Книга: Наставники Лавкрафта
Назад: Маска Красной смерти
Дальше: Кровавый обряд

Лафкадио Хирн

 

Прозаик и поэт, журналист и переводчик, гражданин США, житель Японии и японский патриот, сын ирландца и гречанки, родившийся на одном из островов Ионического архипелага и большую часть своей жизни проживший в Америке, – все это один человек, автор историй о волшебстве, духах и привидениях Лафкадио Хирн.
Хирн прожил недолгую жизнь и едва ли был счастлив. Неудачи преследовали его почти постоянно. Во многом они были следствием личных обстоятельств. Он был не уверен в себе, мнителен, скрытен, более готов к поражениям, чем к победам. Дитя мезальянса (как в национальном, так и в социальном смысле), он родился на острове Левкас, в греческой транскрипции – Лафкадиа. От греческого названия острова происходит и его необычное имя – Лафкадио. Впрочем, до двадцати пяти лет его чаще называли Патриком – именем, которое дал ему отец. Последнего звали Чарльзом Хирном, он был военным врачом, офицером Британской армии, и оказался на архипелаге волею обстоятельств. Чем он покорил красавицу гречанку по имени Роза – неизвестно, но она родила ему трех сыновей и уехала с ним на его родину, в Ирландию. В Дублине жили родители и многочисленная родня мужа. Здесь он оставил молодую жену и детей на попечение родственников и отправился на Крымскую войну. Потомственный дворянин и талантливый хирург, он тем не менее был человеком невысокой морали, не способным на настоящие, глубокие чувства. Когда он вернулся из России, то любил уже другую женщину. Роза страдала в Ирландии – и от климата, и от одиночества; по-английски она почти не понимала и разговаривать не умела. Муж был всегда далеко – то на одной войне, то на другой; к тому же он совсем не любил ее. Она отпросилась погостить на родину, чтобы не возвращаться обратно. Там она вскоре заболела, впала в глубокую депрессию, а потом оказалась в сумасшедшем доме, где через несколько лет и умерла.
Будущий писатель навсегда расстался с матерью в возрасте шести лет и почти не помнил ее. Родителей заменила тетя отца – женщина очень мягкая и добрая, искренне любившая и жалевшая Патрика. Ребенку с экзотической «южной» внешностью и выговором жить среди англосаксов и кельтов было нелегко. Домашний мальчик, он не имел друзей, физически не был крепок и часто просто не мог постоять за себя, к тому же в результате несчастного случая полностью ослеп на один глаз и очень страдал от своего «уродства». Его отправили в хорошую школу, но окончить ее ему не довелось – денег у тети было совсем мало. Без образования и специальности, без протекции надежд реализовать себя на Британских островах у него не было. В девятнадцать он перебрался в Америку к дальним ирландским родственникам и поселился в Цинциннати, штат Огайо. Учился на печатника, но стал журналистом. Писать начал почти случайно, отчаянно нуждаясь в дополнительном заработке. Газета была небольшой, и получал он совсем немного, но с самого начала своей карьеры выделялся: писал совсем не так, как другие, – рассказывал красиво, порой вычурно о вещах прозаических, обыденных, даже грубых и жестоких. Здесь, в Огайо, Патрик Хирн окончательно превратился в Лафкадио Хирна. Провинциальная пуританская Америка не могла оценить своеобразия его дарования. В 27 лет он уехал на Юг, в Луизиану, в «экзотический» Новый Орлеан. Переезд стал попыткой убежать от приземленной меркантильности буржуа в мир мечты.
В Новом Орлеане он сформировался как художник, начал писать рассказы, опубликовал первую повесть о трагедии острова, смытого штормовыми волнами вместе с обитателями в море. Здесь открылась еще одна грань его дарования – переводческая. Он хорошо знал французский и любил французскую литературу. Первая общенациональная известность пришла к Хирну благодаря его переводам произведений Готье, Флобера, Ж. де Нерваля, Золя и, главное, Ги де Мопассана, в рассказы которого был влюблен. Он первым познакомил американцев с миром великого француза. Здесь, в краю креолов и французской речи, обращение к романской словесности было естественно и вполне объяснимо.
Хирн всегда много читал – и в детстве, и в зрелые годы. Французская литература для него значила многое, но все-таки образцом художника стал для него Эдгар Аллан По. Увлечение жанром «страшного рассказа» состоялось во многом благодаря творческому опыту предшественника. Рассказы «о привидениях» тогда в Америке писали многие. Но у Хирна была своя цель – не развлечь читателя, пощекотав ему нервы, а заставить ощутить, что жизнь не сводится исключительно к погоне за деньгами, а полна таинственного, загадочного и прекрасного. Хотя его рассказы заметил и стал публиковать один из ведущих американских журналов того времени, Хирн отчетливо понимал, что в Америке они не нужны. Приглашение поработать в Японии в качестве преподавателя английского языка и литературы оказалось выходом из затянувшейся тяжелой депрессии.
В Японию Хирн переехал весной 1890 года и до конца дней, безвыездно, лишь время от времени меняя японские адреса, жил в Стране восходящего солнца. Хирн был космополитом, любой дом был для него чужим – так повелось с младенчества. Может быть, поэтому переезд из «неформальной» Америки в предельно ритуализированную Японию дался ему так легко. Здесь он преподавал в школах и в университете и преуспел в этом.
Похоже, он с самого начала знал, что приехал в Японию не в гости, а навсегда. Будучи преподавателем, он одновременно и сам был студентом, изучая язык, впитывая обычаи и культуру, дух Японии. Он вжился в эту действительность. Принял японское подданство, женился, взял японское имя – теперь его стали звать Якумо Коидзуми. Здесь началась подлинная литературная жизнь Хирна. Он писал не для денег, а для удовольствия. Впитав японский мистицизм, он избрал для себя традиционный японский жанр – волшебную сказку о привидениях и злых духах. Такие истории сочиняли в Средние века, сочиняли их и современники Коидзуми. Он писал по-английски, и его аудитория была совсем невелика – читатели единственной в Японии англоязычной газеты, большей частью такие же экспатрианты, не вписавшиеся в западную жизнь, как и он сам.
Он сам как личность, а еще в большей степени его необычная проза были очень популярны на Западе на рубеже XIX–XX вв. В Европе первыми его «узнали» французы. В этом факте была своя логика – в свое время молодой Хирн с энтузиазмом «открывал» французскую литературу американцам и другим англоязычным читателям. Затем с его прозой познакомились Италия, Германия, Австрия. О нем с восторгом писали Гуго фон Гофмансталь, немецкие символисты.
Якумо Коидзуми умер внезапно, скончавшись от сердечного приступа. Случилось это накануне начала русско-японской войны, но, конечно, никак с этим событием не было связано. В наши дни Лафкадио Хирн занимает прочное и видное место в истории англоязычной литературы как один из наиболее оригинальных авторов «страшного» рассказа.

 

А. Б. Танасейчук
Назад: Маска Красной смерти
Дальше: Кровавый обряд