В эру Буммеи (1469–1486) один молодой самурай, по имени Томотадо, находился на службе у великого даймио Ноты.

Томотадо родился в Екизене, но еще ребенком был взят в качестве пажа во дворец даймио. Этот принц воспитал его так, что он мог избрать военную карьеру. Томотадо слыл прилежным учеником, а затем хорошим солдатом. Он продолжал находиться в милости у своего повелителя. Любезный, красноречивый, очень красивый собой, он был любим и всеми своими товарищами.

Когда молодой самурай достиг 20 лет, его избрали для исполнения очень важного поручения к великому даймио Киото. Так как ему приказано было ехать через Екизен, Томотадо и спросил разрешения заехать к своей матери, которая продолжала жить в этом городе.

Когда он пустился в путь, было очень холодно и земля была покрыта снегом. Хотя его конь был вынослив и силен, ему все-таки пришлось двигаться чуть не шагом. Дорога шла по гористой местности, где селенья встречались очень редко, на далеком друг от друга расстоянии. На второй день путешествия, после утомительной и долгой езды, Томотадо с досадой убедился, что до места, где был назначен ночлег, ему не добраться очень долго, а на дворе разыгрывалась метель и вьюга. Лошадь его насилу передвигала ноги.

Вдруг на откосе горы, под группой плакучих ив, Томотадо заметил маленькую хижину. Он заставил коня добраться до дверей скромного жилища и начал стучаться в закрытые от непогоды ставни.

Дверь отворила старая женщина, которая при виде красивого незнакомца воскликнула:

– Ах! Какая жалость видеть молодого человека, обязанного путешествовать в такую непогоду! Потрудитесь войти, господин!

Томотадо сошел с лошади и отвел ее под навес сзади хижины. Потом он вошел под гостеприимный кров и увидал в хижине старика и девушку, гревшихся у очага, где пылали ветви бамбука. Его почтительно пригласили к огню, и старики хозяева принялись приготовлять ему что-нибудь на ужин.

Девушка исчезла за ширмой, но Томотадо успел заметить, что она очень хороша собой, несмотря на беспорядок ее одежды. Он был очень удивлен, что такая красавица жила в таком убогом, нищенском месте.

Старик ему сказал:

– Почтенный господин, снег падает обильно, а до ближайшей деревушки еще далеко. Ветер силен, а дорога очень плоха. Было бы очень неблагоразумно продолжать ваш путь сегодня. Хотя эта хижина недостойное вас жилище и мы не можем доставить вам никаких удобств, но, может быть, будет благоразумнее остаться на эту ночь под этим скромным кровом? О лошади вашей мы позаботимся как можно лучше!

Томотадо с живостью согласился на это скромное предложение. В душе он очень желал еще раз взглянуть на девушку.

Перед ним поставили простую, но питательную пищу, и молодая красавица появилась, чтобы угостить его вином. Она надела платье из грубой шерсти, но чистое и опрятное и привела в порядок прическу из своих густых, длинных волос. Когда она склонилась к самураю, чтобы налить ему вина, он убедился, что она несравненно красивее всех женщин, каких ему удавалось когда-либо видеть!.. Все ее движения и жесты были полны грации, производившей на него чарующее впечатление. Старики спешили извиняться за дочь:

– Господин, наше дитя Айоажи воспитывалась среди этих пустынных гор и не привыкла прислуживать знатным господам. Просим вас извинить ее неловкость и неумение!

Томотадо отвечал, что он считает за честь пользоваться услугами такой красивой особы.

Он почти ничего не ел, все любуясь девушкой, красневшей под его восхищенным взором.

Мать тогда ему сказала:

– Добрый господин, надеюсь, что вы попытаетесь что-нибудь скушать и выпить, хотя пища наша проста и груба. Но ведь вы, вероятно, промерзли под ледяным дыханием бури?

Тогда, чтобы доставить удовольствие своим хозяевам, Томотадо постарался отдать честь их скромному угощению, но он совершенно подпал под чары Айоажи.

Он с ней заговорил и убедился, что ее речь была так же мелодична, как нежно было ее лицо. Хотя она была воспитана среди гор, ее родители, вероятно, принадлежали прежде к высокому роду, так как у нее был тон и манеры благородной девушки. И вдруг он обратился к ней под влиянием наполнявшего его сердце радостного чувства со стихотворением, где заключался в то же время и вопрос:

Нисколько не теряясь, она ему отвечала:

– А если рукавом я скрою бледные лучи восходящего солнца, быть может, это удержит тебя здесь при наступлении утра, мой господин?

Томотадо понял из этих слов, что она не отвергала его поклонение. Он изумился, как искусно слагала она стихи и выражала в них свое чувство, а обещание, заключавшееся в них, привело его в восторг.

Он был убежден, что не может даже надеяться встретить, а тем более заинтересовать девушку, которая была бы красивее и умнее этой поселянки. Внутренний голос, казалось, говорил ему: «Не упускай счастья, что боги послали тебе на твоем пути!»

