек, то упадет он аж на дворец, несясь при этом над берегом быстрей конской скачки. Впрочем, мало ли что говорили.

Зеленая Горка, пока они втроем шли ее широкими ухоженными улицами, оставалась спокойной. Громадный выступ Дворцового Холма прикрывал западную кромку города от всего, кроме пыльных вихрей, пряча поместья знати от непогоды, как мать заслоняет собой ребенка. Деревья вокруг братств и родовых особняков трепетали листвой, но не сгибались и не раскачивались.

Алис шла в своей кожанке, уже довольно-таки жарковатой. Телу ее нездоровилось – теснота, легкая ломота, словно в начальной стадии лихорадки. Головой же она понимала, что исцелится, как только возьмется за дело. Все это от предварительных волнений. Сэммиш надела просторную коричневую куртку, юбку и привязала под локоть заточку щипача – тонкую, острую и незаметную. Только Саффа накинула на себя, можно сказать, личину – наряд до того нарочито обыденный, что сошла бы за низшую прислугу любого дома. Выделялась разве что вязаная котомка, где на ходу звякал и плюхал незажженный фонарь.

– Конюшни сзади, – сказала Сэммиш. – Помнишь? Где ворота.

– Помню, – проговорила Саффа. Более спокойно, чем Сэммиш. Потому ли, что, в отличие от них, южанка останется снаружи поместья? Или это жреческий опыт наделял ее невозмутимостью перед лицом гибели или плена?

Они обогнули угол, и Братство Дарис предстало пред ними. Даже не самое крупное поместье в округе. Это Алис на нем зациклилась, потому и мнила сверхъестественно жутким.

– Досчитаешь до тысячи, – сказала Сэммиш. – Но только как мы войдем внутрь.

– Помню, – сказала Саффа.

Алис вытянула из кошелька кожаный ремешок и похлопала Сэммиш по плечу.

– Руки.

Сэммиш завела руки за спину. Алис опутала петлями основания кистей, где тонкие кости запястья расходились к ладони и большому пальцу. Узлу, старой уловке, ее научил Дарро. Прочный на вид и на ощупь, он развязывался, стоило Сэммиш перекрутить руки.

– Пожелай нам удачи, – молвила Алис.

Женщина с Медного Берега, единожды кивнув, проговорила:

– Удачи.

Алис послала Сэммиш вперед, ткнув свинцовым оковалком дубинки, как заключенную. Они перешли широкую площадь. Сэммиш глубоко, изнуренно дышала.

– Я доверяюсь тебе.

– Знаю, – сказала Алис. – Прими взволнованный вид.

Сэммиш засмеялась, и Алис улыбнулась тоже. А потом перед ними выросла деревянная калитка и двое стражников с мечами на поясах выступили им навстречу. Оба ханчи, оба в цветах Братства Дарис. Один на полголовы выше другого, но, кроме этого, почитай, неразличимы.

– Что тут такое? – спросил высокий.

– Вот, доставила че просили, – хвастливо заявила Алис. Развязность в голосе она вырабатывала месяцами, но в этот раз ощутила душок постановки. – Трегарро знает, о чем речь.

Стражи переглянулись. Алис видела себя их глазами: одна долгогорская крыска притащила другую, чтобы хозяин кинул ей грошик и погладил по голове. От презрения они не стали даже издеваться, а просто заулыбались.

– Ладно, забираем, – сказал высокий, протягивая лапы к Сэммиш.

Алис отдернула пленницу назад.

– Ну нет. Лично в руки. Такой был уговор.

– Такой не такой – капитана здесь больше нет. Хочешь – передавай ее нам, не хочешь – забирай домой скармливать объедки.

Слова окатили Алис порывом ледяного ветра. Она увидела, как остолбенела Сэммиш. Если Трегарро ушел, что еще могло поменяться? Теперь не поймешь, куда встряли. Ясно одно – все обернулось не так, как они рассчитывали.

Хорошо бы перемолвится с Сэммиш, спросить совета, как быть. Но нельзя. Принимать решение ей, и она решилась.

– Значит, перетрем с ней самой, – сказала Алис.

– С кем?

Алис воткнула в стражника собственный презрительный взор:

– А то не знаете, о ком я! Раз нет капитана, будем разговаривать с хозяйкой. Передайте, что пришла ее волчица и то, о чем меня просили, – выполнено.

С бойцов спала уверенность. Судя по виду, сейчас они гадали, действительно ли Андомака опустится до личной встречи с такой, как Алис. Девушка задиристо выпятила подбородок. Второй охранник, перемявшись, молча от нее отодвинулся, и Алис поняла – получилось. Тот, что повыше, положил руку на эфес и кивком разрешил проходить. Алис подтолкнула Сэммиш, и та, немного театрально, споткнулась. Однако караульные не заподозрили фальши. Они подошли к ограде, отперли калитку и препроводили обеих внутрь.

Алис ожидала, что их с Сэммиш отведут в каморку, куда Трегарро притащил ее целую жизнь назад, когда она принесла серебряный нож. Вместо этого охрана двинулась к главному зданию усадьбы, расположенному около входа в общий храм. Казалось, здесь повсюду сновали слуги и стражники, но, скорее всего, сегодня челяди было не больше обычного. Лишь от испуга ей мнилось, будто их тут как муравьев на дохлой крысе.

Ее отправили к торцу здания, потом свели по деревянным ступенькам в полуподвальный вход для прислуги и далее в пустую комнату с высоким потолком. В такого рода местах торговые поверенные встречаются с шеф-поварами или дворецкими. Всю меблировку составляли потрепанные стулья и грубо сколоченный стол. Источником света служило оконце на самом верху стены. По толстым деревянным балкам перемещались тени от проходящих ног. Алис вдруг пробрало воспоминанием о подземных залах Тетки Шипихи, где она пряталась от синих плащей, пока Дарро готовил себе свою смерть. Захотелось подняться назад по ступеням. Выйти куда-нибудь, откуда есть возможность сбежать.

