Глава IV
Голос умолкает
Любимая, твои шаги легки над землей в ночи,
Поступь твоя лунным сиянием гонит мрак,
Память о твоих глазах зажигает в росе святые лучи…
Слышу твой голос – за тысячей гор, – и песня его так
Мучительна для осиротевшей души… Память, молчи.
И вот однажды ночью, к концу шестнадцатого часа, когда я уже собирался спать, вокруг меня вострепетал эфир, как нередко случалось в те дни, однако на этот раз в трепете сем была странная сила – и в душе моей заговорил голос Наани.
Я знал, что это она, но тем не менее не стал отвечать сразу и, получив немедленный ответ в биениях Слова Власти, спросил у Наани, почему она решила обратиться ко мне с помощью прибора. Это было странно: ведь все они спали, Монструваканы давно стояли на страже, потому что в Малой Пирамиде время сна начиналось с одиннадцатого часа. Таким образом, у них прошло уже пять часов ночи, и Наани должна была спать, а не бодрствовать в Наблюдательной Башне вне попечения своего отца. Я решил, что она воспользовалась прибором, так как голос ее звучал очень четко в моем мозгу. Однако она не стала отвечать на мои вопросы, а произнесла несколько строчек, от которых затрепетал мой дух. Начинались они словами:
Любимая, твои шаги легки над землей в ночи…
Я буквально задрожал, потому что эти самые строчки сочинил в память о Мирдат Прекрасной – в давно канувшем в вечность нашем нынешнем времени, когда та умерла, бросив меня в одиночестве. Ослабев от разыгравшейся в душе бури, от прихлынувших чувств, я немедленно обратился к Наани, чтобы она объяснила мне, откуда узнала те слова, которые заставили трепетать мое сердце.
Тем не менее она не дала мне прямого ответа и вновь повторила стихи. И мне вдруг представилось, что это не Наани, а Мирдат Прекрасная говорила со мной из Вечной Тьмы. И силой своего ума я воззвал: «Мирдат! О, Мирдат!» – и далекий слабый голос ответил моему духу из Вечной Тьмы. И голос этот был голосом Мирдат Прекрасной, но он принадлежал и Наани; и сердцем своим я понял, что мечта моя стала правдой: мне выпало вновь родиться в этом мире одновременно с моей Единственной, брачной подругой моей во все века от начала вечности. И я со всем пылом обратился к Наани, но ответа не получил; она молчала, хотя взывал я несколько часов.
Словом, в конце концов я чрезвычайно утомился и долго не мог успокоиться или заснуть, однако сон все же пришел.
Пробудившись, я первым делом вспомнил о чуде, случившемся в ночное время. Никто не мог знать эти слова, кроме духа Мирдат, моей Прекрасной, глядевшего из-за моего плеча в те давно забытые времена, когда я сочинял эти строчки и всем сердцем горевал о ней. Но ведь голос, говоривший со мной, был голосом Мирдат и Наани одновременно, так что всякий поймет, что ощущал я сердцем своим.
И я немедленно позвал Наани, а потом повторил зов; и спустя мгновение вокруг меня торжественно затрепетало Слово Власти. Всколыхнув ночь, я послал ответное Слово и немедленно услышал голос Наани – слабый, как было всегда, когда она не пользовалась прибором, а отсылала весть, пользуясь лишь своим умением.
И я принялся расспрашивать ее о том, что говорила она в прошлый раз. Но Наани сказала, что всю ночь проспала, только видела очень странный сон. Не зная, что думать, я ненадолго смутился, погружаясь в раздумья. Но вовремя вспомнил, что голос Наани несется по волнам эфира.
Она рассказала мне свой сон. Ей приснился темноволосый мужчина, рослый и облаченный в незнакомую одежду. Мужчина находился в небольшой комнатке и был настолько печален и одинок, что во сне своем она подошла к нему.
