Юродство

Преподобный Серафим Саровский говорил, что много юродивых на свете, но из десяти юродивых девять в прелести, а один – от Бога. Отличительная черта юродивых святых от Бога – они ведут свою паству именно к Богу, а не лично к себе. Если люди, которые имеют дерзновение проповедовать или привлекать к себе людей словом Божьим, не от Бога, если их дар не от Бога, они приводят людей лично к себе. Лжепастыри становятся как бы богами, непререкаемыми авторитетами, они не ведут людей к Церкви. Заслуга отца Гавриила именно в том, что он привел огромное количество людей именно к Церкви. Не помню, чтобы он говорил что-то, что отделяло бы людей от Церкви или от священноначалия.

Отец Гавриил был юродивым от Бога. Как и для всех юродивых, для него была характерна такая черта: когда его спрашивали о чем-то, например про то, как спастись, или про Церковь, про Второе пришествие, – он начинал совершенно с другой стороны. Мог начать говорить об опере или о футболе, и вдруг в конце своих слов он высказывал именно ту мысль, давал именно тот совет, который был тебе нужен. Я не помню, чтобы он когда-либо отвечал прямо. Говорил что-то, говорил, пел, и вдруг в то время, когда мы уже уходили и думали, что он не ответит на вопрос, он говорил что-то важное. Причем мы догадывались, что́ он имел в виду, уже спустя несколько минут или несколько часов после встречи. Внешне в те минуты, когда он юродствовал, это был настоящий сумасшедший. Чтобы увидеть в нем святого, для этого нужно было, конечно, смирение и духовный взгляд.

Вино отец Гавриил называл «профессором», и я сам был свидетелем того, что он специально создавал о себе впечатление, что он пьяница, блудник. Про него говорили, что у него незаконнорожденные дети. Те люди, у которых не было духовного взгляда, верили этому, а отец Гавриил, в свою очередь, всячески поддерживал это впечатление о себе. Как-то он дал мне в руки две бутылки белого вина, строго так глазами показал: мол, держи. Потом говорит: «Дай мне профессора». Я дал ему это вино, он выпил чуть меньше стакана, но с таким звуком, как будто он как ребенок, пьет что-то вкусненькое, показывал, как он любит пить. И в это время к нему подошел один молодой человек и спросил его: «Это вы отец Гавриил?» Тут показная веселость отца Гавриила исчезла, он очень внимательно и строго посмотрел на этого парня. Молодой человек сказал: «Отец Гавриил, я очень грешный. Меня простит Бог?», на что отец Гавриил уже совершенно серьезно ответил: «Я все знаю. Господь – это Любовь, Он любит ближнего и тебе все простит. Иди к священнику, поисповедайся, причащайся и больше не повторяй». Молодой человек сделал земной поклон и поблагодарил его. Мы поняли, что отец Гавриил уже знал наперед все его грехи и его прошлое. Спустя секунду вся серьезность исчезла, и отец Гавриил опять начал что-то громко говорить, петь. И что интересно, этому молодому человеку он не сказал: «Я тебя прощаю, ты свободен!» Он направил его к священнику, который, может быть, был в тысячу раз грешнее отца Гавриила. В этом вся соль: каким бы святым ни был человек, какие бы высокие духовные победы ни одерживал, он все равно проповедует и учит тому, чтобы люди шли именно в лоно Церкви, причащались, исповедывались у простых священников. Для отца Гавриила это был закон; его любовь к священноначалию, к священникам была однозначна, я не помню в их адрес ни одного худого слова.

митр. Серафим

У отца Гавриила было полное монашеское нестяжание. Он ничего не имел, кроме одного одеяния и икон. Никакой собственности, никаких денег он при себе никогда не держал. Были моменты, когда он вел себя адекватно, не юродствовал, был очень серьезным, а иногда даже печальным. Иногда отец Гавриил попрошайничал и несколько раз брал нас с собой. А мы все время хотели быть на него чем-то похожи, даже иногда надевали какие-то лохмотья, как у него. И вот один раз он взял нас с собой, начал попрошайничать у одной церкви, а деньги кладет мне прямо в руки. Вдруг я вижу людей, которые меня знают, – они с ужасом на лицах смотрят на меня, но мне как-то все равно было… Рядом с отцом Гавриилом чувствовалась свобода, от него веяло этой свободой, никаких преград для него не существовало.

иг. Феодора

Один мой духовный брат – сейчас он иеромонах – много рассказывал мне об отце Гаврииле: какой святости он человек, как он молится, и мы втроем еще с одним человеком, который тоже сейчас священник, поехали во Мцхету в монастырь Самтавро. Подошли к башне, где жил отец Гавриил, и у входа произнесли молитву святых отцов, – потом мы так всегда делали. Если он отвечал нам: «Аминь», мы входили, а если нет, конечно, мы не имели права входить. Тогда мы вошли, в келье тесно, было очень много икон и очень неуютно – помещение никогда не топили, а вместо окна было отверстие, которое не закрывалось. Летом там было душно и жарко, а зимой холодно. Через некоторое время я обратил внимание, что отец Гавриил ведет себя странно, юродствует. Он не всегда был таким: иногда юродствовал, а иногда вел себя как обыкновенный человек. Тогда он начал юродствовать, и потом наш друг рассказывал, что в тот момент стал переживать из-за того, что нас к нему привел. Он говорил об отце Гаврииле как о святом человеке, а тут он так странно себя ведет. Отец Гавриил пел арии и отрывки из опер и немножко пританцовывал: не ногами, а телом. Когда я брал благословение, он сказал о нас троих: «Это наши пришли». Я тогда подумал, что он говорит в смысле, что верующие пришли, но потом догадался, что он говорил о том, что мы все станем священниками. После этого он уже лично мне сказал: «Мне сейчас Христос сказал, что Он на тебя обижен из-за двух грехов», и он назвал эти два греха. Перед отцом Гавриилом все было как под рентгеном, он все видел: и прошлое, и настоящее, и будущее.