– Жди здесь, – сказал высокий, и оба вышли. Отсеченные дверью шаги быстро стихли. Алис села, потом опять встала, потом принялась расхаживать по комнате.

– Трегарро здесь нет? – Сэммиш приглушила голос, словно их могли подслушивать.

– Не знаю, – сказала Алис. – Раньше всегда был на месте.

В окне наверху раздался чей-то окрик, и у Алис забурлила кровь. Но возглас канул, никем не подхваченный. Значит, не пожар. Сколько времени они уже за оградой? Она тоже должна была начать отсчет, когда потеряла Саффу из вида, но позабыла об этом.

– Может, оно и к лучшему, – сказала Сэммиш. – Если его нет, то на одного меньше выслеживать. Тем верней, что Андомака сама пойдет за ножом.

– Если вообще появится. Вдруг она занята, и до нас ей не будет дела час или два? Мы для нее не слишком важные персоны.

– В отличие от Саффы, – произнесла Сэммиш с уверенностью, которую Алис не разделяла. – Как только узнает, что нас привели, сразу примчится.

– А если не успеет, пока не поднимут тревогу?

Сэммиш, с руками за спиной, пожала плечами.

– Тогда пойдем ее искать сами.

Снаружи, по подметенной и вымытой зеленогорской улице, спокойно шла по своим делам какая-то женщина с родинкой на щеке и вязаной котомкой у пояса. Определенно не ханчийка и не особенно похожая на инлисску, она ступала изящно и твердо. Если кто и обращал на нее внимание, то с праздным любопытством. Отнюдь не считая угрозой.

Она свернула на менее опрятную дорожку, предназначенную для проворных и неприметных слуг. Ее скулы слегка подрагивали, будто женщина что-то беззвучно декламировала. У ограды Братства Дарис она задержалась. Ограда была здесь десятифутовой оштукатуренной стеной, обильно увитой плющом – зеленые листья покрывали собой старые бурые стебли. Далее впереди располагались ворота для въезда, они были закрыты. Запах навоза и фырканье лошадей подсказывали, что конюшни Братства размещены сразу за стеной. Женщина остановилась, потянула плечи и бережно поставила котомку на мощеную дорожку. Непринужденно наклонилась чего-то в ней поискать.

Достала небольшой фонарь, не более двух сложенных кулаков в объеме. В жестяном, звякающем брюшке плескалось масло, а стеклянный колпак, предохраняющий пламя от ветра, был дешевым и сальным. По-прежнему едва заметно шевеля скулами, женщина выдвинула фитиль, чересчур далеко. Если так зажечь, стекло закоптится, но ее, похоже, это не волновало. В механическое огниво был вделан осколочек кремня, стесанный едва ли не до конца. Она с десяток раз щелкала его большим пальцем прежде, чем фитиль загорелся. Надев стеклянный колпак обратно, она постояла, глядя на пламя.

Скулы женщины перестали подрагивать.

Чтобы перекинуть фонарь через ограду, не пришлось прилагать вообще никаких усилий – как выпустить птицу, а не метнуть снаряд.

Фонарь описал неспешную дугу, завис над стеной, но все-таки решил плюхнуться вниз по ту сторону ограды. Приземлился он неудачно – стеклянный колпак разлетелся осколками, а жестяная емкость, лопаясь по швам, покатилась и дала течь. Щебень дорожки запачкало разлившееся масло. Фитиль лег на землю, и небольшой язык пламени превратился в средненький костерок. Ввысь взметнулось и развеялось облачко дыма.

С уличной стороны стены женщина опять надела на плечо котомку и пошла, спокойно и равнодушно, будто ничего необычного не сотворила. Не привлекая внимания, она добралась до угла и устроилась в тени изваяния ханчийского бога, стоящего невдалеке от ворот. Оглянулась назад, почесывая щеку, – как будто забеспокоилась о последствиях своего хулиганства.

В конюшнях Братства Дарис стоял беспорядок. Ветер взметал в воздух песчинки, травинки сена и кусочки сухого навоза, вынуждая конюхов и возниц щурить глаза. Возле стены масляная лужа подтекла под яркую зелень плюща, и огонь следовал за ней. Молодой плющ, сочный, восколистный, сопротивлялся огню. Старые листья и стебли под ними, многолетнее подтверждение того, что никто не утруждался чистить ограду, были посуше, более колючими и готовыми вспыхнуть. Найдись рядом свидетели, они оценили бы красоту – как теплый оранжевый свет просиял сквозь зеленый настил, но день выдался неудачным, и никто этого не увидел.

Пламя скрытно росло и распространялось, пока жара не оказалось достаточно, чтобы зелень пожухла и распустилась прядь темного чада. Первыми опасность почуяли кони, но мальчик, прислуживавший в стойле, не понял, что их так возбудило. Огонь добрался до большого каретного сарая, чьи боковины были выложены из старого, прочного дерева. Обуглиться стенки могли, но, чтобы зажечь их, потребовалось бы большее, чем сырой трут из плюща.

Дым к этому времени сгустился в смутное затемнение на небе. Сидя подле бога, женщина заметила его, но только потому, что знала, куда смотреть. Она взолнованно подалась вперед, гадая, не пора ли бить в набат об опасности.