Словом, он был до такой степени очарован, что, без дальних предисловий, обратился к старикам с просьбой выдать за него дочь замуж, сообщив при этом свое имя и свое положение при дворе даймио в Ното. Старики распростерлись перед ним, испуская возгласы изумления и благодарности, но затем, после некоторого колебания, старик отец проговорил:

– Достопочтенный господин, вы занимаете высокое положение и, без сомнения, в дальнейшем возвыситесь еще больше. Милость, которую вы нам оказываете, неизмеримо велика, и мы не находим слов, как вас за нее благодарить. Но наша дочь – поселянка самого низкого состояния, она не получила никакого воспитания; совершенно неприлично, чтобы она сделалась женой благородного самурая! Об этом не может быть и речи! Но если действительно наша дочь вам нравится и вы готовы извинить ее неловкие и неумелые манеры, то мы с радостью отдадим вам ее в качестве верной служанки. С этой минуты вы полный над ней господин; что ваша милость захочет, то и может от нее требовать.

К утру буря стихла, и небо было ясно и безоблачно. Томотадо не мог дольше мешкать, если бы даже действительно Айоажи закрыла от него солнце рукавом.

Но он не мог решиться на разлуку с прелестной девушкой и, покончив с приготовлениями к отъезду, обратился к ее родителям со следующими словами:

– Хотя после того, что было мною получено, моя просьба может показаться неблагодарностью, я все-таки умоляю вас отдать мне вашу дочь в жены. Для меня невозможна теперь разлука с ней, и так как и она хочет за мной следовать, то я хочу сейчас же ее с собой увезти, если вы мне это разрешите. Согласитесь на мою просьбу, и я буду любить вас как родителей. А пока, во всяком случае, примите этот скромный подарок, взамен вашего гостеприимного приема.

И, говоря эти слова, он положил перед хозяином кошелек с золотом.

Старик оттолкнул кошелек и проговорил:

– Добрый господин, это золото нам здесь не послужит ни к чему, а вам в дороге может пригодиться! Путь ваш и длинен, и труден. А мы никогда ничего не покупаем – нам негде здесь тратить деньги. Что же касается дочери, то мы вам ее уже отдали… Пусть же она и будет ваша! И вам вовсе не надо нашего согласия, чтобы увезти ее с собою. Она нам уже сказала, что надеется последовать за вами и жить при вас в качестве смиренной служанки, пока вам ее присутствие будет приятно. Мы очень счастливы, что вы взяли на себя заботу о ее судьбе: здесь мы не могли ей предоставить ни платья, ни приличного приданого. Кроме того, мы так стары, что все равно не долго можем прожить с ней. Поэтому мы счастливы, что вы ее с собой берете…

Напрасно Томотадо настаивал, чтобы старики взяли от него хоть малейший подарок. Он убедился, что они вовсе не дорожат богатствами и сердечно рады, что могут ему доверить судьбу и счастье своей дочери. Поэтому он решился им не противоречить и взял девушку к себе на седло.

Затем он простился со стариками, выражая им свою глубокую признательность за доверие.

– Достопочтенный господин, – снова начал уверять старик, – это мы должны вас благодарить. Мы уверены, что вы будете добры к нашей дочери, и мы можем быть совершенно спокойны насчет ее участи. [Здесь в японской рукописи является странный перерыв. Ничего больше не говорится ни о матери Томотадо, ни о родных Айоажи, ни о даймио Ното. Вероятно, автор желал как можно скорее перейти к поразительному и страшному заключению этой истории.]

Самурай не имел права жениться без разрешения своего господина, а получить это разрешение Томотадо надеялся только после того, как завершит свою миссию.

А между тем он боялся, что исключительная красота девушки будет слишком привлекать внимание и может кому-нибудь внушить мысль ее у него похитить.

Прибыв в Киото, он старался ее держать дома и не подвергать нескромным взорам. Но однажды один из придворных даймио Киото увидел ее нечаянно и разузнал, в каких отношениях она состоит с Томотадо.

Он доложил об этом своему господину, а так как даймио был молод и любил хорошенькие личики, то он и приказал привести в его дворец Айоажи. Без всякой церемонии ее схватили и привели во дворец.

Томотадо был очень огорчен, но знал, что бессилен против воли правителя. Он являлся только скромным посланником находящегося вдали даймио и был во власти гораздо более сильного господина, противоречить желанию которого было невозможно. Кроме того, Томотадо понял, что он поступил неосторожно и сам навлек на себя несчастье тем, что завел себе втайне подругу, хотя это строго запрещалось военными законами.

У него оставалась одна надежда, что Айоажи согласится с ним бежать. После многих размышлений Томотадо решился послать ей письмо. Но это было очень опасно, так как всякое послание, адресованное на имя девушки, могло попасть в руки даймио. Сама попытка написать любовное письмо обитательнице дворца являлась непростительным преступлением. Но он все-таки решился рискнуть.

