– Никаких частных лавочек, Гриша, мы заводить не будем!

– Ты что, ваше величество, с дуба рухнул?! А где смогут твои подданные все необходимое покупать…

– Тьфу на тебя! Под частными лавочками не нужно понимать торговцев да купчишек – учено выражаясь – мелкую буржуазию. У малороссов в крови, с молоком матери впитано – подойти, и прицениться раз пять, чтобы что-то купить подешевле или продать подороже. Такое поведение нашего населения обусловлено временем. И менталитет, то есть народный характер, не переделаешь. Это стихия, понимаешь, природное явление. Разве на дождь, ветер или снег жаловаться можно?!

Я другое имел в виду – все, что идет на благо державы, приносит казне доходы, должно оставаться у государства, и ему прибыль приносить для общего блага. Казна должна постоянно пополняться, продажи вести, да те же изделия железные или ружья с хрусталем и горилкой. Да много чего у нас есть, что на мануфактурах державных производится.

Война слишком дорогое удовольствие, людям обходится по высокой цене – они кровью платят. Так что подати не поднимать, а снижать надобно в такое время, или обеспечение поднимать, пусть разовыми выплатами. А финансирование боевых действий вести исключительно от державы – деньги брать от государственных монополий. Все значимые доходы, даже от того же винокурения, должны в казну идти, а не в частную лавочку.

Олигархов… богатеев то есть, что все хотят под себя подгрести, как старшина слободская или гетманская, да те же магнаты польские, на корню мотыгой гасить нужно – вот где главные зрадники!

– Это верно, государь – все они норовят народ ободрать, а самим сладко жить и вкусно жрать, в шелка и бархат наряжаться…

– Ты на приемах отнюдь не оборванцем выглядишь.

– Так я канцлер, по иноземному выражаясь, меня положение обязывает. Причем, одеваюсь за собственные гроши.

– А почему денег у меня не выпрашиваешь? Грабки свои в казну не запускаешь – ведь возможности имеешь немалые для сего увлекательного занятия?

– Я жалование ежемесячное получаю в триста гривен, на жизнь безбедную хватает за глаза, жинка не жалуется. Один раз попробовала на бедность пожаловаться, я ее на хуторе запер на месяц – враз одумалась. А еще поучил маленько, ничего, под платьем на заднице следов кнута не видно.

– Да уж, простые нравы, незатейливые – феминисток на тебя нет!

– Кого? Да посеку на хрен, саблю сам точу и рука тверда.

Юрий представил «радужное шествие» и бегающих бабенок, брызгающих слюной во все стороны, будто с вселившимися в них бесами. Задумчиво посмотрел на запорожца в ранге председателя Боярской Думы, и чуть не заржал от увиденной в мозгу картины.

«Казаки, стрельцы и селяне восприняли бы такой праздник с воодушевлением – дня три действо продолжалось. А чтобы с педерастами и лесбиянками сделали, так представить жутко – если бы в реке не утопили, то прутьев изломали о задницы прорву. А уж с феминисток бесов бы в один момент изгнали – средство проверенное, лекарство прямо таки. Порка и тяжкий физический труд на свежем воздухе среди чудных запахов навоза, бесов из жинок на раз-два выгоняет!»

– Чего хмыкаешь, государь? Али решил, что не сдюжу с этими… как их – феминистками?!

– Так они в ужасе сразу разбегутся, как тебя с саблей увидят. Ладно, не будем о радостном говорить, еще века три до их появления пройдет. Сейчас клятву Богу супруги вместе дают в сердцах, а не ЗАГСу, и по отдельности – там не про честь и верность, а исключительно про гроши.

– Страшные дела в будущем творятся, у меня оселедец торчком чуть ли не встал на голове, когда твои рассказы услышал в первый раз. Жуть кошмарная! Нравы в твоем времени оскотинились, мужи или женоподобны, али пьют горькую. Жинки их верность не хранят, деток у отцов отбирают, на гроши ставят, под эти сатанинские алименты подводят, имущество мужнино себе присваивают, ни дня не проработав.

– Вот потому чтобы в будущем такого безобразия не случилось, нам надо ныне всех олигархов, этих «жирных котов» за горло взять так, чтобы яйца у них отвалились и подобная погань не рождалась. Нравы сразу крепче станут. И ценность человека не деньгами измерять станут, а его заслугами и общественной пользой. Как доблесть стрельца или казака в бою!

– Це гарно! Кресты Архангела Михаила да святого Иоанна Готского дюже способствуют – заслужить их в бою или трудами на общее благо многие желают. Но только самых лучших из них награждают.

