Элейна появилась из ворот барбакана, и Гвиневера холодно поцеловала ее.

– Добро пожаловать в Камелот, – сказала она. – Пять тысяч раз добро пожаловать.

– Благодарю вас, – сказала Элейна.

Они оглядели одна другую с улыбками на враждебных лицах.

– Ланселот будет счастлив увидеть вас.

– О!

– Про ребенка всем уже ведомо, дорогая. Вам нечего смущаться. Королю и мне не терпится узнать, похож ли он на отца.

– Как вы добры, – неуверенно сказала Элейна.

– Вы должны позволить мне первой увидеть его. Вы назвали его Галахадом, не правда ли? Он сильный? Он уже обращает внимание на окружающих?

– Он весит пятнадцать фунтов, – с гордостью сообщила Элейна. – Вы можете увидеть его сию минуту, если хотите.

Гвиневера с едва заметным усилием сдержалась и принялась заботливо разворачивать пледы, укутывавшие Элейну.

– Нет, милочка, – сказала она. – Я могу и потерпеть. Вам нужно отдохнуть после долгой дороги, да, наверное, и ребенка следует устроить. Я могу заглянуть к вам под вечер, когда дитя уснет. Времени у нас предостаточно.

Но в конце концов ей все же пришлось его повидать.

Когда Ланселот в следующий раз встретился с Королевой, и благодушия ее, и рассудительности как не бывало. Она казалась холодной, высокомерной и говорила так, словно выступала перед большим скоплением народа.

– Ланселот, – сказала она, – я думаю, тебе следует отправиться к сыну. Элейна места себе не находит из-за того, что ты не пришел его повидать.

– А ты его видела?

– Да.

– Он некрасив?

– Он удался в Элейну.

– Слава богу. Я пойду прямо сейчас.

Королева окликнула его, заставив вернуться.

– Ланселот, – сказала она, начиная дышать через нос. – Я полагаюсь на тебя и надеюсь, что ты не станешь любиться с Элейной под моей крышей. Раз уж мы с тобой решили не прикасаться друг к другу, пока все не устроится, будет только честно, если и к ней ты не прикоснешься.

– Я не собираюсь любиться с Элейной.

– Разумеется, ничего иного ты сказать и не можешь. И я готова поверить тебе. Но если ты не сдержишь слова и на этот раз, между нами все будет кончено. Навсегда.

– Я сказал все, что мог сказать.

– Ланселот, ты уже обманул меня однажды, как же я могу быть уверенной в тебе? Я поместила Элейну в покоях рядом с моими, и, если ты войдешь к ней, я об этом узнаю. Тебя же я попрошу не покидать своей комнаты.

– Как тебе будет угодно.

– Сегодня ночью я пришлю за тобой, если смогу отделаться от Артура. Когда именно, я пока не скажу. Если твои покои окажутся пустыми, я буду знать, что ты у Элейны.

Пока дама Бризена готовила для малыша колыбельку, Элейна рыдала в спальне.

– Я же видела его на стрельбище, и он меня тоже видел. Но он отвернулся. Придумал какой-то предлог и ушел. Он не захотел даже взглянуть на наше дитя.

– Ну, успокойся, успокойся, – утешала ее дама Бризена. – Бог милостив.

– Не надо мне было приезжать. И мне от этого одни только лишние несчастья, и ему тоже.

– Это все Королева.

– А какая она красивая, правда?

Дама высказалась несколько туманно:

– Всяк человек делами красен.

Элейна вновь беспомощно зарыдала. Вид у нее, у красноносой, был преотвратный. Так вот и выглядят люди, когда решаются махнуть рукой на собственное достоинство.

– Я так хотела его обрадовать.

В дверь постучали, вошел Ланселот, и Элейна торопливо вытерла глаза. Они скованно поздоровались.

– Я рад, что вы приехали в Камелот, – сказал он. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

– Да, благодарю вас.

– А как… ребенок?

– Сын вашей милости, – подчеркнуто произнесла дама Бризена.

Она развернула колыбель и отступила, чтобы ему все было видно.

– Мой сын.

Они стояли, глядя сверху вниз на новоявленное существо, беспомощное и, по сути дела, лишь наполовину живое. Они, говоря словами поэта, были сильны, он слаб, – настанет день, они ослабеют, он станет силен.

– Галахад, – сказала Элейна и склонилась над свивальниками, глупо жестикулируя и издавая бессмысленные звуки, к которым охотно прибегают матери, когда их малютки начинают выказывать к ним интерес. Галахад сжал кулачок и шлепнул себя в глаз – достижение, судя по всему, изрядно утешившее обеих женщин. Ланселот наблюдал за ним с изумлением. «Мой сын, – думал он. – Он часть меня, а все же красивый. На урода вроде бы не похож. Хотя по такому младенцу разве скажешь?» Он протянул палец, вложил его в младенческую ладошку, и младенец вцепился в него. С виду казалось, что пухлый кулачок приделан к руке неким хитроумным кукольным мастером. Вокруг запястья шла глубокая складочка.

– О, Ланселот! – вскричала Элейна.

Она попыталась упасть в его объятия, но он ее оттолкнул. Через плечо он с отчаянием и страхом взглянул на Бризену и, издав какой-то дикий, невразумительный звук, выбежал вон.

Лишенная опоры, Элейна опустилась на пол у колыбельки и разрыдалась пуще прежнего. Бризена, распрямившаяся, чтобы встретить враждебный взгляд сэра Ланселота, стояла, с непроницаемым выражением глядя на дверь.