Глава 7

На кислые рожи Федора и его прихлебателей во время вручения мне премии за пойманного лазутчика смотреть исключительно приятно, однако мое настроение от этого улучшается разве что на пару минут. Ситуация такова, что все наши внутренние конфликты кажутся мне лишь несущественными мелочами на фоне надвигающихся событий.

В покое нас не оставят, это сомнений не вызывает. Тот, кто отправил следить за караваном настолько хорошо экипированного лазутчика, просто так не отступит. Что-то, лежащее в наших подводах, ему очень нужно. А может, враг просто не знает, есть ли у нас то, за чем он охотится. Как бы то ни было, исчезновение шпиона вскоре будет обнаружено. Если заказчик знает об артефакте, уже одно то, что столь ценная вещь оказалась в наших руках, обязательно сподвигнет его на попытку освободить лазутчика или просто завладеть его артефактом. Он стоит столько, что и за четверть этой суммы можно нанять такую толпу лихих людей, что нас просто задавят массой и огневой мощью. Конечно, формирование такого отряда требует не только денег, но и времени, но заказчик ведь не просто так отправил шпиона следить за нашим караваном. Собранные им сведения наверняка требовались для планирования нападения, а значит, к организации засады у врага уже всё подготовлено.

Несколько спокойных часов у нас есть, но потом тому, кто всё это затеял, станет ясно, что с лазутчиком что-то не так, и тогда включится обратный отсчет. Хуже всего, если банда уже вышла на исходные позиции и ждет только уточненных данных о составе охраны и вооружении каравана. В этом случае нападение последует уже сегодня.

К вечеру мы доберемся до Александровки. Деревня небольшая, но укрыться в ней на ночь вполне можно, и там мы окажемся в относительной безопасности. Да и вообще, чем ближе к городу, тем больше шансов, что в случае нападения нам на помощь придет разъезд баронской стражи, так что нападение последует сегодня или в ближайшие пару дней.

С Игнатом я своими соображениями делиться не стал. Зачем лезть с очевидными выводами к человеку, сводившему в город уже не один караван. К тому же очевидно, что старший караванщик думает в том же направлении. Во всяком случае, бойцам своим он хвосты накрутил знатно. Идут настороженно, оружие держат наготове и по сторонам смотрят с большим подозрением.

Мы с Павлом, как нам и положено, двигаемся через поляны и заросли вдоль тракта справа и слева от головного дозора. Иногда меняемся сторонами, я предпочитаю брать себе более сложные участки. Я теперь при полном вооружении, включая трофейный револьвер и мой амулет, модифицирующий зрение и подпитывающий энергией режим обостренного восприятия. Отобранный у шпиона артефакт тоже держу при себе — оставлять его в обозе просто страшно.

Чувство опасности недовольно ворочается где-то в глубине сознания, но сигналов о прямых угрозах пока не подает. Меня очень напрягает пленный лазутчик. Он, конечно, добросовестно связан и тщательно охраняется, но это явно очень непростой человек. То, что его слушается артефакт тайкунов, заставляет меня предполагать, что у него могут быть и другие способности, не связанные напрямую с отобранным у него шаром. У меня ведь такие способности есть, и если я даже лишусь своего амулета, они никуда не денутся, а лишь станут несколько слабее, да и то не все.

Проблема в том, что я не могу предупредить об этом Игната и Антона. Как я им такое объясню? О моих скрытых умениях они не знают, и рассказывать им о них я не собираюсь. А если не рассказывать, то все мои слова будут выглядеть просто странными фантазиями. Выслушать-то выслушают, но поверят вряд ли. Держаться рядом с пленником я тоже не могу — мои обязанности разведчика никто не отменял. Впрочем, возможно, я сгущаю краски, ведь если вернуться к моему примеру, то мои необычные способности никак не помогли бы мне сбежать. Так что, возможно, лазутчик просто ждет действий своих подельников и надеется, что его освободят. Ну, или рассчитывает, что во время нападения на караван у него появится больше возможностей сбежать.

Павел явно не рад тому, что оказался в подчинении охотника из чужого поселения. Для него это стало неприятной неожиданностью, хотя после поимки лазутчика такое решение Игната вполне можно было предвидеть. Хорошо хоть саботировать мои приказы пока не пытается. Видимо, понимает, чем это чревато.

Первые признаки того, что наш караван вновь стал объектом пристального внимания, появляются уже через пару часов после привала. Быстро же обеспокоило лихих людей исчезновение лазутчика. Что-то не похоже, что он просто нанятый шпион или рядовой член банды.

Караван как раз обходит разрушенную развязку с рухнувшей на проезжую часть эстакадой, когда мой взгляд цепляется за удобную для наблюдения высоту метрах в шестистах от тракта. Впервые после поимки шпиона чувство опасности подает отчетливый сигнал. Не резкий, непосредственной угрозы моей жизни этот холм не несет, но вполне ощутимый. Скорее всего нас рассматривают с его вершины в бинокль или монокуляр. Возможно, я смог бы увидеть наблюдателя, но состояние обостренного восприятия в этот раз проявлять себя не торопится.

Плохо то, что в приличную оптику противник может рассмотреть нашего пленника. Лазутчик идет пешком рядом с одной из подвод в центре каравана. Руки у него связаны, и конец прочной веревки надежно закреплен на борту телеги, так что самостоятельно идти он может, а вот сбежать у него уже не получится. К тому же рядом постоянно держатся двое охранников, которые регулярно сменяются, чтобы бдительность не успевала притупиться. Крытых фургонов у нас, увы, нет, так что спрятать пленного негде.

Выхожу к дороге и сообщаю командиру головного дозора об обнаружении наблюдателя. Вестовой с докладом немедленно отправляется к Игнату, но что, кроме очередного приказа о повышении бдительности, может сделать старший караванщик, я не знаю. Тем не менее, он делает. В течение десяти минут вдоль груженых товаром телег происходит оживленное движение, в результате которого все возницы дининских подвод получают заряженные арбалеты, а кое-кто и охотничьи ружья. Похоже, Игнат выгребает все свои запасы, включая оружие, предназначенное для продажи в городе. К моим предупреждениям теперь относятся более чем серьезно, и это радует, вот только помогут ли нам отбиться принятые меры? Возницы — весьма сомнительные бойцы, так что наша огневая мощь после раздачи им оружия лишь формально выглядит ощутимо возросшей.

Минут через двадцать атмосфера угрозы, нависшей над размеренно идущим вперед караваном, сгущается до такой плотности, что я начинаю ощущать её почти физически. Судя по всему, тревогу испытываю не только я. Среди дининских охранников хватает опытных бойцов, и многие из них дожили до своих лет во многом благодаря развитой интуиции, а она сейчас вовсю предупреждает их, что впереди нас ждет что-то очень недоброе.

