Если вам хочется почитать о том, как начались поиски Святого Грааля, о чудесах, сопровождавших появление Галахада (Гвиневера, испытывая странное смешение чувств – любопытства, зависти и страха, – сделала робкую попытку его обольстить), о последнем ужине при дворе, когда прогремел гром, и солнечный луч проник во дворец, и появилась чаша под покровом, и сладостный аромат наполнил Главную залу, – если вам хочется почитать обо всем этом, обратитесь к Мэлори. Так рассказать эту историю можно только однажды. Существенные же факты сводятся к тому, что вскоре после праздника Пятидесятницы рыцари Круглого Стола выехали все вместе с непосредственной целью отыскать Святой Грааль.

Прежде чем Ланселот воротился ко двору, прошло целых два года, и для оставшихся дома это было одинокое время. Постепенно те рыцари, которым выпало уцелеть, стали тонкой струйкой стекаться назад – по двое, по трое, – усталые мужчины, приносившие вести о потерях или слухи об удачах. Они приходили на костылях, или ведя в поводу изнуренных коней, больше уже не способных нести седока, или же – как сделал один из них, потерявший в сражении руку, – неся одну руку в другой. Вид у всех у них был измученный и смущенный. Лица их стали лицами фанатиков, они бессвязно бормотали во сне. Корабли, движущиеся сами собой, серебряные престолы, над которыми служатся дивные мессы, копья, летающие по воздуху, видения быков и вырванных с корнем деревьев, демоны в древних могилах, короли и отшельники, прожившие по четыреста лет, – вот кто фигурировал в пересудах, наполнивших дворец. Подсчеты, выполненные сэром Бедивером, показали, что половина рыцарей сгинула без вести. Предполагалось, что они погибли. А сэр Ланселот все не возвращался.

Первым надежным свидетелем среди возвратившихся стал Гавейн, достигший двора с перевязанной головой и в чрезвычайно дурном настроении. Единственный из Оркнейцев, он так и не пожелал толком освоить английский язык и изъяснялся с северным выговором, чуть ли не преднамеренным. Он и думал-то до сих пор наполовину по-гаэльски. К южанам он относился пренебрежительно, а своим происхождением гордился.

– Да поразят этот ваш Поиск мрак и слепота, – произнес Гавейн. – Если мне когда и выпадало без толку болтаться по свету, так именно в этот раз!

– Что с вами случилось?

Артур с Гвиневерой сидели, положив руки на колени, будто воспитанные дети, приготовившиеся слушать сказку. Подобно детям, они были настороженны, нетерпеливы и изо всех сил старались извлечь из услышанного крупицы истины.

– Что случилось, говорите? Да то и случилось, что я потратил полтора года, если не больше, попусту рыская за приключениями, а кончил тем, что едва не помер – как это, по-вашему? – от сотрясения мозга. Да убережет меня Бог от Святого Грааля во веки веков.

– Расскажите нам все с самого начала.

– С начала?

Его удивило, что дяде все это так интересно.

– Оно ведь больно долго придется рассказывать.

– Все равно, расскажите.

– Принесите сэру Гавейну какого-нибудь питья, – сказала Королева. – Присядьте, сэр. Добро пожаловать домой. Устраивайтесь поудобнее и расскажите нам вашу историю, если вы не слишком утомлены.

– Чего там утомлен, башка вот только трещит. Но рассказывать я могу. Спасибо, мадам, предпочитаю виски. Так, постойте-ка, с чего же оно началось?

Владетель Оркнея сел и погрузился в воспоминания.