– Знаки вести в золоте и серебре – заслуженным учителям, лекарям, металлургам, мастерам, шахтерам. Ученикам и студентам дипломы с отличием… Это же сколько сделать еще надо?! Боже мой! Никогда не думал, что между монархизмом и социализмом много общего найти можно, если о народе начать думать!

– На то у тебя голова, государь! Ты знаешь, что в будущих временах свершилось – к хорошей жизни народ веди, дурное отсекай! А людей лучших, кто о державе нашей попечение имеет, а не о собственном богатстве – тех отличать надобно, и они еще большую пользу принесут. Отслужат тебе честно, верой и правдой!

– Вот это и будет элита нашей державы – те, кто заслуги по себе имеет, а не по знатному роду или по богатству. Со временем так и будет, надо только школы повсеместно открывать и учителей готовить. И университет в следующем году открыть надобно – потребность в ученых кадрах жесточайшая. У нас всего две гимназии и несколько училищ на всю Новую Русь. Но даже в них вакансий преподавательских много.

Юрий задумался – с образованными людьми прямо беда. Если бы не жуткая нелюбовь патриарха Иоакима ко всему западному, то наступил бы сплошной кошмар и стихийное бедствие. Тот буквально изгонял из московского царства образованных малороссов, благо на гетманщине имелась Могилянская Академия и другие учебные заведения.

Удалось перехватить три десятка учеников известного Симеона Полоцкого, учителя царя Федора и его сестры Софьи, который открыл при Спасском монастыре школу и преподавал там риторику и пиитику, богословие, философию и историю, латинский и польский языки. А лучшим из них оказался архимандрит отец Сильвестр – так что Юрий после собеседования решил его ректором будущего университета поставить.

И не только…

Никто не мог заподозрить в прекрасно образованном священнике, игумене монастыря, а до того книгохранителя Московского Печатного Двора, справщика и редактора, некоего Симеона Медведева. Подьячего упраздненного Приказа Тайных дел царя Алексея Михайловича, ведшего расследования против изменников. А также доверенного советника и помощника боярина Ордын-Нащокина, главы Посольского Приказа, что заключил с поляками перемирие в селении Андрусово, и тем завершившего многолетнюю войну за Малую Русь.

Просто со свержением покровителя, Медведев очутился перед крайне неприятной перспективой – быть уничтоженным в самом что ни на есть прямом смысле. Слишком много он нажил недоброжелателей среди московского боярства, которым оттоптал любимые «мозоли». Так что пришлось ему принять монашество и на какое-то время перейти на конспиративное положение и притаиться до лучших времен.

Так что отец Сильвестр с радостью не только сам приехал в Галич, но с ним приехали многие сторонники малороссийской партии, что прошли обучение в школе отца Симеона. Одновременно с Гетманщины прибыло несколько десятков образованных шляхтичей, священников и монахов, но еще больше сторонников и поклонников царя Юрия Львовича остались там – что такое агенты влияния Галицкий прекрасно знал.

Теперь у него было три разведывательных службы, действовавших вполне профессионально. Грицай Незамай отвечал за военные задачи, имея агентуру во всех сопредельных странах. А вот отец Сильвестр решал политические проблемы, опутывая сетью резидентур «друзей», что могли стать противниками, и врагов, что в одночасье превращались союзников.

Но таковы реалии политики!

Умен и ловок оказался архимандрит, ставший духовником Софьи – беременная супруга поначалу изводила всех придирками, но после общения с отцом Сильвестром резко успокоилась и пребывала в благости. И не только она – удалось внедрить агентов в окружение польской королевы Марыси, к царю Федору – причем на самом верху оказались два думных дьяка и три боярина из Думы. Не остался без опеки и молдавский господарь – в его свите тоже оказались «доброхоты» Новой Руси.

Так что образованный Приказ тайных дел оказался настолько тайным, что появление его прошло мимо всех. О нем не имели ни малейшего понятия даже многие члены Боярской Думы Новой Руси.

При этом имелась еще сильная и разветвленная спецслужба православной церкви – митрополит Мефодий не жалел на нее ни сил, ни средств. Ромеи хорошо знали ремесло тайных служб, где церковь и разведка действовали рука об руку всю тысячелетнюю историю. Теперь они освободились от турецко-татарской зависимости и получили защиту от могущественного базилевса (царь ведь Боспорский). А потому церковники начали более активно вести подрывную работу против султана. И первым делом постарались взять под опеку окружение всех восточных патриархов.

Но то дело будет долгое, на многие года рассчитанное!