Я уже некоторое время бросаю вперед локационные импульсы, однако пока никакого отклика на них нет. На очередной контрольной точке мы с Павлом должны поменяться сторонами дороги, но я отсылаю его обратно, оставаясь слева от тракта. Почему-то я не сомневаюсь, что наши проблемы придут именно отсюда.

В какой-то момент я словно спотыкаюсь на ровном месте, хотя никаких физических препятствий передо мной нет. Организм просто не хочет идти дальше. Я, конечно, могу заставить себя продолжить путь, но это тот самый случай, когда столь недвусмысленное предупреждение игнорировать категорически не следует. Накатывает состояние обостренного восприятия. На этот раз оно приходит очень вовремя, а висящей под курткой амулет позволяет ему продлиться не несколько мгновений, как это бывает обычно, а около десяти секунд.

Увы, ничего хорошего увиденное и услышанное нам не обещает. Головной дозор, похоже, уже не спасти, но у каравана, возможно, ещё есть шанс. Срываю с пояса хлопушку, приоткрываю рот, отвожу её как можно дальше от себя и дергаю за кожаную петлю. Осечка! Произнося про себя добрые и вечные слова, отбрасываю в сторону бесполезную картонную гильзу и выхватываю второе сигнальное устройство. На этот раз оно срабатывает как надо, и над не слишком густыми зарослями разносится раскат грома. Падаю в мокрую траву, выхватываю револьвер и открываю беглый огонь по трем бандитам, тихо сидящим в густых зарослях метрах в пятидесяти впереди, почти точно на моем пути. Они ждут именно меня, вернее, не меня конкретно, а разведчика из охраны каравана. Их задача — бесшумно его ликвидировать, не позволив поднять тревогу.

Я опустошаю почти весь барабан, точно зная, что ни в кого не попаду, но мне нужно подарить своим хотя бы несколько драгоценных секунд, и я надеюсь, что заполошная стрельба на фланге засады застанет врагов врасплох и заставит их эти секунды потерять.

Дозор на дороге реагирует немедленно. Бойцы Игната разворачивают коней и бросают их в галоп, стремясь как можно быстрее вернуться к каравану, но вслед им уже гремят выстрелы, причем это не грохот охотничьих ружей, чаще всего встречающихся у обычных бандитов, а отрывистый перестук серьезного нарезного оружия, произведенного ещё до войны. Слышны даже короткие очереди, а это значит, что нами решил заняться очень серьезный противник.

Двое бойцов из головного дозора валятся из сёдел в первые же секунды. Третьему удается проскакать почти пятьдесят метров, но в итоге пуля настигает и его. Жалобно ржут раненые лошади, а из леса на тракт уже выскакивают вооруженные люди. Их, правда, совсем немного, и мне сейчас, мягко говоря, не до них. Основная часть банды остается в зарослях и давит огнем меня, ведь именно я поднял шум и сорвал им засаду, а главное, я сейчас нахожусь между ними и караваном, и если лихие люди предпримут атаку, она прокатится прямо через мою позицию.

Выпускаю две стрелы из арбалета по мелькнувшей среди кустов фигуре, отбрасываю разряженное оружие и откатываюсь в сторону. Из старого пня, рядом с которым я оказываюсь, град пуль выбивает фонтаны коричневой трухи. Нарезной огнестрел шьет гнилую деревяшку насквозь, и я хвалю себя за то, что не стал прятаться за столь ненадежной преградой.

Продолжаю быстро ползти, стелясь по земле. Переть дуром на мою позицию враги пока не решаются. Судя по доносящейся до меня отборной ругани, один из болтов, выпущенных из моего арбалета, кого-то всё-таки зацепил. Я знаю, что замешательство, вызванное моей стрельбой и ранением одного из бандитов, очень быстро закончится, и стремлюсь как можно быстрее убраться с пути банды. Не воевать же мне одному против многих десятков лихих людей. К тому же в барабане револьвера остался только один патрон, а тратить время на перезарядку я не могу.

Ползу, скрываясь за кустами и редкими неровностями рельефа. Спасает меня только то, что заросли достаточно густые, хоть уже частично и сбросившие листву. Хаос и ругань среди лихих людей быстро сходят на нет, сменяясь четкими отрывистыми командами. Кто-то, обладающий среди них непререкаемым авторитетом, на глазах берет бандитскую вольницу под контроль. По большому счету, одинокий разведчик, столь не вовремя поднявший тревогу, банде сейчас не слишком интересен. Ловить его нет смысла — это потеря очень важных минут, которые можно использовать для атаки на ещё не успевших подготовиться к обороне караванщиков. И бандиты, подчиняясь четким командам, идут вперед, оставив меня на фланге. Не думаю, что их главарь обо мне забыл, но приказ заняться мной он отдаст потом, когда будет решена основная задача.

Первоначальная неразбериха в рядах банды окончательно преодолена, и ватага лихих людей на глазах превращается в неплохо организованный отряд. По-хорошему, мне нужно немедленно бежать и, сделав большой крюк, пытаться выйти к своим. Вот только я вижу, что от такой крупной банды, спаянной чьей-то железной волей, люди Игната и Федора сами не отобьются. Толку от моего револьвера в предстоящей схватке будет совсем немного, и если уж так получилось, что обо мне временно забыли, этим обстоятельством нужно обязательно воспользоваться.

В той стороне, куда ушла банда, вспыхивает яростная перестрелка. Лихие люди вступили в огневой контакт с охраной каравана, а это значит, что и мне самое время действовать. Я внимательно вслушиваюсь в звуки стрельбы и двигаюсь вслед за противником. Конечно, бандиты оставят кого-то следить за тылом, но я всё же надеюсь, что смогу обнаружить врагов раньше, чем они засекут меня.

Люди Игната явно не раз тренировались отбивать подобные нападения. Мое предупреждение дало им время, и теперь на беспорядочную стрельбу бандитов охрана каравана отвечает беглым огнем из укрытий, роль которых играют развернутые поперек тракта и вдоль обочин подводы. Устраивать лобовую атаку на хорошо укрепившихся караванщиков лихие люди не торопятся. Их командир тоже не спешит гнать своих людей под пули, хотя явно мог бы, и буквально через пару минут я понимаю, почему.

Меня вновь бросает в режим обостренного восприятия, и почти сразу откуда-то справа слышится негромкий хлопок. В небе над моей головой раздается отчетливый свист, и в зарослях справа от обочины с грохотом взлетает в воздух фонтан земли и измочаленных веток. Всё намного серьезнее, чем я думал. Враг явно готовился к нападению с большим размахом. Честно говоря, я даже представить не могу, где лихие люди умудрились раздобыть миномет и боеприпасы к нему. Первая мина ушла с перелетом и взорвалась метрах в сорока за растянувшимся вдоль тракта караваном, но не вызывает никаких сомнений, что не второй, так третий выстрел непременно накроет людей Игната.