Из-за юродства даже духовные лица далеко не все его понимали. Он старался скрывать свои дарования от людей, и особенно от иерархов и от Патриарха. Мы в то время были обыкновенными молодыми людьми, мирянами, и перед нами он не так скрывал свою силу, а от тех, у кого была над ним церковная власть, он это очень скрывал. Наверное, считал, что не должен получить при жизни ту славу, что его ждет после смерти.

прот. Зураб Цховребадзе

Есть книги, где написано, что отец Гавриил был ради Христа юродивый, как будто в этом была вся его натура. Он был не только юродивым, это только одна сторона его подвига. Отец Гавриил своим таким юродивым тоном как-то сказал: «Я букет!» Еще он говорил: «А ну-ка, узнай, сумасшедший я или мудрый?» И сам потом добавлял: «В этом и есть Божья тайна, – не узнаете. Никто не узнает».

Когда я бывал у отца Гавриила, не он был на первом плане, он был как открытое окно, через которое ты мог увидеть самого Спасителя. Он не себя показывал. Если бы ты хотел увидеть его, он бы так унизился, что ты подумал бы: «У кого это я вообще сижу? Что это за последний человек?» Он всегда показывал тебе Спасителя, Его восхвалял. Абсолютно все его существование было Его восхвалением. Мы, те, кто часто к нему ходил, знали: если отец Гавриил вдруг допускает какую-то странную выходку, порой даже не вполне приличную для воспитанного человека, а тем более для священнослужителя, значит, кто-то среди слушавших его людей подумал о нем что-то хорошее, что-то вроде: «О, какой он святой!» Он не терпел, чтобы у него сидели и думали, что они у святого. Он всегда должен был быть ниже тебя, а ты должен был быть как король или королева.

Звиад Ониани

Отец Гавриил всегда хотел себя показать с другой, плохой стороны. Я стала понимать его постепенно, когда начала больше читать, больше ходить в храм. Это Господь очень помалу открывает. Монахини, они тоже, как и мы, постепенно стали осознавать, кто он и почему все это делает. Гавриил сам себя смирял. Когда мы получили квартиру в Тбилиси, он пришел, накрыли стол. Он был в монашеском одеянии, освятил мою квартиру, а тут рядом был магазин. Гавриил спустился в этот магазин, купил бутылку пива и стал на виду прямо в магазине это пиво пить. Я говорю: «Васико, что ты делаешь? Васико, ты меня позоришь, люди что скажут». Видимо, нужно было, чтобы он зашел в этот магазин и кому-то что-то сказал. Он чувствовал, где что происходит.

Джульета Джигитян-Вариани

После того как Патриарх Ефрем умер, на трон возвели Илию II. И вот когда наш новый Патриарх становился в храме на своем месте на кафедре – а кругом народ, идет служба, – приходил отец Гавриил и говорил ему: «Ты предатель!» Прямо кричал при людях. И народ хотел его задушить, но Патриарх права не давал: «Не трогайте!», а отец Гавриил продолжал: «Ты предатель, ты коммунист, ты чекист! Какое ты право имеешь перед Богом стоять!» Патриарх же был спокоен. И до тех пор, пока не устанет или не закончится служба, Гавриил стоял и кричал: «Ты предатель, ты сволочь, ты чекист, ты антихрист!» Это много где повторялось: в Сиони было, в церкви св. Георгия (Кашвети), в Дидубе – где Патриарх служил, туда отец Гавриил ходил и кричал. А потом в один из дней на вечерней службе в Сиони Патриарх сидит на своей кафедре. Приходит Гавриил, а у него была грязная телогрейка, и вот он натягивает ее на себя, ложится на пол и по-пластунски ползет до Патриарха. Патриарх говорит: «Поднимите его», а он никому не дается. До Патриарха дополз, ноги ему целовал и потом так же уполз назад. Юродивый был. А когда он меня видел, он не юродствовал. Не знаю, почему так. Я смеялся: «Отец Гавриил, почему, когда я прихожу, ты не юродствуешь?». – «Так нужно», – говорил. При мне не юродствовал, ждал, когда я уходил.

архим. Иоаким

Один раз отец Гавриил встретил нас перед литургией. У него был такой круглый клобук, и на нем наклеена обычная бумага, на которой было написано: «Бог есть Любовь». И вот целый день он так ходил.

Одно время он сильно болел, но все равно не переставал юродствовать. Один раз попросил принести к себе в келью гроб. Он время от времени лежал в этом гробу, там спал. И один раз зовет всех и говорит: «Я хочу посмотреть, как вы будете меня хоронить». И вот живого человека в гробу три раза обносили вокруг храма, процессия была потрясающая. А он лежал там, смотрел на все. В действительности отца Гавриила похоронили не в гробу, а по старому монашескому обычаю завернули в ковер и перевязали поясом.

митр. Николай

Когда был какой-нибудь праздник, мы всем монастырем сидели вместе за трапезой, а отец Гавриил приходил и начинал умирать: завещал, что делать после его смерти, заставлял нас всех плакать, потом: «Принесите мой гроб». Кто-то приносил ему этот гроб, он ложился, а потом вдруг воскресал. Я правда не удивилась бы, если бы он действительно воскрес там, когда лежал. А потом вдруг вставал и: «Все, сейчас начнем пить» – говорил.

иг. Мариам (Микеладзе)