Огонь под плющем пригасал, истощив свое легко воспламеняющееся топливо. Зеленые листья обмякли, но яркое сияние за ними потускнело до бледно-рдяного. Открылись ворота, и на территорию поместья вкатился экипаж. Толстопузый извозчик правил парной упряжкой. Он приостановился на въезде и поднял глаза к небу, не совсем разобрав учуянный запах.

«Пожалуйста, – мысленно произнесла женщина. – Пожалуйста». Ее просьба недотягивала до молитвы, но исходила с истово духовным запалом.

Ветер по своей ветренной сути сменил направление и хлынул на город с севера, понизу, как меха раздувают горнило. Зеленые листья то вздрагивали, то плясали. Оранжевое воссияло золотом. Угли и сажу выдуло из-под тлеющего пожара, как рой светляков. Глаз извозчика ухватил мельтешение искр, но к тому времени один маленький язычок пламени обустроил себе жилье в сухом сене. А второй в куче тряпья, которую конюшонок должен был разобрать, но забыл. А еще один сквозь незабранное окно потянулся в главный дом Братства.

Закричал извозчик. Завопили кони. Ветер забормотал, потом взвыл.

Дверь открылась, и вошел новый стражник. Он осмотрел всю комнату, будто проверял на предмет чего-то, Алис неведомого. Затем, видимо удовлетворенный, молча встал сбоку, и внутрь зашла Андомака. Ныне, зная, куда глядеть, Алис заметила в бледной женщине перемены. Она по-другому держала осанку – не ровнее, но более чопорно. Та Андомака, что явилась из дыма в келье на Старых Воротах, текла по этому миру, как дым. Эта была резче, тверже, как бы ожесточеннее.

Бледные глаза захлопали, перескакивая с Сэммиш на Алис, потом уперлись на одну Сэммиш. Уголок рта тронула скромная, но довольная улыбка. Сэммиш со связанными руками тупилась в пол у ног Андомаки, словно пыталась стать незаметной. Алис почувствовала, как крепче затягивается узел страха в кишках.

– Ну что, это она? – подала голос Алис, чтобы разбить тишину.

– Возможно, – сказала Андомака. Она протянула руку к подбородку Сэммиш и приподняла его, чтобы смотреть прямо в лицо.

– Ну? Что скажешь, малышка? Мы раньше встречались?

Сэммиш сглотнула и покачала головой. Нет.

Улыбка Андомаки сочилась неразбавленной жестокостью.

– Ты насчет этого точно уверена?

Сэммиш опять замотала головой, то ли подразумевая нет, не встречались, то ли нет, не уверена.

Улыбка Андомаки расширилась.

– Она еще здесь? До сих пор прячется в городе?

– Кто? – спросила Сэммиш, и Андомака резко ударила ее в переносицу. Сэммиш пискнула и повалилась на спину, по лицу потекла кровь. Андомака повернулась, подставляя ладонь. Стражник у двери снял с пояса кинжал с коротким лезвием и подал рукоятью вперед. Сэммиш заскулила от боли и страха.

– Эй! – окликнула Алис, вклиниваясь между ними. Сердце горело и мчалось.

Андомака бросила мрачный взгляд:

– А ты постой-ка в сторонке.

– Мне вообще-то не заплатили, – сказала Алис. – Хотите ее почикать на ленточки – дело хозяйское. Но там, откуда я родом, мяснику платят до того, как жрут сосиски.

– Ты получишь свою награду, – сказала Андомака и двинулась вперед, будто Алис уже убралась с дороги. Позыв отступить был могуч, но она не стронулась с места.

– Получу сейчас, пока внутри нее еще осталась капелька крови. Не сочтите за оскорбление, но я работаю так. Пока мне не заплатят, эта штучка моя, и будьте любезны, не портите мой товар синяками.

Смех Андомаки был коротким и острым, как лезвие в ее руке.

– Не заблуждайся, будто имеешь здесь власть. Это мой дом. И мой город.

– Ваш. – Алис сложила руки в лотях. – А работа – моя, и я получу свои деньги.

В бледных глазах боролись интерес и досада. Алис стала потверже, впиваясь ногами в каменный пол, будто пустила корни. Высоко на стене мелькали тени, и на миг единственным звуком сделался шуршащий перестук шагов за окном. И тогда, неотчетливо, но безошибочно различимо, мужской голос закричал: «Горим!»

Андомака посмотрела наверх, сузив глаза. Зов повторился, и вступили новые голоса. «Горим! Пожар, пожар!» Бледная женщина совсем побледнела.

– Оставайся здесь, – бросила она Алис. – Сторожи ее. Я вернусь.

Андомака решительным шагом вышла из комнаты, стражник за ней по пятам. Когда дверь закрылась, Алис осела на пол. Сэммиш, по-прежнему со связанными сзади руками и ртом, заляпанным кровью, встретилась с ней взглядом.

– Она меня хочет прикончить.

– Ага.

– Дура набитая. – Сэммиш ерзнула, изогнула плечо, и ее руки оказались свободны. Утерла кровь рукавом. – Пора поспешить за ней.

– А нельзя подождать, пока мое сердце перестанет лезть в глотку?

Сэммиш оскалилась ухмылкой, показав кровавые зубы.

– Нет.

К своему удивлению, Алис расхохоталась. Сэммиш, встав первой, волоком помогла ей подняться. За окном количество ног увеличивалось, и топот коней, освобожденных из стойл, присоединился к разноголосице тревожных окриков.

– Позволь, поведу я, – сказала Сэммиш. – Я уже здесь как-то прогуливалась. Есть мыслишка, куда она может направиться.

– Отлично. – На этом слове Алис толкнула дверь. Та не открылась. Алис поднажала, но дверь снова не подалась. Вглядевшись в щель возле рамы, она увидела темное пятно засова. – Нас заперли.