Практически сразу после хлопка миномета звучит ещё один очень неприятный звук. Он мощнее и протяженнее, чем звучащие с обеих сторон короткие и злые щелчки выстрелов. Результат не заставляет себя ждать. Один из защитников составленного из подвод укрепления дергается и валится на спину с пробитой головой.

Огонь обороняющихся резко слабеет. Похоже, караванщики в панике, и я их прекрасно понимаю. Миномет и снайпер не оставляют им ни малейших шансов. Сдаваться лихим людям они, конечно, не станут, но воля к сопротивлению у них уже сильно подорвана, и если я хочу попытаться хоть что-то предпринять, делать это нужно прямо сейчас.

Позицию минометчиков и снайпера мне удается определить достаточно точно. Похоже, они не стали заморачиваться и выбрали себе место на небольшой почти голой возвышенности в трех сотнях метров от тракта. Наверняка у них есть охранение, таких ценных бойцов и дорогое оружие главарь банды не мог оставить без должной защиты. А у меня только револьвер и мои метательные шарики. Ну, ещё ножи, но их можно не считать, ими я пока владею не так хорошо, как хотелось бы. Даже арбалет пришлось бросить, а из револьвера я, честно говоря, толком и стрелять-то не умею. Вот так и живем. С голой… пяткой против танка.

Намечаю маршрут и бегу через заросли. Приходится делать изрядный крюк, чтобы выйти к вражеской позиции с неожиданной для противника стороны. Мне здорово помогает треск выстрелов и периодический грохот взрывов. Калибр у миномета небольшой, но бабахает всё равно громко. За этой звуковой завесой мои перемещения кажутся совершенно бесшумными. Вот только каждый взрыв и каждый выстрел снайперской винтовки — это потерянные жизни защитников каравана.

Сегодня какой-то особенный день. Режим обостренного восприятия не приходится ждать часами. Он приходит хоть и спонтанно, но именно тогда, когда я испытываю в нем острую потребность. Заросли мешают мне рассмотреть снайпера и минометчиков, но я отчетливо слышу, где они находятся. Снайпер засел чуть сбоку от плоской вершины возвышенности, а миномет расположен на обратном скате холма, чтобы даже случайные пули караванщиков не могли помешать работе расчета. Врагов пятеро. Двое работают с минометом, а снайпер своим огнем не дает охранникам каравана высунуться из-за укрытий. Ещё двое лихих людей следят за подходами к их позициям.

Всё очень непросто. Кусты на совсем невысоком холме и у его подножия растут клочками, оставляя между собой много открытого пространства, так что скрытно подобраться вплотную к бандитам можно и не мечтать. Попасть в противника из моего револьвера даже опытный стрелок сможет максимум метров с тридцати-сорока, да и то в условиях тира. Я же вряд ли смогу уверенно поразить цель даже с двадцати, так что револьвер в моих руках — это исключительно оружие ближнего боя, а в остальном мне остается надеяться только на точность и силу броска. Вот только стальные шарики лучше всего метать стоя, а такая возможность вряд ли мне представится.

Я на исходной позиции. Возвышенность начинается прямо передо мной, и бежать дальше уже нельзя. В очередной раз хлопает миномет, его позиция мне уже отлично видна, до неё отсюда метров восемьдесят. Один из охранников находится прямо на вершине. Он не только наблюдает за обращенным к тракту склоном, но и корректирует минометный огонь. Это неплохо — внимание у него распределено между двумя функциями, и меня он вряд ли сможет заметить. Минометчики и снайпер тоже заняты своими делами и по сторонам не смотрят. Остается один враг, полностью сосредоточенный на охране подступов к холму, причем именно с моей стороны. Если я не смогу нейтрализовать его до того, как он поднимет тревогу, вся моя затея рискует закончиться весьма печально.

Единственное, что на несколько мгновений отвлекает самого опасного из моих противников, это хлопки минометных выстрелов. Враг инстинктивно чуть пригибается и втягивает голову, невольно бросая короткие взгляды в сторону минометчиков. Я медленно ползу к намеченному довольно высокому кусту, способному скрыть меня почти полностью. Проблема в том, что добраться до него можно только по почти открытой местности, а двигаться я могу исключительно в моменты, когда враг не смотрит в мою сторону.

Пока добираюсь до куста, успеваю взмокнуть от напряжения. Отсюда до противника чуть меньше сорока метров. Примерно минуту восстанавливаю дыхание. Минометчики продолжают стрелять, а значит, сопротивление караванщиков ещё не подавлено, но Игнату наверняка всё сложнее удерживать подчиненных от срыва в откровенную панику.

Очередной хлопок миномета. Бандиты не торопятся, их темп стрельбы не превышает пары выстрелов в минуту, хотя могли бы стрелять раз в пять быстрее. Видимо, экономят мины и предпочитают тщательно наводить свое оружие. А может, приказ такой — не спешить и заставлять защитников каравана в напряжении ждать каждого следующего разрыва.

Начинаю медленно приподниматься. Куст меня, конечно, скрывает, но это уже не летняя зеленка, сквозь которую почти ничего не видно. Сейчас листья частью опали, а частью скукожились и завяли, так что заросли обрели некоторую, пусть и не полную, прозрачность. Бандит не стоит на месте. Он неторопливо перемещается по пологому склону холма то немного отдаляясь, то вновь приближаясь к позиции минометчиков. Они на него не смотрят, но второй враг, корректирующий огонь, после каждого выстрела оборачивается, чтобы крикнуть расчету куда попала очередная мина. Вот он может спутать мне все карты, но тут уж как повезет.

Дожидаюсь, когда бандит, выбранный мной в качестве первой цели, окажется подальше от позиции минометчиков и внимательно наблюдаю за расчетом. В момент, когда первый номер уже собирается опустить в ствол мину, плавно приподнимаюсь и отправляю в полет стальной шарик. Остановившийся и слегка пригнувшийся противник представляет собой идеальную цель. Шлема у него нет, и почти двести граммов стали с силой бьют его в голову сразу за ухом. Глухой удар полностью заглушается хлопком вышибного заряда мины. Он же заглушает и звук падающего тела.

У меня есть всего несколько секунд. Взгляд бандита на вершине холма сейчас прикован к остановившемуся на тракте и ощетинившемуся стволами каравану. Он должен засечь, где упадет мина и доложить об этом минометному расчету. Минометчики смотрят на него, ожидая доклада. Надеюсь, и снайпер полностью поглощен своим делом, его позиция мне отсюда не видна.

Я выхватываю револьвер и срываюсь с места. Бежать я при этом стараюсь как можно тише, даже в ущерб скорости. Чем позже меня заметят, тем больше будет шансов выполнить задуманное. Сам по себе звук шагов не должен сильно напрягать минометчиков. Оглушенный мной часовой всё время ходил вокруг их позиции, и я стараюсь подражать ему и не топать, как слон, чтобы не заставить врагов раньше времени обернуться.