И человек этот взялся за перо, чтобы облегчить душу, излив свою печаль на бумаге. И Наани сумела понять написанное, хотя и знала, что язык незнаком ей. Но из всего, что он написал, она запомнила только одну короткую строчку, а еще – то, что сверху было заглавие, одно слово: «Мирдат». Она сказала, что странно, когда снится имя, однако предположила, что вспомнила его из-за меня. И тогда с душевным волнением я спросил, что именно написал тот рослый и скорбный незнакомец. После некоторой паузы ее далекий голос произнес те же самые слова: «Любимая, твои шаги легки над землей в ночи…» Ничего более она не помнила. Но и этого было достаточно, и, ощущая безумное ликование, я послал ей остальные строчки, сердцем ощутив, как они поразили Наани, пробуждая в душе ее воспоминания. Некоторое время и она молчала, ошеломленная несомненным доказательством. Дух ее пробудился, и она зарыдала, испуганная новым чудом.
И немедленно вокруг меня затрепетал ее голос, в котором звучали нотки, присущие Мирдат и Наани; слезы, чистые и чудесные, слышались в полных восторга словах. И как если бы перед ней вдруг открылись ворота памяти, Дева спросила меня, неужели некогда она действительно звалась Мирдат. Ослабев от предельного потрясения, я не мог сразу ответить. И она повторила вопрос, сопроводив его моим старинным любовным именем, и уверенность наполняла теперь ее далекий голос. А я все был поражен странной немотой, лишь кровь стучала в моих ушах… но мгновение это прошло, и речь полилась.
Так встретились наши души в вечной ночи. Представьте же себе Наани в том далеком мире, духом разговаривающую со мной, словно бы вышедшим из приоткрывшихся ворот памяти… из прошлой жизни, из минувшего века. И все же она видела больше, чем было дано мне в этом времени, потому что вспоминала и о том, чего я не помнил – вообще или отчасти, – вызывая у меня смятение и непонимание. Однако о нашем сегодняшнем веке мы говорили как о вчерашних событиях – но с трепетом.
И свершившееся чудо владело мной во всей полноте. Дух и сердце мои рвались к той, что была Мирдат, а теперь говорила голосом Наани.
Но до нее еще нужно было добраться; никто из этих ученых мужей Пирамиды не знал, где искать Малый Редут. Ничем не могли помочь и знания, содержавшиеся в Анналах и Историях Мира. Ученые и Монструваканы сходились в одном: искать его следовало где-то между северо-западом и северо-востоком. Но уверенности в этом не было, никто не знал о том, какое расстояние отделяет нас от второго убежища.
Кроме того, Ночная Земля была полна невероятных опасностей и бед; голод и одиночество царили во Внешних землях, которые иногда именовались Неведомыми краями.
Много раз я расспрашивал Наани, пытаясь выяснить положение Малого Редута, но ни она, ни отец ее, Мастер над Монструваканами, не знали этого. Им было известно лишь то, что строители Меньшего Редута пришли с юга, – об этом свидетельствовали древнейшие из Анналов второй Пирамиды.
Однако отец Наани сделал старинный компас и объяснил нам через прибор, что великая тяга Земного Тока в Большой Пирамиде способна притянуть к себе его стрелку. У нас стрелка кружила между севером и югом, но так было всегда, и компас не считали надежным проводником. Впрочем, мы полагали, что сила Земного Тока действительно могла влиять на стрелку компаса. Словом, нам представлялось, что Меньший Редут находится на севере; они подобным образом считали, что нас надо искать на юге, и обе догадки были построены на песке; нечего было и думать, чтобы доверить им и душу, и жизнь. Потом мы из любопытства, как это делали миллионы раз в прошедшие века, положили перед собой компас, взяв его из Большого Музея. И, как всегда в том времени, он начинал вращаться, едва мы касались стрелки, потому что сила Земного Тока, истекавшего из «трещины» под Пирамидой, отвращала стрелку от севера.
Для нас, людей нынешнего века, сие весьма странно, но там, в будущем, казалось в природе вещей; мы уже и не верили тому, что прежде компас использовали в качестве надежного проводника.