Он составил письмо в виде китайской поэмы и начал придумывать средства, как ее передать. Поэма была очень короткая, но в ней выражалась вся глубокая грусть, какую испытывал Томотадо, потерявший свою возлюбленную:

В тот день, когда Томотадо передал свою поэму, поздним вечером потребовали его во дворец даймио. И молодой человек догадался, что его письмо перехвачено и прочитано.

Он не мог ничего ждать, кроме казни.

«Меня приговорят к смерти, – подумал он, – но я вовсе не дорожу жизнью, если мне не возвратят Айоажи! И если я буду приговорен к смерти, я по крайней мере попытаюсь убить даймио!»

И с этими мыслями он сунул за пояс свою саблю и поспешил в княжеский дворец.

Войдя в залу аудиенций, Томотадо увидал даймио сидящим на троне и окруженным самураями высоких рангов, одетыми в свои парадные одежды. Все они стояли неподвижно, как статуи… Томотадо приблизился, чтобы простереться перед троном, и это глубокое безмолвие показалось ему затишьем перед великой грозой.

Но вдруг даймио спустился с трона и, положив руку на плечо Томотадо, проговорил первые слова поэмы: «Молодой принц преследует очаровательную деву!..»

И самурай, подняв голову, увидал, что глаза принца полны слез, а выражение лица вполне доброжелательно.

И даймио сказал:

– Поскольку вы так глубоко любите друг друга, я взял на себя обязанность заменить моего родственника даймио Ноты и вместо него разрешаю вам сочетаться браком. Ваша свадьба произойдет здесь, в моем присутствии… гости уже собрались, и подарки готовы!

По знаку даймио были отодвинуты ширмы, скрывавшие соседнюю комнату, и Томотадо увидал там Айоажи, ожидавшую его в кругу знатных лиц, в брачной одежде!

Так была она ему возвращена.

Свадьба была пышная и веселая, и богатейшие подарки были сделаны молодым правителем Киото и его бесчисленными придворными.

Томотадо и Айоажи прожили вместе в полном счастье в течение четырех лет. Но однажды утром, разговаривая с мужем о каких-то хозяйственных делах, молодая женщина вдруг громко и болезненно вскрикнула – и сделалась бледна и неподвижна.

Через несколько минут она сказала своему испуганному молодому супругу:

– Простите меня, что я так громко закричала. Я знаю, что это было очень невежливо, но я не могла удержаться… Боль была так сильна и неожиданна… Дорогой мой муж, наша встреча произошла, вероятно, благодаря каким-нибудь сношениям между нами в нашей предыдущей жизни. И я уверена, что мы будем соединены в будущей нашей жизни! Но что касается нашего теперешнего существования, я знаю, что наша связь порвана. Мы скоро должны будем расстаться!.. Прошу вас прочитать надо мной молитву Нембутсу. Я умираю…

– Какая странная, безумная мысль! – воскликнул испуганный Томотадо. – Моя возлюбленная, вы находитесь под влиянием какой-то болезненной фантазии! Лягте, попробуйте отдохнуть, и все ваши воображаемые болезни пройдут!

– Нет, – отвечала молодая женщина. – Нет! Я умираю! Это не фантазия… не химера! Я знаю это!.. Теперь бесполезно дольше скрывать от вас истину… Я не человеческое существо. Моя душа – это душа дерева, моя кровь – это сок, который течет и питает плакучую иву!.. И в эту минуту, в эту ужасную минуту кто-то рубит мое дерево!.. Вот почему я и должна умереть!.. слезы меня утомляют… Ах! Я умираю, скорее, скорее читайте молитву для умирающих, скорее… Ах!.. Ах!..

И, испустив последний крик отчаяния, она отклонила головку и старалась скрыть лицо широким рукавом. И в то же время вся ее фигурка точно таяла, сокращалась самым необыкновенным образом, и ее силуэт склонялся к полу!.. Томотадо хотел ее поддержать, но поддерживать было некого. Он обнимал пустоту…

А на полу лежала пустая одежда молодой женщины и украшения с ее головы… Само же тело исчезло, как будто его никогда и не бывало!

Томотадо обрил голову, сделался буддистом и превратился в странствующего монаха.

Он бродил по всей стране; когда достигал какого-нибудь святого места, он всюду заказывал молитвы за упокой души Айоажи.

Проходя во время своего благочестивого путешествия в Екизен, он решился отыскать жилище родителей своей возлюбленной жены.

Но, когда он достиг того места, где когда-то среди гор приютилась их хижина, он ее не нашел. Ничто даже не указывало на то, что она когда-либо здесь стояла. Только оставались три срубленные ствола плакучей ивы. Два от старых, больших деревьев, а один от совсем молодой ивы.

Деревья были срублены некоторое время назад.

И у подножья этих стволов Томотадо велел воздвигнуть превосходный памятник, на котором были начертаны священные тексты.

И много было совершено им здесь буддистских обрядов и служб за упокой душ Айоажи и ее родителей!