За холмом на тракте глухо бухает взрыв. Наблюдатель на вершине почти сразу оборачивается к минометчикам и, естественно, обнаруживает меня. Вид незнакомого парня, по уши вымазанного в грязи и с револьвером в руке производит на бандита неизгладимое впечатление. Его глаза буквально вылезают из орбит, а рот раскрывается для громкого крика, но выкрикнуть он ничего не успевает. Револьвер в моей руке трижды выплевывает огонь. Первым умирает корректировщик. Пуля попадает ему в лицо и отбрасывает назад. Минометчики вооружены револьверами, но до них еще нужно дотянуться, и мои пули оказываются быстрее.

Один из бандитов валится прямо на миномет, сворачивая его набок. Второй номер расчета, похоже, только ранен, и мне приходится потратить на него еще одну пулю. Теперь у меня всего два выстрела до перезарядки, и совсем не факт, что не будет осечек. Качество патронов у нас, увы, оставляет желать много лучшего.

Теперь мой главный враг — снайпер. Он наверняка слышал выстрелы, и врасплох мне его уже не застать. В этот раз я даже не сразу замечаю, как на меня сваливается состояние обостренного восприятия. Я просто вдруг начинаю отчетливо слышать, как чавкает склизкий мох, потревоженный осторожными шагами противника. Что интересно, посторонних шумов вокруг хватает, но мое сознание как-то ухитряется отфильтровать всё лишнее.

Снайпер умеет ходить бесшумно и скрытно перемещаться по зарослям. Он неплохо знает свои возможности, и это добавляет ему уверенности в себе, однако все его умения хорошо работают только против обычных противников. Я его слышу, а теперь и вижу, причем вполне отчетливо. Вот только он пока далековато для выстрела из револьвера. Тем не менее уходить он не собирается. Видимо, считает, что в состоянии сам решить возникшую проблему.

Бандиты, ведущие перестрелку с караваном, похоже, пока не знают, что с их минометчиками что-то не так. Мою стрельбу они не услышали. Нас разделяют холм, и приличное расстояние. К тому же у них там своей пальбы вполне хватает, чтобы еще прислушиваться к негромким хлопкам в глубоком тылу. Это дает мне какое-то время на то, чтобы разобраться со снайпером. Вот только не думаю, что у меня на это есть больше двух-трех минут. Дальше главарь банды забеспокоится по поводу прекращения минометного огня и отправит кого-то из своих людей проверить, что случилось.

Далеко снайпер не уходит. Он выбирает новую позицию чуть ниже по склону, и как только перестает двигаться, практически полностью сливается с окружающим пейзажем. Если бы я не знал точное место, где он находится, обнаружить его без обостренного восприятия однозначно не смог бы. Расчет врага прост. Он считает, что, закончив с минометчиками, я захочу разобраться и с ним, для чего отправлюсь туда, откуда доносились последние выстрелы его винтовки. На этой самонадеянной попытке он и планирует меня поймать.

Аккуратно и очень медленно отползаю на несколько метров назад. Позицию снайпера нужно обойти, но времени на это у меня очень мало. К тому же я не уверен, что он будет сидеть там долго. Если я не появлюсь в ближайшее время, бандит начнет нервничать и, возможно, решит вновь сменить позицию или вообще уйти к своим, заодно сообщив им о нападении на минометный расчет. Кстати, о минометчиках. Вот они, лежат около своего перевернутого оружия. На поясах у каждого по кобуре с револьвером. Конфискую один из стволов у ближайшего бандита и при этом натыкаюсь пальцами на гладкий шарообразный предмет. Граната? Похоже, мне попался весьма небедный бандит. Впрочем, а чего я ждал? Миномет, даже такой странный, а главное, боеприпасы к нему — это точно оружие не для нищих оборванцев. Так что наличие у командира расчета гранаты не так уж и удивляет. А вот для меня это очень неплохой подарок. Всё, что можно метать рукой — это ко мне. Ну, кроме ножей, но с ними я тоже обязательно разберусь в ближайшее время.

Как работает граната, мне объяснять не нужно. Обращению с ними нас учили еще в школе, пусть и теоретически. В арсенале шерифа такие штуки точно есть, и считается, что любой мужчина в деревне должен знать, как их использовать. Нападения крупных банд на деревни случаются довольно редко, но такое всё же бывает, так что владению различным оружием у нас учат с подросткового возраста.

Плохо, что эта конкретная модель гранаты мне незнакома. Сколько времени горит её замедлитель, я не знаю, но тут уж как карта ляжет. Надеюсь, хоть в руках не взорвется. Сейчас от позиции снайпера меня отделяет изгиб склона холма. Я, конечно, могу попытаться бросить гранату вслепую, но высокой точности при этом добиться вряд ли получится. Поэтому, низко пригибаясь, бегу вниз по склону и вновь оказываюсь у подножия возвышенности. Здесь кусты растут гуще, и можно попытаться подобраться к снайперу с фланга.

Ползать по мокрому мху и пожухлой траве мне не привыкать. Подобраться к врагу на дистанцию выстрела из револьвера я не рассчитываю. На двадцать метров он меня, естественно не подпустит. А вот тридцать пять-сорок метров — это, пожалуй, вполне достижимо. Ползу и надеюсь, что терпение у снайпера тренированное, и он не станет торопиться снова менять позицию.

Противник обнаруживается на том же месте, где и раньше. Обычным зрением рассмотреть его мне не удается, но обостренное восприятие вновь не подводит. Кажется, при интенсивном использовании это умение всё лучше подстраивается под мои потребности, хотя вызывать его просто по желанию я по-прежнему не могу.

Сорок метров. Ползти дальше очень опасно. Я буквально чувствую, что еще чуть-чуть, и враг меня заметит. Сейчас, правда, в основном он смотрит в другом направлении, но по сторонам тоже поглядывает. Опытный бандит, но очень самонадеянный. Ему бы следовало сразу бежать к своим, а он решил, что самый хитрый, и сможет лично пристрелить диверсанта, напавшего на минометный расчет. Видимо, любит риск. Таких адреналиновых наркоманов среди лихих людей хватает.

И всё же сорок метров — далековато. Может и доброшу гранату, да вот только точность при броске на предельную дальность всегда страдает. С другой стороны, это ведь не стальной шарик. Тут и разлет осколков, и ударная волна. В общем, в голову гранатой попадать совсем не обязательно. Осторожно разгибаю усики предохранительной чеки. В голове бродят нехорошие мысли по поводу замедлителя. Говорят, пользоваться гранатами, снятыми с тел врагов, очень опасно. Они могут быть ловушками, взрывающимися в руках сразу после извлечения чеки. Вот только это не мой случай. Если бы граната была с подвохом, мое чувство опасности уже вовсю выло бы дурным голосом, не давая мне совершить самоубийство.