Но, да будет вам ведомо, мы знали Внешние земли по преданию, пришедшему из древних времен, когда люди – в полумраке – еще только возводили Пирамиду. Они знали и умели пользоваться старинным компасом, а меркнувшее солнце позволяло определить стороны света; мы в своем далеком будущем не забыли причин, определявших поступки наших отцов за миллион или более лет до нас. Так было и с именами дня и ночи, недель, и месяцев, и лет, хотя все видимые признаки этих отрезков времени канули в вечность, а вокруг царила вечная ночь.
Наани, привыкшая к моим постоянным вопросам, мечтала лишь о том, чтобы я пришел к ней, однако запрещала даже думать об этом, считая, что лучше хотя бы общаться с живой душой, чем рисковать жизнью, пытаясь наугад отыскать ее на просторах темного мертвого мира.
Я не стал бы считаться с ее словами, если бы только знал, в какую сторону и насколько далеко надо идти, чтобы найти ее. Расстояние между нами могло составить тысячу миль или сотню; путь не близкий, как вы понимаете.
И все же я заметил, что всякий раз, посылая в ночь свое Слово к Наани, поворачиваюсь именно в сторону севера.
Мастер над Монструваканами обратил на это особое внимание и заставил меня экспериментировать многими способами, закрывая мои глаза и лишая ориентации так, чтобы я направлял свои мысли, лишь повинуясь внутреннему знанию. Тем не менее я почти всегда поворачивался к северу, явно следуя определенному чувству, и даже не мог говорить, если меня поворачивали в другую сторону.
Но когда мы спрашивали Наани, ощущает ли она что-нибудь похожее, она не могла сказать ничего определенного, и мою курьезную привычку мы отнесли на счет притяжения ее духа. Я действительно как бы ощущал, что она находится где-то на севере, в темноте мира, хотя это было всего лишь предположением, как вы понимаете.
Мастер над Монструваканами написал целое исследование, посвященное моей привычке; его поместили в Часовом Листке Наблюдательной Башни и скопировали в Часовых Листках всех великих городов; многие делали свои комментарии и обращались ко мне по домашним приборам. Мне пришлось много разговаривать с ними, и вскоре мое удовлетворение общим вниманием сменилось раздражением на его избыток.
И пока я всей душой размышлял о том, как добраться до Наани, случилось ужасное.
Однажды в семнадцатый час, когда все миллионы обитателей Великой Пирамиды спали, мы с Мастером над Монструваканами в свой черед несли дозор в Наблюдательной Башне. И вот я услышал трепет эфира, и голос Наани заговорил в моей душе. Тогда я послал Слово Власти во тьму и наконец услышал торжественный ответ, донесшийся от Наани, и немедленно воззвал к ней, чтобы узнать, что встревожило ее в ночную пору.
И голос ее ответил моему духу так слабо и тихо, что я едва различал слова. Тем не менее я понял, что людям Меньшей Пирамиды грозит большая опасность, потому что Земной Ток вдруг сильно оскудел, и Наани разбудили, чтобы она послушала, не ответим ли мы на зов.
Люди эти, недавно бывшие такими радостными, теперь состарились от горя за час или два, потому что у них были все основания опасаться, что усиление Земного Тока было последней вспышкой угасающего источника. Пока я говорил, голос Наани все удалялся, и мне казалось, что сердце мое разрывается от тревоги.
Я проговорил с Наани остаток ночного времени – так говорят двое влюбленных в преддверии вечной разлуки. Когда города пробудились, новость быстро распространилась по ним, и весь народ погрузился в уныние и тревогу.
Так прошло чуть более месяца, и за это время голос Наани настолько ослабел и удалился от нас, что даже я, привыкший внимать Духовным Слухом, едва мог понять смысл ее слов. Но каждое из них было сокровищем для моей души. Горе и страх перед предстоящей разлукой лишали меня желания есть и отдыхать. Мастер над Монструваканами корил меня – кто еще сумеет помочь этим людям, если заболеет обладатель столь тонкого Духовного Слуха?
Прибегнув к остаткам мудрости, еще не оставившей меня, я заставил себя есть и жить так, чтобы вернуть силы. Но сердце мое разрывалось, ведь я знал, что людям Меньшей Пирамиды угрожают окружающие их чудовища. Наконец негромкие слова, возникавшие в моем мозгу, поведали мне, что произошла битва с некоей внешней Силой, которая многих повредила в уме, и в безумии своем они открыли ворота и выбежали из Меньшей Пирамиды во тьму; так что плотские их тела стали добычей чудовищ тех земель. Но кто мог сказать, что случилось с их душами?