Сэммиш достала из рукава тонкое лезвие и протянула ей.

– Подними засов.

– Не хватает хода.

– Значит, придется ломать, – с отчаянием в голосе проговорила Сэммиш. – Не то она уйдет, и нам ее не найти.

Алис опять взглянула на голую, унылую комнату. Потрепанные стулья и шаткий стол. Деревянные балки, поверх все та же пляска теней.

– Пролезешь в окно? – спросила Алис.

– Как я туда заберусь?

– Помогай, – сказала Алис, берясь за стол. Вместе они сдвинули его к стене, под высокое узкое оконце. Возгласы «Горим!» сделались громче, сквозняк попахивал дымом. Алис взяла стул, водрузила его на стол и залезла сверху.

– Выдержит. Я тебя подсажу.

– А как же ты?

– Вернешься за мной, – сказала Алис, сплетая пальцы. – Когда закончишь.

Сэммиш на нее посмотрела. Обе сознавали, сколь обманчиво это звучит, сколь более вероятны иные исходы – и какие ужасы те исходы за собой повлекут. Сэммиш водрузила ногу на ладони Алис, и Алис поднатужилась, поднимая подругу. Под их совмещенным весом старый, расшатанный стул заскрипел. Сэммиш, выпрямившись, ухватилась за окно и подтянулась. Алис, чувствуя, как спадает навалившийся вес, толкала Сэммиш вверх и наружу. Извиваясь, Сэммиш протискивалась в оконце. Оно едва не оказалось чересчур узким, но нет. Когда подруга выскользнула на улицу, Алис широко улыбнулась.

Голова Сэммиш сунулась обратно. Тень почти скрывала написанное на лице расстройство.

– Я вернусь, – сказала она.

– Знаю, – ответила Алис. – Я в тебя верю.

Первым раздался хриплый мужской крик, затем вопли коней. Сидевшая под статуей бога женщина встала. Дым уплотнился, теперь его не заметить было нельзя, несмотря на хлещущий ветер. Громадный бутон, черный и жирный, распускался и рос за оградой. Ворота для экипажей вновь открылись, только сначала оттуда никто не показывался. А затем, секундой спустя, молодая кобылица с огромными от испуга зрачками галопом проскакала на улицу, наводя сумятицу среди шарахнувшихся в стороны встречных.

– Пожар! – заорала женщина, показывая на Братство Дарис. – Там пожар!

Зов расходился по Зеленой Горке, как рябь по стоячему пруду, куда упал камень, – а впереди разбегалась паника. Женщина скрыла радостное облегчение. План не провалился. По крайней мере, пока еще нет. Далеко в конце улицы она увидала мужчин в синих плащах городской стражи – спеша на пожар, они не церемонясь распихивали народ. Слуги, торговцы и носильщики паланкинов для знати приостанавливались поглазеть, образуя вокруг Братства барьер из любопытства и живого мяса, через который страже приходилось силой пробивать себе путь.

Поначалу меры по песку и воде предприняла только челядь Братства Дарис, бегая с тазами и ведрами до западного канала, а потом назад к своим горящим конюшням. Но через считаные минуты к ним присоединились другие. Прислуга, одетая в цвета полудюжины семейств и братств, выстроилась в муравьиную тропку и передавала ведра вниз-вверх по улице. Подбежала молодежь с лопатами и бадьями с песком, с мокрыми тряпками на лицах.

В воротах показался извозчик, с блестящей от крови, а может, ожогов кожей. Шатаясь, он сел прямо посреди дороги – оглушенный или умирающий. Женщина шагнула в сторону открытых ворот. Никто ее не останавливал. Она достигла цепочки корыт, лоханей, тазов воды, приняла из чьих-то рук ведро и пошла в дом своего врага, как будто собиралась его спасать.

Конюшни, каретный сарай и сами кареты, кладовые с припасами – пламя покрыло все. Стена, куда она забросила фонарь, была сплошной чернотой. Обуглился немалый участок. Жар набрасывался, атаковал все вокруг. Едкий дым налетал вместе с ветром, забивался в ноздри и рот, перекрывая ей воздух.

Их замыслы и чаяния осуществились с лихвой. Все глаза были прикованы к пожарищу. Она подняла ведро с водой, выбрала клин пламени и, будто плевала в огонь, метнула туда яркие и бессильные брызги. Огню от этого хуже не стало.

Один из мужчин что-то прокричал, ей не удалось разобрать, но цепочка ведер сдвинулась, оставляя ее одну возле горящей кареты. На мгновение она растерялась. То, что все эти люди, сражавшиеся, чтобы обуздать пламя, одновременно уйдут, показалось ей невероятным, как сон. Но нет, они не уходили, а только перемещались к главному зданию. По-прежнему в недоумении, она подумала, что, может быть, в доме есть бассейн с водой, откуда проще черпать, чем из канала.

А потом она поглядела наверх сквозь дым и солнечные лучи. Высоко над ней ярким светом мерцали два окна. И тут же, этажом ниже, вспыхнуло третье.

Отсечь огонь они не смогли.

Сэммиш бежала, но это не имело значения. Бежали все. Составляя план, она воображала себя кораблем, следующим тихим курсом позади Трегарро, ведь тот до этого ее ни разу не видел. Мысленно она смешивалась со служанками, как в прошлый раз. А за спиной поддержку оказывал Адрик. Или Алис. В общем, кто-нибудь да был. В действительности Сэммиш, вытирая кровь рукавами, гналась в одиночку за тварью, что прежде уже смотрела на нее из глаз Тиму. И сколько бы она ни уговаривала себя, что ищет свою сковородку, пришла повидать родственницу или еще какой обманкой из тысячи, способных набросить покров невидимости, в голове умещалось только одно: «Я должна найти Андомаку».