Дожидаюсь, когда противник вновь переведет взгляд на свою бывшую позицию, и выдергиваю чеку. Плавным движением сдвигаюсь назад, и одновременно с замахом встаю на одно колено. Бросок! Враг успевает меня заметить. Он очень быстр. Я бы даже сказал, нереально быстр. Скорость, с которой бандит разворачивается и наводит на меня свою длинную винтовку, вызывает невольное уважение. Мое тело уже летит к земле, чтобы вжаться в мокрую траву, но впереди мелькает вспышка и меня словно молотом бьет по голове. Сознания я, как ни странно, не теряю, но грохот взорвавшейся гранаты слышу будто сквозь толстый слой чего-то мягкого и глушащего звуки. Перед глазами плавает какая-то муть, а на лоб стекает струйка крови.

Пытаюсь поправить съехавший набок кевларовый шлем, и моя рука натыкается на здоровенную дыру, точнее, даже глубокую борозду, пропахавшую всю верхнюю часть шлема. Всё потом! Сейчас у меня нет времени разбираться, что произошло. Я пока жив, и если мне хочется продлить это состояние подольше, действовать нужно немедленно. Вскакиваю на ноги. Меня изрядно ведет в сторону, однако, сделав пару неуверенных шагов, я всё же восстанавливаю равновесие. Револьвер в руках пляшет и подпрыгивает, независимо от моего желания, но я всё равно бегу к позиции снайпера.

Останавливаюсь в нескольких шагах от лежащего вниз лицом тела и поднимаю руку с револьвером, чтобы сделать контрольный выстрел, но тут же опускаю оружие. В контроле нет необходимости, с такими ранами не живут.

Винтовка бандита валяется на земле рядом с ним. С виду она вполне цела, вот только сейчас мне не до нее. Стрельба на тракте не стихает. Караванщики, воодушевленные прекращением обстрела из миномета и снайперской винтовки, вновь усиливают ответный огонь, а это значит, что по мою душу уже очень скоро пожалуют многочисленные враги, возмущенные прекращением огневой поддержки с холма.

Бегом возвращаюсь к позиции минометчиков. По дороге добавляю рукояткой револьвера по голове оглушенному стальным шариком бандиту. Теперь он пролежит в отключке достаточно долго, если вообще сможет очнуться. Миномет оказывается тяжеленной хренью, и я с большим трудом перетаскиваю его ближе к вершине возвышенности. Мин осталось всего восемь штук, но я твердо намерен хотя бы часть из них пристроить по назначению.

Из такой штуки я никогда не стрелял, однако успел насмотреться, как с минометом обращались бандиты. Ничего хитрого в этой конструкции нет. Труба сантиметров пяти в диаметре, в которую сверху закидывается мина, небольшая опорная плита и два винтовых механизма с вращающимися рукоятками — наведение по горизонтали и вертикали.

Для начала ориентирую миномет исключительно на глаз. Понятно, что первые выстрелы будут пристрелочными. Позиция бандитов лежит передо мной, как на ладони. Первая мина уходит в ствол. Выстрел! По лбу у меня продолжает течь кровь, но уже не так сильно, да и череп вроде цел. Больно, зараза! Вот только мне сейчас не до этого.

Первая мина уходит далеко за тракт, а вот по горизонтали вносить коррективы почти не нужно. Кручу рукоять подъемного механизма, задирая ствол выше. Выстрел! Опять перелет. Хреновый из меня минометчик. Выстрел! Мина ложится рядом с позициями бандитов, но результат мне не очень нравится. Новая корректировка прицела. Выстрел! Вот теперь то, что нужно. Фонтан земли поднимается прямо в центре ватаги лихих людей, ведущих огонь по каравану.

В быстром темпе выпускаю четыре оставшиеся мины, и на позициях бандитов вспухают новые взрывы, выкашивающие нападающих веерами зазубренных осколков. Нервы бандитов не выдерживают, и они начинают хаотично откатываться от тракта, растворяясь в зарослях. Всё! Я свое дело сделал, и теперь пора позаботиться о собственной слегка покоцанной шкурке.

Мою выходку с минометом главарь бандитов безнаказанной, естественно, не оставит. Найти и показательно покарать меня для него теперь вопрос авторитета среди остатков ватаги лихих людей, так что к моему холму уже наверняка движется очень представительный и крайне негативно настроенный комитет по неотвратимому возмездию, и валить отсюда мне нужно с максимально возможной оперативностью.

Бросать миномет жалко, вот только эту дуру я с собой не утащу. К тому же боеприпасов к нему больше нет, а где взять новые, я не имею ни малейшего представления. Гранатой бы его подорвать, но она у минометчиков нашлась только одна. Приходится оставить всё, как есть. А вот винтовку снайпера я всё-таки подбираю и даже трачу несколько лишних секунд, освобождая тело бандита от небольшого рюкзака, где, как я надеюсь, найдутся подходящие к ней патроны.

Чувство опасности отвешивает мне внушительный пинок, подсказывая, что преследователи уже близко, и я бегу, стремясь как можно быстрее пересечь открытое пространство, отделяющее меня от относительно густых зарослей кустарника. Направляюсь я не к тракту, а в противоположную сторону. Вероятность, что меня будут искать в этом направлении, на мой взгляд, несколько ниже, ведь я бегу не к своим, что выглядело бы вполне логично, а непонятно куда, где нет ничего, кроме мокрых кустов, невысоких холмов и раскисшей земли.

На очередной ничем не примечательной возвышенности я останавливаюсь и смотрю назад. Отсюда неплохо виден отрезок тракта, до которого так и не дошел наш караван. Именно там, судя по всему, бандиты планировали напасть на нас из засады. Сейчас по бывшему шоссе в сторону замерших в оборонительной позиции караванщиков быстро движется конный отряд. То, что это не бандиты, видно сразу. Расстояние велико, но внезапно активировавшийся режим обостренного восприятия позволяет мне рассмотреть детали.

К нам спешит взвод баронской стражи при полном вооружении. Кевларовые шлемы, бронежилеты и очень неплохой огнестрел, местами даже автоматический. Кони тоже частично защищены от пуль и осколков кевларовыми накладками. Такое оружие и снаряжение может позволить себе только регулярное войско. Как занесло сюда людей барона, мне решительно непонятно. Эту часть тракта, лежащую довольно далеко от города, они патрулируют очень редко и обычно только в связи с какими-то серьезными событиями. Впрочем, вполне возможно, барону стало известно о появлении в его землях многочисленной и хорошо подготовленной банды, что и стало поводом для отправки этого отряда.