– Когда мы выехали из замка Вогон… Помнится, вроде мы все в первый день прискакали в Вогон, а наутро разъехались, так, что ли? Ну да, и как выехали мы из него, я и поскакал на северо-запад. Все едино ведь было, куда скакать. За день до того, как нам расстаться, Ланселот что-то такое всем нам рассказывал, будто Король Пеллес упоминал однажды при нем про священную посудину, которая хранится в одном из его укрепленных замков. Он вроде не так уж и настаивал, будто это какая-то важная штука, но утверждал, что вещь дорогая. Ну, половина рыцарей и двинулась в ту сторону, но я не стал забивать себе этой посудиной голову. Я поскакал на северо-запад. – Он сделал добрый глоток. – Первым, на чьи следы я напал, – сказал сэр Гавейн, – был Галахад. И показал себя этот малый высокомерным и неучтивым мужланом. Этот парнюга, – продолжал сэр Гавейн, делая новый глоток и понемногу разогреваясь, – этот лилейный вьюнош – самый законченный катамит, какой когда-либо отравлял своим зловонием божий свет и какого мне, на мою беду, довелось нюхнуть, – вот кто он таков, и тут даже спорить не о чем!

– Он что же, сшиб вас с коня? – спросил Король.

– Да нет. Это уж после. А я на его следы напоролся в самом начале. Вырос в бабьем монастыре, – гневно продолжил он, – посреди целой оравы старых клуш! До меня то и дело доходили от разных людей, которые на него нарывались, вести о том, как он занимается своими поисками, – благочестивый молокосос с сердцем безжалостного коршуна… Хотя, с другой стороны, что с малого взять – англичанин. Сунулся бы он к шотландцам, его бы враз прирезали. А может, уж и прирезали, – заключил он, пораженный внезапно пришедшей мыслью.

– Так что же дурного совершил сэр Галахад?

– Да уж совершил. Он, видите ли, вегетарианец и спиртного в рот не берет и уверяет всех, будто он девственник. Но я встретил сэра Мелиаса, – вы знаете, что его здорово изувечили? Он мне много чего порассказал о повадках Галахада. Мелиас невесть по какой причине привязался к этому невеже и попросил у мальчишки разрешения сопровождать его. Чего ради он с ним спутался, я и представить себе не могу, потому что первым, кто попросился Галахаду в попутчики, был сэр Увейн. И ему-то сэр Галахад отказал! Сэр Увейн для него оказался недостаточно хорош! Ну ладно, к Мелиасу он снизошел, да вдобавок и в рыцари его посвятил! Да дьявол забери мою душу – чтобы восемнадцатилетний оболтус еще кого-то в рыцари посвящал! Да, так посвятил он Мелиаса и говорит вот прямо такими словами: «Ну, любезный сэр, – говорит, – раз вы происходите от Королей и Королев, так уж, верно, рыцарского звания не уроните, ибо вам надлежит быть зерцалом рыцарства». Как это, по-вашему, называется, а? Ах ты ж южный сноб! Дальше – больше, поехали они искать приключений, да и наехали на распутье, и захотел сэр Мелиас поскакать налево. А Галахад и говорит: «Лучше бы вам не ехать этим путем, ибо думается мне, я легче избегну на нем опасностей, нежели вы». Наш красавчик Галахад от избытка ложной скромности, понимаете ли, не страдает, верно? Мелиас-то все же налево поехал, да только ему там не поздоровилось, наскочил на него, как и предсказывал Галахад, какой-то таинственный рыцарь и продырявил ему кольчугу насквозь. Ну, лежит он там при последнем издыхании, с обломком копья в боку. Так его, раненого, и обнаружил великий Галахад, и не нашел ничего умнее, как сказать: «Вот видите, лучше было бы вам ехать другой дорогой!» Сказать «говорил же я вам» человеку, который без малого помер, вот же милый ребенок! И помощи никакой ему не оказал.

– Что же дальше приключилось с сэром Мелиасом?

– Он ответил Галахаду: «Сэр, теперь пусть приходит смерть, коли будет на то Его воля». И с этими словами взял да и выдернул из себя обломок копья. Мелиас рыцарь добрый, и мне приятно сообщить вам, что он еще жив.

Артур промолвил:

– Что ж, Галахад всего только мальчик! Возможно, это у него возрастное. Не думаю, что нам следует строго судить его за мелкие промахи в общении с людьми.