Наиболее очевидным местом, куда отправилась бы хозяйка, был внутренний храм, и он стоял отсюда невдалеке. Невдалеке от подвала, куда забрали их с Алис. Она пересекла плиточный внутренний двор, где ветви были усыпаны зелеными яблоками – мелкими, с ее большой палец. Свет был неправильным, желтым и мутным. Солнечные лучи просеивал дым.

Девушка с худым лицом – прислуга, хоть и ханчийка, – бежала меж колоннады стволов справа от Сэммиш, и та ринулась за ней, окликивая на ходу. Девушка остановилсь и обернулась, тараща обезумевшие глаза.

– Леди Андомака, – начала Сэммиш.

– Что?

– Андомака. Которая бледная, самая главная. Ты видела, где она?

– Что?

– Ты ее видела?

Девушка отшатнулась, словно Сэммиш дала ей затрещину и помотала головой. И бросилась бежать. Сэммиш не стала ее останавливать. По сравнению с предыдущим проникновением переходы смотрелись заметно иначе. Одно из двух – или она неверно совместила с ними нарисованную в голове карту, или сама была не той девушкой, что прежде сюда пробралась. И то и другое казалось возможным. Внутренний храм должен находиться на западе. Она стала к утреннему солнцу спиной и, как могла, поспешила вперед.

Народ метался повсюду. Кто-то на руках выносил свертки ткани и расшитые кресла. Кто-то рыдал. Некоторые несли ведра с водой, расплескивая так, что, пока дойдут до огня, у них ничего не останется. Взгляд Сэммиш скользил по этому преддверию ада. Ей требовалось найти лишь одно.

Она наткнулась на проход, точно знакомый по прошлому разу. Да, отсюда вел путь к окну, из которого она тогда выпрыгнула. Прямо впереди – внутренний храм.

И коротко, как молния, в конце коридора мелькнули бледные волосы, скрываясь в дверном проеме. Сэммиш перевела дух. Даже неподвижно стоя на месте, ее тело мчалось без удержу, как река в половодье. Она осторожно двинулась туда, где увидела Андомаку, напоминая себе, что всего лишь разыскивает свою родственницу, и в то же время перебирала в уме все известное ей о деревянных ходах, что вели к каменному алтарю в сердце храма. Если она права, если память не дала сбой, то именно в этом направлении шла Андомака.

Заточку щипача Сэммиш прижимала к ладони. Сейчас это казалось неразумным, но лезвие было острым как бритва. Она рисовала перед собой картину, как вгоняет его бледной женщине промеж ребер. Или проводит поперек горла. Она-то сможет – почитай, наверняка. Сэммиш добралась до развилки, где показывалась Андомака, и повернула в нужный проход.

Андомака стояла спиною к Сэммиш не далее, чем в дюжине футов. С ней разговаривал охранник в мундире Братства. Сэммиш не стала ждать, что они скажут. Она отступила назад за угол и прижалась к стене. Расслышать что-нибудь помимо сердцебиения потребовало усилий, но звук таки пришел. Шорох шагов. Кто-то двигался. Она рискнула быстро высунуться из-за угла и успела увидеть, что Андомака исчезла. Тут же юркнула следом, но на пути оказался охранник и схватил ее за плечо.

– Уходи отсюда, – сказал он. – Убирайся немедленно.

– Сейчас. Только заберу кое-что.

– Ничего ты не поняла. Дом решено оставить. Его не спасти. Бригада с песком и водой всего лишь пытается не дать пожару распространиться. Мы срочно выводим всех.

– Ладно, – согласилась она, после чего стражник повернулся и отошел, поверив, что она тоже уходит. Сработало. Изначально она рассчитывала всего лишь слегка напугать капитана, но на деле вышло вдвойне замечательно. Если дом будет рушиться, им обязательно придется вытаскивать нож.

Но она не помчалась вперед. Не погналась за добычей и не понимала сама почему. Перед глазами у нее стояла лишь Алис. Алис, запертая в подвальной комнате на засов. Алис со словами «Верю в тебя» на губах.

– Времени хватит, – произнесла Сэммиш вслух, словно голосом доходчивей бы себя убедила. – Оба дела успеются. Но тебе пора шевелиться.

Стиснутая неподвластными ей порывами, Сэммиш не могла сдвинуться с места.

Внутренний храм опустел, когда нечто, называвшее себя Китамар, вступило под его кров в последний раз. Как всегда, со стен торжественно и степенно свисали гобелены. Стоял приземистый каменный алтарь, а сверху на доске располагалась неначатая игра. Свет ламп очерчивал сакральную геометрию пространства. И все это будет обречено огню. Остановить пожар уже невозможно.

Но в целом не так уж и важно. Главное – закончится все хорошо.

Ступая к алтарю, оно отгоняло память о том, как явилось сюда, будучи Осаем. Как хотело достать священный клинок и обнаружило, что тайник пуст. Что бы ни приключилось, сейчас был совсем другой случай. На этот раз клинок точно на месте. Опасности настоящего – отнюдь не опасности прошлого. Подойдя, оно смахнуло игру с алтаря. Резная доска треснулась об пол. Шурша, раскатились стеклянные бусины. Оно стало на колени и дрожащими руками отомкнуло задвижку. Здесь уже однажды побывала эта воровка. Возле самого алтаря – когда оно носило облик мальчишки с Медного Берега. С тех пор оно не страдало беспечностью. Карсен, друг врага, приходил, и нож оставался нетронут. Или же советник сперва только разведывал местность? Не он ли причина сегодняшнего переполоха? Но никому не под силу прокрасться сюда и унести нож.