Как бы то ни было, стражники появились слишком поздно. Впрочем, преследование отходящих бандитов они ещё вполне могут организовать. Вот только следующие несколько секунд показывают, что вместо азартной охоты за дезорганизованными лихими людьми бойцов барона ждет весьма неприятный сюрприз.

Банда очень тщательно готовила засаду на наш караван, но мы до неё не дошли, зато спешащие за трофеями и щедрой наградой стражники смело влетают в расставленную на нас ловушку. Два фугаса, заложенных бандитами слева от дороги, срабатывают почти одновременно. По задумке главаря банды они должны были накрыть ливнем самодельных поражающих элементов голову и хвост нашей колонны, намертво заблокировав её на тракте, но теперь каменная шрапнель и обрезки металла, разогнанные мощными взрывами до скорости пуль, сносят с дороги сначала головной дозор, а через секунду и основной отряд стражников.

В какой-то мере шлемы и бронежилеты бойцов барона всё-таки спасают, но, увы, не всех. Из тридцати человек в живых остается хорошо если половина, причем среди выживших много раненых. Понятно, что ни о какой боеспособности попавшего в засаду отряда речи уже не идет. Держать оборону в канаве, куда отползли уцелевшие стражники, люди барона ещё могут, но не более. Впрочем, бандиты тоже не горят желанием продолжать бой. Они понесли потери, а сломить сопротивление караванщиков теперь если и можно, то лишь ценой совершенно неприемлемых потерь. Главарь ватаги, даже если он выжил под минометным обстрелом, отдавать приказ о новой атаке не станет. Его просто откажутся выполнять, а при попытке настаивать можно и пулю в спину получить.

Перестрелка, вспыхнувшая было с новой силой, быстро стихает. Банда отходит вглубь зарослей с явным намерением отправиться куда-нибудь в глушь зализывать раны. Наверняка у лихих людей где-то в лесу организован лагерь, в котором они смогут отсидеться и решить, что делать дальше.

К подводам каравана я выхожу минут через сорок, убедившись сперва, что преследователи меня окончательно потеряли. Вид у меня ещё тот. Практически расколотый пулей кевларовый шлем, залитое кровью лицо, снайперская винтовка за плечом и два револьвера — один в кобуре, второй просто заткнут за пояс.

Меня, конечно, замечают, но оставшимся на ногах охранникам и возницам сейчас совсем не до легкораненого бойца. Они с тяжелыми-то не знают, что делать. Если сам дошел — значит ранение не слишком опасное, можешь и подождать. Игнату о моем появлении, тем не менее, докладывают. Он выжил и даже не ранен, но, похоже, груз свалившихся на него проблем оказался для сына лавочника слишком велик. Каравану досталось очень сильно, и в качестве дополнения ко всем бедам на его голову свалились еще и практически поголовно раненые люди барона, умудрившиеся влететь в засаду и остаться без командира.

— Цел? — коротко спрашивает Игнат, критически осматривая меня с головы до ног.

— Частично. Голову бы только посмотреть надо и перевязать нормально.

— Я так понимаю, это ты банду из миномета накрыл и их снайпера порешил?

— А куда деваться-то было? Я из наших единственный у минометчиков за спинами оказался. Павел в момент обнаружения засады шел по другую сторону от тракта. Как он, кстати?

— Нормально всё с ним, — одобрительно кивает Игнат. — Вернулся к каравану и принял участие в отражении нападения.

— Ну и хорошо, а то что-то устал я сегодня от плохих новостей. Снайпер очень резвый оказался.

— Да уж вижу, — негромко отвечает старший караванщик и жестом подзывает одного из уцелевших возниц. — Семен, быстро найди фельдшера. Пусть окажет Белову помощь вне всякой очереди. Мне сейчас без толкового помощника не обойтись.

— Сейчас сделаем, — отвечает Семен, и переводит взгляд на меня. — Давай за мной, здесь рядом. Сам дойдешь?

— Погоди, — останавливает его Игнат и вновь разворачивается ко мне. — После перевязки двигай сразу сюда, займешься организацией помощи людям барона. По-хорошему, после таких потерь нам бы стоило вернуться домой, тут уже не до торговли. Вот только, боюсь, нам всё же придется продолжить путь в город. Раненых стражников и их снаряжение мы обязаны доставить именно туда.

Ночевать нам приходится прямо на тракте. Изначально планировалось, что к вечеру мы окажемся в Александровке, но помощь раненым и ремонт поврежденных подвод заняли много времени и не оставили нам шансов добраться до этой небольшой деревни до темноты. К тому же мы потеряли немало лошадей. Как ни крути, а двигаться дальше в полном составе караван не может, но и стоять на месте тоже нельзя — без тепла и медицинской помощи тяжелораненые быстро умрут.

Из четырнадцати оставшихся в живых людей барона только пятеро способны выдержать пеший переход. Для остальных приходится изыскивать место на уцелевших подводах. Перевозить в них людей не предполагалось, так что организация всего этого процесса — та ещё задачка, особенно с учетом того, что у нас и у самих раненых хватает. В итоге утром мы разбиваем лагерь, выгружаем прямо на тракт почти весь товар и снаряжаем колонну в Александровку. Возглавляет её сержант из баронской стражи. Десять подвод забирают всех раненых, и это частично разряжает обстановку в лагере.

Обратно колонна возвращается уже к вечеру, и с ней из Александровки приходит помощь. Федор, отправленный Игнатом вместе с ранеными, смог договориться с местным старостой, и в обмен на часть нашего товара он согласился обеспечить нас новыми лошадьми и подводами. К тому же сержант-стражник от имени барона взял на себя изрядную часть расходов по транспортировке своих раненых сослуживцев и ценного пленника в город. Да, пойманный мной лазутчик выжил. По той части каравана, где он находился, бандиты почти не стреляли. Шпион пытался сбежать, но без лишних церемоний получил прикладом в лоб и весь бой провалялся без сознания. Жаль, конечно, что Игнату пришлось рассказать сержанту, кто это такой. Врать человеку барона старший караванщик не решился, но про артефакт он всё же пока умолчал, благо стражник ни о чем таком не спрашивал.

Александровка оказывается действительно небольшой. Бывать здесь раньше мне не приходилось. Шериф и староста не выдавали мне разрешения на посещение других селений. Видимо, чтобы не позорил родную деревню неадекватным поведением и не болтал лишнего. Ну, и чтобы внешними контактами не обрастал, а то решу ещё сбывать добычу на сторону, а это прямой убыток для авторитетных и уважаемых людей.

Наш караван теперь частично превратился в госпиталь на колесах, а вот охраны в нем изрядно поубавилось. Мы потеряли шесть бойцов убитыми и девять ранеными. Мои односельчане из отряда Федора отделались относительно легко. В Александровке лечиться и дожидаться нашего возвращения останутся только Аюр, поймавший осколок мины в бедро, и один из возниц, выбывший с довольно сложным ранением в руку. Больше всего досталось голове колонны, принявшей на себя первый удар, а наши подводы шли в хвосте, потому и потери у нас сравнительно невелики.