– Да знаете ли вы, что он на отца своего напал и сбросил его с коня? Знаете вы, что он позволил родному отцу встать перед ним на колени и просить благословения? Что люди выпрашивали разрешения умереть у него на руках и он позволял им это, оказывал такую любезность?

– Что ж, возможно, это и было любезностью.

– А, дьявол! – воскликнул Гавейн и сунул нос в кубок.

– Но что же вы нам о себе совсем не рассказываете?

– Первое приключение, которое мне довелось испытать, – да по правде сказать, едва ли и не единственное, – случилось у Девичьего Замка. Вот только не хочется мне о нем рассказывать в присутствии Королевы.

Артур с некоторой холодностью произнес:

– Моя жена, сэр Гавейн, не дитя и не дурочка. Обычай этого Замка известен каждому.

Гвиневера воспитанно вымолвила:

– По-французски он называется droit de seigneur.

– Ну тогда что же, ну, приехали мы к Девичьему Замку с Увейном и сэром Гаретом. А обороняли тот замок семь рыцарей, они-то и блюли этот обычай. Мы натолкнулись на всех семерых в окрестностях замка, были они во всеоружии, мы с ними славно посражались и всех их перебили. Только это мы с ними покончили, как вдруг выясняется, что Галахад-то нас опередил. Оказывается, он их выгнал из замка, а сам и поныне внутри. Нам, выходит, выпала роль мясников, мы прикончили дичь, которую не сами загнали.

– Не повезло.

– Галахад же быстренько смылся, а с нами и разговаривать не стал. Получилось вроде, что мы порочны, а он блажен. Что там было после, не помню.

– Вы отправились дальше с Увейном и Гаретом?

– Нет, после Девичьего Замка мы расстались. Я ехал, ехал, пока не увидел хижину отшельника, а в ней святого старца. Из этих, знаете, которые все норовят кого-нибудь спасти. Первое же, чего он от меня потребовал: «Желаю, – говорит, – знать о счетах ваших с Господом Богом». А я попросил приютить меня на ночь. Ну, ладно, он все же был там хозяин да еще и служитель Божий, так что, когда он начал приставать ко мне, чтобы я исповедался, я отказываться не стал. Он и понес какую-то дикую чушь насчет этих семи рыцарей – они-де не кто иной, как семь смертных грехов, – а мне спокойно так объявил, что я великий убивец.

– А он не сказал вам, – заинтересованно осведомился Король, – что людей вообще ни по какой причине убивать не следует, и особенно когда взыскуешь Святого Грааля?

– Забери мою душу дьявол, коли он этого не сказал! Он мне целую проповедь прочел, что вон Галахад-то отпустил всех семерых, не прикончив, и что будто Святого Грааля кровопролитием не достигнешь.

– И что еще он сказал?

– Да я и не помню. Наговорил мне комплиментов, про которые я вам уже рассказал, а потом говорит, что надлежит-де тебе искупить твои грехи. Говорит, покамест человек как положено не покается и не получит честного отпущения, нечего и Святой Грааль искать. Ну, тронутый. У странствующего рыцаря положение такое, что ему никаких искуплений не требуется, – я ему это в два счета объяснил – рыцарю каяться, все едино что батраку поститься. В общем, наплел я ему чего-то и поехал себе дальше. Потом встретил я Агловаля с Грифлетом. А потом-то что, что же потом? Помню, ехал я с ними четыре дня… Ну да, а потом мы с ними разъехались, и поглоти меня мрак, если я до самого Михайлова дня не разгуливал без единого приключения! Правду сказать, – прибавил Гавейн, – в Англии последнее время никаких приключений не сыщешь. Гиблое какое-то место.

– Принесите сэру Гавейну еще выпить.