Кроме тех, кто уже однажды это проделал.

Механизм провернулся, открывая неприкосновенную впадину под алтерем. Дрожащими руками оно потянулось, хватаясь за темноту. Нащупав кожаные ножны, вытащило их наружу. Нож был в них вложен, но нечто, называвшее себя Китамар, обнажило клинок. Для верности надо самому осмотреть насечки на лезвии. Почуять неуловимый напев силы кинжала. И когда все оказалось тем, чем и должно было быть, оно склонило голову, испустив негромкий стон облегчения.

Все прочее восстановимо. Алтарный камень потом придется долго вытаскивать, но огню не по силам его расколоть. Даже если Братство выгорит дотла, камень будет ждать под пеплом своего часа. Когда оно займет свое законное место князя, наберется довольно и рабочих, и веревок, и мулов, чтобы докопаться до корней земли, если понадобится.

Оно поднялось с колен, приходя в себя. Паника прошлых секунд теперь казалась постыдной. Оно закрепило клинок на поясе, затянув кожаные шнурки узлами, которые не расползутся.

Прежде оно сталкивалось с сотнями кризисных ситуаций. Иногда в ходе них погибало. Пока имелись посвященный, который знал, как призвать его обратно, и орудие для завершения обряда, оно ничего не боялось. Разум его уже прояснялся, сосредотачивался. Дальнейший путь лежал через дворец. Даже если пожар запалили Бирн а Саль с Халевом Карсеном, то у него остается Трегарро. Ранее оно извлекало себя из ничего вообще, теперь же при нем много большее.

Что-то на расстоянии загрохотало. Докатился вал испуганного человечьего ора. Наверно, обрушилась стена. Во внутреннем храме начинало меркнуть от дыма. Пора прощаться.

Решительной походкой оно устремилось вперед по коридорам, затем во дворик и дальше в город.

Постепенно, спустя долгие и страшные минуты, до Алис доперло, в какую беду она вляпалась.

Поначалу она мерила пол шагами в тусклом свете окна, горло першило от восторга и страха. Она воображала себе разные ситуации, что могли произойти с Сэммиш и Андомакой – Сэммиш схвачена, Андомака убита, пожар наскоро потушили, и стражники возвращаются, чтобы отпереть засов и с пристрастием выяснить, как пленница Алис сбежала.

Снаружи шумели все громче и громче. Взволнованные, суматошные голоса. На время этот гам ее обнадежил. Пока не спадет тревога, все внимание поместья будет на пожаре, не на ней. Ветер гнал в окно запах дыма, и наверху мелькали тени лодыжек, телег и больших ведер.

Донесся странный звук. Ровный урчащий гул, как деревянными колесами по мостовой, только устойчивый. Алис прислушивалась, как он нарастает на фоне голосящих людей, не понимая его источник. Может, повозка – но только такая, что с расстоянием не утихает. Или же ветер цепляется за какую-нибудь архитектурную нишу и насвистывает на доме, точно дует поверх бутылки. Только когда менялся ветер, гул не менялся следом.

Мимо двигалось уже меньше теней. Меньше кадок с водой. И гул нарастал. И превратился почти уже в рев, когда она наконец поняла. Это был голос огня, и все прочие мысли начисто сдуло из ее головы.

Алис принялась вопить. Вскарабкалась на стол, на стул, поднесла ладони ко рту, сложив, как рожок, и орала: «Я здесь, внизу! Я заперта! Выпустите меня!» Если кто и слышал ее, не отвечал. Ее затопило тысячью детских кошмаров. Историй о случаях, как крушились деревянные дома в Долгогорье, о костях на пепелище. Но ведь здесь была Зеленая Горка. У них тут строят из камня. Но тяжелый брус на потолке загорится! Как ковры. Как ставни. Камни падут и замуруют ее, словно котенка.

Ее голос охрип, и тени бегущих ног сгинули. Их место заняло другого рода мелькание, и воздух начал густеть, делаться спертым. Усики белесого дыма собирались на темном потолке, как водная пена, и она уже задыхалась, борясь за остатки воздуха, которые огонь хотел присвоить себе.

Когда от двери донесся скрежет, она не разобрала, в чем дело. Наверно, коробится рама. Плотнее усаживается в пазы или готовится обвалиться. Затем заскрежетало вновь, и на той стороне бахнул выпавший на пол засов. Сэммиш толкнула дверь и вошла. Кровь с ее лица в основном счистилась, только нос раздулся и посинел. Ко лбу и щекам пристала сажа.

– Добыла? – воскликнула Алис. – Где Андомака?

– Нет и не знаю. Надо скорей выбираться отсюда.

Совсем вблизи рухнуло что-то огромное, за визгом и грохотом камня следовал вал испуганных криков. Сэммиш взяла Алис за руку, повернулась в наполненный дымом коридор, и они побежали, вместе, рядом.

Алис не знала дороги. Сама бы она заблудилась на этих широких и темных развилках. Сэммиш тянула ее вперед, и выбор оставался один – послушно бежать или умереть прямо здесь. Рев огня слышался прямо над головой, ее грудь колыхалась, как кузнечные мехи. Пока они рвались вперед, Алис впадала в одурь, начиная не помнить себя. Весь мир сделался ладонью Сэммиш в ее ладони, новым шагом и ничем более.

О ступеньку она споткнулась до того, как поняла, что лестница найдена. Вниз они спускались другим путем. Эта лестница, узкая, деревянная, ползла, сокрытая стенами Братства, как постыдная тайна. Ход для слуг. Верх пролета терялся в густом сизом дыму, как в перевернутой реке.