Среди получивших серьезные ранения оказался и Антон, так что Игнат остался без зама. Федор, конечно, в какой-то мере смог его заменить, но только в части торговых дел. Во всяком случае, о подводах и лошадях он с александровским старостой договорился быстро и на вполне приемлемых условиях.

Выбывших охранников частично заменили пять бойцов баронской стражи. Их оружие и снаряжение не идут ни в какое сравнение с нашим, так что по огневой мощи мы, можно считать, почти ничего не потеряли. А вот возниц вместо погибших и раненых пришлось нанять из александровских.

Ночуем в таверне. Это самое крупное и единственное трёхэтажное строение в деревне. Построено оно относительно недавно. В отличие от Коробово и Динино, на месте Александровки до войны вообще не было населенного пункта. Так, небольшой дачный поселок, от которого к настоящему времени уцелело всего несколько добротно построенных, но уже сильно обветшавших кирпичных домов.

Ужинаем мы с Игнатом в заказанном им отдельном кабинете рядом с общим залом. Старший караванщик сильно нервничает, опасаясь повторного нападения банды. Александровку лихие люди штурмовать без крайней необходимости не станут, маловато у них для этого сил, но дальше нас ждут ещё два дневных перехода до мест, где безопасность на тракте уже более или менее обеспечивается регулярными разъездами баронской стражи. Своего лазутчика бандитам отбить не удалось, а он для них, похоже, очень важен, и Игнат считает, что в покое нас лихие люди не оставят.

— Я предложил командиру людей барона оставить пленного в Александровке под охраной местной милиции, — негромко рассказывает Игнат. — Сказал ему, что когда доберемся до города, стража может отправить сюда за ним усиленный отряд. По мне так это будет намного безопаснее, чем тащить его с нами.

— И что сержант?

— Отказался, — в голосе Игната звучит досада и непонимание. — Говорит, ему нужно как можно быстрее доставить пленника в Особую канцелярию, чтобы тамошние специалисты вытрясли из него всю информацию о крупной и опасной банде, зачем-то прибывшей в наши края. На самом деле, я думаю, ему требуется хоть какое-то оправдание произошедшему с его взводом. Он хоть и не командовал им на тот момент, но сейчас остался старшим по званию, и с него за понесенные потери тоже могут спросить по всей строгости.

— Плохо.

— Не то слово, — настроение Игната портится всё силнее. — Сержант не знает про артефакт и про то, что этот тип умеет им управлять. Поэтому он не представляет настоящей ценности пленника, а рассказывать ему об этом нельзя. Мы его совсем не знаем, и закончиться такие откровения для нас могут очень печально.

— Знаешь, Игнат, чем дольше я обо всём этом думаю, тем больше у меня возникает к тебе вопросов, — я пристально смотрю на старшего караванщика и вижу, что мое заявление его изрядно напрягает.

— Ну так задай, если возникают, — отвечает он после небольшой паузы, старательно делая вид, что не понимает, о чем я говорю. Впрочем, может и действительно пока не догадывается.

— Думаю, ты уже понял, что наш лазутчик — не просто нанятый шпион, а имеет прямое отношение к руководству банды. Может и не главарь, хотя и этого я не исключаю, но уж, как минимум, правая рука главаря. Слишком быстро они бросились его спасать и не отступили даже тогда, когда стало ясно, что всё пошло не по плану, и расставленная на нас западня не сработала.

— Я тоже думал об этом и готов согласиться с твоими выводами, — медленно кивает Игнат. — Вот только при чем тут я? Ты ведь говорил, что вопросы у тебя возникли именно ко мне.

— Сейчас поймешь. Подумай, в каком случае главарь большой банды или его правая рука пойдет в разведку лично? У лихих людей такое вообще-то не принято. У них что, бывших охотников и следопытов в банде нет? С чего бы авторитетному человеку рисковать своей шкурой, да ещё и тащить с собой дорогущий артефакт?

— Хороший вопрос, — Игнат задумывается и молчит почти минуту. — Знаешь, мне приходит в голову только одно объяснение. Видимо, задачу, которая стояла перед лазутчиком, кроме него решить никто из бандитов просто не мог.

— Верно мыслишь, — я рад, что старший караванщик сам пришел к верному выводу, и теперь мне не нужно тратить время на дополнительные объяснения. — А теперь вспомни, что я тебе говорил ещё на первом привале. Шпион использовал артефакт для наблюдения за караваном. Как думаешь, зачем было брать с собой такой дорогой и редкий конструкт, если вместо него можно обойтись обычным биноклем?

— Видимо, в обычный бинокль не всё можно увидеть, — Игнат смотрит мне в глаза и, кажется, уже понимает, каким будет мой следующий вопрос.

— И снова правильно. Похоже, мы с тобой думаем в одном направлении. Главари напавшей на нас ватаги не собирались просто грабить караван, — я немного понижаю голос и чуть наклоняюсь к собеседнику. — Это могло быть вторичной задачей или всего лишь прикрытием, чтобы не рассказывать о главной цели остальным членам банды. На самом же деле они хотели заполучить что-то конкретное, и наш пленный собирался убедиться, что это что-то действительно находится в одной из подвод каравана. А еще лучше — точно определить, в какой именно, чтобы при нападении случайно не повредить нужный им предмет. Думаю, шар-артефакт был нужен шпиону именно для дистанционного обнаружения этого предмета, а значит, их цель — какой-то конструкт тайкунов. Наверняка редкий, очень дорогой и, вероятно, способный как-то взаимодействовать с моим трофеем, изъятым у лазутчика. А теперь, Игнат, два моих главных вопроса к тебе. Первый — что настолько уникальное вы везете с собой в город? И второй — кто мог слить бандитам информацию о том, что нужный им конструкт поедет именно с нашим караваном?

— Послушай, Белов, — старший караванщик смотрит на меня с демонстративным возмущением. — А не слишком ли много ты хочешь знать? Я не уполномочен обсуждать с тобой подобные вопросы. Это наше внутреннее дело, а ты даже не житель Динино, во всяком случае, пока.

— Игнат, ты сам-то подумай, есть ли смысл хранить в секрете от своего партнера и союзника то, что уже давно известно даже бандитам? Все ваши тайны кто-то сдал главарям лихих людей, и вполне возможно, что этот кто-то — один из доверенных и авторитетных жителей вашего поселения. Другому бы такую информацию просто не доверили.