– Стало быть, настал Михайлов день, а уж после него повстречался я с сэром Эктором Окраинным. И ему не везло, в точности как мне! Наехали мы с ним на крохотную часовню, выпили малость и завалились спать – и обоим нам в ту ночь приснился один и тот же сон. Рука какая-то в парче, на руке узда, а в кулаке свечка. И некий голос вещает, что вот их-то нам и недостает. Я после повстречал еще одного святого отца, так он мне объяснил, что узда означает воздержание, а свеча веру, и вроде нам с Эктором их ну никак не хватает. Сами знаете, дай человеку сон толковать, так он его наизнанку вывернет. А потом случилась со мной злая напасть из тех, что преследовали меня все это время. Повстречали мы оба моего двоюродного брата сэра Увейна и не признали его, потому что был он с покрытым щитом. Эктор уступил мне первую стычку с ним, с моим же сородичем, и я честно пробил ему грудь копьем. Бригантина у него оказалась слабовата.

– Так Увейн погиб?

– Ваша правда, погиб. Просто черное невезение, вот что меня одолело.

Артур откашлялся.

– Я бы сказал, что Увейну, да упокоит Господь его душу, не повезло еще больше вашего, – сказал он. – Возможно, вам и вправду неплохо было с самого начала послушаться того отшельника.

– Да не хотел же я его убивать! Ведь он приходился Оркнейцам двоюродным братом. И подумать только, что этот южный буквоед с белым щитом с самого начала не пожелал ехать с ним вместе!

– Это вы о Галахаде? А какая эмблема была у него на щите?

– О Галахаде, о ком же еще! Не было у него никакой эмблемы. Он где-то разжился щитом, который, как он уверял, принадлежал еще Иосифу Аримафейскому. Щит весь серебряный с красным крестом посередке. Серебро, по его словам, означает белизну непорочности, а крест – Грааль. Да, так о чем я рассказывал?

– Вы только что убили Увейна, – терпеливо сказал Артур.

– Доскакали мы с Эктором еще до одного отшельника, он-то нам и объяснил насчет уздечки. Вегетарианец, можете быть уверены! И этот тоже завел старую песню насчет убийств да стал требовать от нас покаяния. Ну, мы извинились и вон из дверей.

– Он, стало быть, сказал, что никому из вас нет удачи оттого, что вы ищете лишь чьей-либо погибели?

– Сказал же! Он сказал, что Ланселот не нам чета, потому как редко убивал противника, а в этом Поиске и вовсе никого не убил. И еще сказал, что многие иные рыцари – Эктор сам повстречал таких десятка два – через грехи свои оказались в одном положении с нами. Сказал, что человекоубийство противно нашему Поиску. В общем, мы с ним обменялись речами и смылись, пока он еще толковал о своем.

– А потом?

– А потом приехали мы в один замок, Эктор и я, а там славный турнир, и в самом разгаре. Ну, мы присоединились к нападающим, отлично так посражались, и только-только оставалось нам, что пробиться вовнутрь замка, как объявился Галахад. Господь Всемогущий ведает, каким дурным ветром его принесло. Похоже, он не одобряет рыцарей, которые бьются просто так, ради забавы. Он и присоединился к тем, что обороняли замок, отогнал нас прочь и наградил меня вот этим. – Гавейн притронулся к повязке. – Эктор-то с ним биться не стал, – пояснил он. – Они же сродичи. А я все равно с ним сразился и не шибко много на этом выгадал. Он меня так саданул, что разнес и шлем, и железный наглавник, да еще меч соскользнул и убил подо мной коня. Тут для меня, клянусь Христом, все и закончилось. Я больше месяца провалялся в постели.

– И потом отправились домой?

– Ваша правда, домой.

– Да, особых удач вам не выпало, – сказала Королева.

– Удач! – Миг-другой Гавейн смотрел в пустой кубок. Потом вдруг оживился. – Я же еще Короля Багдемагуса пришиб, – сказал он. – Вы об этом не слышали. Забыл рассказать.

Артур, внимательно слушавший рассказ Гавейна, теперь погрузился в собственные мысли. Он сделал нетерпеливый жест.

– Идите спать, Гавейн, – сказал он. – Вы, должно быть, устали. Ложитесь в постель и обдумайте все, что с вами случилось.