Мечущийся в панике ум попытался выдавить слова «Если мы туда поднимемся, то утонем», но язык отказал. Сэммиш поволокла ее наверх. Ожидая смерти, Алис подчинилась, и дым объял их, горячий и душный. Заложило дыхание. Послышалось, как всхлипывает Сэммиш – если не померещилось. А потом Сэммиш пинком распахнула дверь, обе вывалились на свежий воздух и рухнули наземь.

Сдавленная рвотным позывом, Алис чуть отползла вперед и перекатилась на спину. Из каждого окна над ней истекало огнем Братство Дарис. Дым вкручивался в ветер и марал голубое небо грязной серостью.

– Где все? – выговорила Алис сиплым, песочным голосом. – Почему не тушат пожар?

– Слишком далеко все зашло, – сказала Сэммиш. – Они лишь не дали огню разгуляться за территорией. – Она села, затем перевалилась на ноги. – Надо выбираться на улицу.

Алис заставила себя встать и пошла за подругой. С каждым свежим вдохом к ней возвращался разум и каждая обретенная частица потрясала осознанием, в какой яме она побывала. Еще несколько вдохов ядовитого смога, и они с Сэммиш умерли бы во тьме. Или, хуже того, на свету.

Улицу перегородила цепь синих плащей, отгоняя толпу зевак от созерцания спектакля. Среди синих проскакивали и красные. Дворцовая стража. Алис и Сэммиш дали пройти, и как только они миновали оцепление, из толчеи выплыло знакомое лицо. Саффа потянула Сэммиш к себе за плечо и сжала в тесных объятиях. Алис отступила в сторонку.

– Явились с пустыми руками, – промолвила Сэммиш. – Времени не хватило.

– Ну и ладно, – отмахнулась женщина с Медного Берега. – Не стоит он, чтобы ради него умирали.

– А ведь я почти добралась, – пожаловалась Сэммиш, и безутешная скорбь в ее голосе врезала Алис под дых. Она оглянулась на пожарище. Улицу заволакивало толпой пялящихся прохожих. Сотни глаз были обращены к горящему братству.

И одна бледная голова смотрела в другую сторону.

Алис оттащила Сэммиш от скопления людей и указала:

– Вот она. Андомака. Вон там, гляди.

Андомака шла в одиночку, направляясь в гору – на юг, ко дворцу. Вышагивала размеренно – не бежала и не плелась. Огибала зрителей и не оглядывалась, целиком погрузив ум в некий насущный вопрос.

– Что будем делать? – спросила Алис.

Сэммиш покачала головой и покосилась вниз. В руке она держала свою небольшую заточку.

– Если убьешь ее на улице, то вместе с ней и умрешь. Тебя зарубит стража, – предостерегла Саффа, но Сэммиш, казалось, не слышала. Ее губы шевелились, точно она говорила сама с собой. Что-то втолковывала себе. А потом улыбнулась – сурово и твердо.

– Саффа, останови ее, – распорядилась Сэммиш. – Заставь повернуть назад. Или хотя б задержи. Ну же, давай!

Алис разобрала «Зачем?» в глазах старшей женщины, но слово не спустилось к губам. Взамен Саффа кивнула, крутнулась и споро тронулась за Андомакой. Сэммиш прикрыла пальцами лезвие и посмотрела на Алис.

– Ты направо, я левее, – сказала Сэммиш. – Смотреть на меня. Я объявлю выход.

Оно двигалось в горку спокойно и ровно, но разум на четыре хода опережал его действия.

Трегарро услышал о происшедшем. Он все еще сидит на дворцовой кухне. Там оно его встретит. А если нет, найдет других посвященных стражников. А если нет, Андомака по-прежнему отпрыск семьи Чаалат. У этой фамилии есть свои укромные уголки, как во дворце, так и вне его. Малоприятно вымаливать кров в собственном городе, но обеспечить себе укрытие – это главное.

Голос, призвавший его внимание обратно в действительность, был женским. Громким, поверх рева стихии, и звонким, как рассерженный улей. Кто-то выкрикнул одно имя, и это имя было Осай.

Оно обернулось – и там, менее чем в двадцати футах, стояла она. Саффа Рей с Медного Берега. Она надела платье служанки с нищенским пояском, но несла на себе его как боевую броню. И, хотя была безоружна, глядела свысока, гордо и вызывающе. Яркое пламя оттеняло ее, делая еще смуглее.

– Осая здесь нет, – сказало оно на языке Медного Берега. – Он был обычным человеком и, как все люди, скончался.

– Как и наш сын, – произнесла Саффа.

Оно ощутило мимолетную грусть. Даже в новом теле, память о заселении в ребенка была еще свежей. Оно вспоминало ту Саффу, времен, когда они были любовниками. Прикосновение ее кожи. Наслаждение, одно на двоих. Если б не заговор против него, они так и остались бы друг для друга теми, кем были раньше. Несколькими мгновениями близости. И ее живой и здоровый сын купался бы в теплых волнах далекого юга. Те, кто посадил Бирна а Саля на трон, сами не ведали, какой ценой обойдется их преступление. Сколько невинных жизней они подсекут, пытаясь перерезать нить города.

– Как и твой сын, – проговорило оно и махнуло рукой на пожар. – Так, значит, это тоже твое?

– За содеянное ты умрешь. – Она не пыталась приблизиться.

Какой-то разиня чуть не зацепил их, ведя в спешке мула. Кто-то проорал, что огонь расходится дальше, кто-то крикнул, что нет. Нечто, называвшее себя Китамар, растопырило пальцы, подставляя солнцу ладони. Ветер трепал платья на них обоих.

– Я никогда не умру, – произнесло оно на том же языке Медного Берега. – А если тебе привиделся сон, будто ты сокрушишь мою власть, то надо было вовремя просыпаться. Теперь уже слишком поздно.