— Ладно, будем считать, что действиями во время отражения атаки банды ты полностью доказал свою надежность, — сдается Игнат. — Да, мы действительно везем в город очень необычный конструкт тайкунов. Его четыре месяца назад нашел один из самых опытных охотников Динино. Где нашел, я говорить не буду, да это к делу и не относится. Достаточно будет сказать, что в городе на него уже есть покупатель. Очень надежный и многократно проверенный. О сделке мы предварительно договорились во время предыдущего визита в город.

Что-то мне это очень сильно напоминает… Похожую историю я совсем недавно слышал от Данжура. Может, конечно, в данном случае всё и не так, но уж очень неприятная возникает аналогия.

— Покажешь конструкт?

— Зачем? Что тебе это даст?

— Пока не знаю. Возможно, трофейный шар как-то на него отреагирует, и это даст нам ключ к пониманию того, зачем он понадобился бандитам.

— И чем это нам поможет?

— Ну, например, тем, что продать отдельный конструкт или даже конструкт вместе с пленником, знающим, как с ним обращаться, это совсем не то, что предложить покупателю комплект из двух взаимосвязанных артефактов вместе с человеком, который о них многое знает.

— Ты точно смерти нашей хочешь, — вновь мрачнеет Игнат. — Мы с тобой и так ввязались в игру, которая нам совершенно не по рангу, а ты всё время рвешься ещё сильнее повысить ставки.

— А смысл уже останавливаться? — я пожимаю плечами. — Да, риск велик, но и шанс очень хорош.

— Тебя-то я прекрасно понимаю, — с мрачной задумчивостью заявляет старший караванщик. — Тебе и терять-то особо нечего. А вот мне падать будет намного больнее.

— Резонно. Вот только у нас ведь не покер, здесь пас не скажешь. Взял в руки карты — играй.

— Ладно, — отодвигая пустую тарелку, медленно произносит Игнат. — Раз тебе так приспичило взглянуть на наш артефакт, изволь.

Старший караванщик достает из внутреннего кармана небольшой плоский футляр, напоминающий портсигар. Вполне возможно, им он изначально и являлся, пока Игнат не решил приспособить его для других целей. Внутри оказывается довольно странный предмет, чем-то похожий на веер, но только в детском исполнении, уж слишком он маленький.

В сложенном виде это стопка тонких треугольных пластин, скрепленных между собой странным медным приспособлением, пронизывающим их острые вершины. Игнат осторожно разворачивает веер, и пластины образуют почти идеальный круг, каким-то образом умудряясь выстроиться в одной плоскости без всяких швов и уступов. Соединяющая их штуковина остается в центре, приобретя вид диска размером с десятирублевую монету. В её центре хорошо заметно небольшое углубление.

Материал, из которого сделаны пластины, я узнаю сразу. Точно такой же использовали создатели моего шарообразного артефакта. Вся поверхность шара инкрустирована красными кристаллическими вставками, образующими на поверхности конструкта сложную сеть. Пластины веера тоже красные и, похоже, монокристаллические. Не заметить сходство просто невозможно.

Достаю из лежащего рядом со мной рюкзака трофейный артефакт. Руки делают это почти сами, не спрашивая разрешения у мозга. Я, конечно, могу пресечь это безобразие, но что-то мне подсказывает, что не стоит сопротивляться этому спонтанному порыву. Игнат с интересом наблюдает за моими действиями.

— Позволишь? — я протягиваю руку за развернутым в форму круга конструктом, и Игнат после секундных колебаний позволяет мне его взять.

Как только прикасаюсь к конструкту тайкунов, по моим пальцам проходит непроизвольная дрожь. Ощущения очень похожи на те, которые я испытал, впервые прикоснувшись к активировавшемуся амулету, расширяющему возможности моего зрения. Круг из плотно пригнанных друг к другу кристаллических пластин неярко вспыхивает красным, и по его поверхности начинают двигаться концентрические световые волны, идущие от периферии к центру.

Бросаю короткий взгляд на Игната, но он никак не реагирует на происходящее. Такое ощущение, что он просто не видит этого свечения. Старший караванщик продолжает с интересом следить за моими действиями, но не более того. Никакого удивления поведение артефакта у него не вызывает.

Кладу конструкт на стол, продолжая придерживать его левой рукой, и аккуратно вкладываю свой трофейный артефакт в углубление в центре исходящего свечением круга. Сеть кристаллических вставок, покрывающая поверхность шара, начинает светиться, медленно набирая яркость. Теперь и моя вторая рука, всё еще держащая шар, ощущает скрытые вибрации.

Старший караванщик по-прежнему не выказывает никакого удивления, а я не знаю, что делать дальше. Оба артефакта светятся, причем шар уже сияет настолько ярко, что по идее вся комната и лицо сидящего напротив меня Игната должны окраситься в багровые тона, но этого не происходит. Излучение как будто исчезает куда-то, вырываясь из красных кристаллов, и вижу его, похоже, только я.

— Чего ты хочешь этим добиться? — наконец спрашивает Игнат, наблюдая за моими манипуляциями.

— Понятия не имею, — я осторожно пожимаю плечами, не отрывая рук от артефактов. Я интуитивно убежден, что разрыв тактильного контакта неминуемо прервет непонятный мне ритуал, который обязательно нужно довести до конца.

Оба артефакта неожиданно вспыхивают с утроенной яркостью, и их свечение начинает быстро терять интенсивность. Через пару секунд они уже выглядят просто необычными красивыми и дорогими поделками, вот только я продолжаю ощущать едва уловимую внутреннюю вибрацию, исходящую от моего шарообразного конструкта. А вот артефакт Игната полностью потерял активность и больше никак себя не проявляет.

— Похоже, твое предположение не подтвердилось, — с легким разочарованием в голосе произносит Игнат. — Впрочем, это ещё неизвестно. Оба конструкта изготовлены из очень похожих материалов, и возможно, их действительно удастся продать, как комплект.

— Не знаю, Игнат, — после произошедшего желание продавать шар у меня полностью улетучилось. — Может ты и прав, что мы пытаемся влезть в слишком опасную игру. Давай пока подождем и посмотрим, как будут развиваться события. Если люди барона качественно развяжут язык нашему пленнику, он может очень многое рассказать им про эти артефакты, и тогда у них возникнут вопросы уже к нам. Мне кажется, что при таком развитии событий нам лучше иметь эти трофеи при себе и не спорить, когда нам ненавязчиво предложат продать их баронской казне. А вот если конструкты уйдут на сторону, серьезные дяди из Особой канцелярии сильно расстроятся, и на нашей дальнейшей судьбе это может сказаться крайне негативно.

— Хорошо, давай подождем, — согласно кивает Игнат. — Наверное, такой вариант действительно может стать для нас лучшим выходом. Денег от казны мы, конечно, получим намного меньше, чем при продаже артефактов заинтересованным в них аристократам, но зато будет возможность лишний раз продемонстрировать лояльность к барону и сохранить в целости наши головы.