Оно потянулось через рубеж смертной плоти в глубь тайных недр этого города. Вкручиваясь своим дыханием в землю. Прохожая служанка рассеянно ткнулась в него и отшатнулась, словно незрячая рыба отскочила от валуна, перегородившего реку. С каждым вдохом оно втягивало в себя свою исконную силу. То же самое делала Саффа. Женщина призывала незримые, мягкие, как мех, волокна-щупальца, и оно осязало их. В любом другом месте такая ворожба повергала бы в ужас. Но здесь – Китамар, и оно было самим Китамаром, а Саффа, при всей своей мощи, ярости и глубинном постижении таинств, была лишь свечным огоньком. Оно могло погасить ее и не обжечь даже пальца.

Позади женщины оглушительно загрохотало и перекрытия дома Братства обрушились. Толпа, замерев, следила, как в небо катит черный вал дыма, как ветер терзает и рвет этот дым. Головешки сверкнули в воздухе, как падающие звезды. Предполуденное солнце покрылось кроваво-алой завесой.

Саффа вскинула руки, словно наносила удар. Затем резко крутнулась и, пригнув голову, пустилась бежать.

Нечто, называвшее себя Китамар, помедлило, готовое к новому, неожиданному нападению, но ничего не случилось. Темные волосы Саффы исчезли среди толчеи. Еще один выкрик, и на улицу хлынули солдаты в красных плащах. Большой отряд дворцовой стражи наконец прибыл с лопатами и песком, чтобы засыпать разлетевшиеся уголья. С длинным, судорожным вздохом оно отпустило волшебство, позволив поблекнуть, просочиться назад – в город, откуда взялось. Оно немного постояло, не зная, то ли смеяться, то ли негодовать. Саффа Рей, его бывшая любовница и, как считалось, жертва, приехала так далеко и отважилась на столь многое. Ему было жаль ее – холодной, обледенелой жалостью. И глодала досада – подойти к самому краю невероятного всплеска насилия, только чтобы потом отыграть все обратно.

В некотором месте, что не было местом, оно стиснуло острые, нечеловеческие клыки. Но здесь, на улице, всего лишь двинулось прежним путем. К Трегарро и кухне. Первым делом – туда. Зато теперь ясно, кто устроил поджог. Молодой Карсен тут ни при чем. Было бы неприятно, если бы а Саль и его союзники уже оказались готовы выступить против него. А так будет время отстроиться…

Оно подходило к красным воротам. Сейчас их створки были открыты, солдаты и дворня скопом текли спасать Зеленую Горку от огненной напасти. Возле ворот ветер поймал его платье, раздувая сзади, как простыню на веревке. Что-то в этой картине ему не понравилось. Оно положило руку на талию, где чуть ниже проступал бугорок бедра. На место, где должен висеть – и отсутствовал – расшитый кожаный пояс.

И в этот миг осознало, что лишилось чего-то ценного.

Алис вела отсчет про себя. «Двадцать восемь. Двадцать девять. Тридцать». По единице за шаг, глаза смотрели вниз и вперед. Уши вслушивались в топот ног позади, и страх, как рука на щеке, силился повернуть назад ее голову. Лишь искоса глянуть. Лишь узнать, не заметили ли ее. Лишь выяснить, не пора ли бежать.

Она замедлила шаг. Выровняла походку. «Тридцать девять. Сорок».

«Сорок один».

Склон Зеленой Горки спускался перед ней к южному углу дворца и мосту. Тому, что был перекинут через канал. Ей не хотелось туда идти. Половина ума советовала канал переплыть – так безопаснее. Мост – узкое место. Именно в этой точке Андомака нечто, поселившееся в Андомаке, может ее поймать. Лучше кинуться через парк, нырнуть в воду и быстро доплыть до набережной Камнерядья.

Она глядела только вниз и вперед, к животу плотно жался скомканный пояс. Срезанный пояс. И ножны. И в них тот самый кинжал. «Сорок девять. Пятьдесят». Она все-таки досчитала. Побуждение обернуться утихло. Ни к чему не причастная Алис шла дальше. Даже позволила себе улыбнуться.

Сэммиш не было рядом. Как всякий хороший щипач, она выполнила свою часть дела, скинула взятое и незнакомкой смешалась с толпой. Не было рядом и Саффы. Как всякая хорошая блоха, Саффа отвлекала внимание ровно столько, сколько необходимо, а потом испарилась. Далее все зависело от отходного.

Теперь всё на ней.

Мост на Камнерядье был заполнен народом, но не перекрыт. Повозки останавливались, пока возчики сплетничали, указывая назад, на копну дыма, прежде бывшую Братством. Голоса курлыкали, как гуси, низко летящие над головой. Смысл слов не доходил до нее. Алис ступила на край моста, тронулась дальше. Перебралась на ту сторону. Никто ее не окликнул. Никто не схватил ее ни за руку, ни за горло.

У развилки, где сходились четыре улицы – восточного угла Камнерядья и северного угла Коптильни, – она приостановилась расплести змеиный клубок из кожи и серебра, льнувший под одеждой к голому телу. И только тогда оглянулась. Чего бы она ни надеялась либо страшилась увидеть – позади того не было. Алис почувствовала, как что-то развязалось в груди. Облегчение хлынуло в нее, так проникновенно и глубоко, что можно было перепутать с горем.

Она повернула на юг, а после на запад. Еще не встал полдень, и дорога через этот район нынче была ей неплохо знакома. Она попадет в Долгогорье, не успеет солнце присесть за огромный холм, на котором стоят Дворец и Старые Ворота.

Она доберется до дома.