Все случившееся мы объяснили ослаблением Земного Тока, лишившим этих людей всей силы и власти. За несколько недель вся жизнь и счастье оставили их, и они более не ощущали сильного голода или жажды, а также большого желания жить. Однако великий страх перед смертью властвовал над всеми их чувствами, и это казалось нам очень странным.
Все это заставило людей Великого Редута заново подумать о Земном Токе, истекавшем из «трещины» под Пирамидой, и его неотвратимом конце. Часовые Листки опубликовали многое из написанного об этом – главным образом, чтобы мы не смущались в сердцах, – хотя были и те, кто уверял в неотвратимости конца и сулил близкие беды. Впрочем, истина, наверно, была посредине.
И все Часовые Листки были полны описаний ужасов, среди которых встречали свою кончину бедные люди; и ужасы эти непременно должны были прийти и в нашу Могучую Пирамиду, хотя – как многие полагали тогда – в настолько далекой вечности, что у нас не было причин для беспокойства.
О людях Малого Редута писали скорбные поэмы, придумывали дурацкие планы их спасения, которые нельзя было реализовать. Человек, находящийся в безопасности, далек от понимания истинной глубины ужаса. Но я уже понимал, что должен выйти в поход, даже если он закончится моей смертью. Мгновенный конец лучше неизбывной тоски.
В ту же ночь в восемнадцатом часу произошло великое возбуждение эфира вокруг Могучей Пирамиды, и Мастер над Монструваканами разбудил меня, чтобы, воспользовавшись Духовным Слухом, я услышал пульсации Слова Власти, которое, по общему мнению, неслось из приборов, – ни одному из Монструваканов не хватило чувствительности души, чтобы определить, так ли это было на самом деле.
Едва я сел в постели, Слово Власти затрепетало в ночи вокруг Пирамиды, и в эфире рядом со мной выкрикнули голоса: «Мы идем! Мы идем!»
Тут сердце мое екнуло. Я ощутил дурноту, потому что весть эта как будто бы исходила из окрестностей Великого Редута, и те, кто послал ее, были совсем рядом. Тогда я обратился со Словом Власти в ночь и не получил ответа, однако чуть погодя зашелестел эфир, и я ощутил слабое биение Слова, посланного далеким голосом. Я понял, что голос принадлежит Наани, и спросил сквозь весь мрак мертвого мира, находится ли она еще в Малом Редуте и все ли еще в порядке у них.
Наконец я ощутил слабое волнение эфира, и тихий голос зазвучал в моей душе, прилетев из бесконечной дали. Наани ответила мне, что находится внутри Малой Пирамиды и что тоже слыхала странное биение Слова Власти в ночи и последовавшее за ним: «Мы идем! Мы идем!» Сильнейшее волнение заставило ее пробудиться ото сна. Наани не знала, что думать, и решила, что мы изобрели какой-то способ прийти к ним на помощь. Мне пришлось избавить ее от напрасных надежд, чтобы она не мучилась несбыточными мечтами. Закончив недолгими утешениями, я велел ей уснуть, а сам обратился к Мастеру над Монструваканами. Тот ожидал с невозмутимым терпением, не имея представления о содержании разговора, потому что сам он обладал лишь обычным слухом.
Одеваясь, я поведал Мастеру над Монструваканами о том, что Слово Власти было послано не из Малого Редута, но из окрестностей Великой Пирамиды. Кроме того, его посылал не прибор – я не сомневался в том, что он и сам уже понял это, – а объединенные способности многих и многих человек.
Объясняя это ему, всем сердцем своим, пребывавшем в слепом ожидании, я ощущал страх и беспокойство – то, что чувствовал бы любой на моем месте. Меня уже не потрясало то, что Она может оказаться рядом. И я сказал Мастеру над Монструваканами, что нам следует подняться в Наблюдательную Башню и осмотреть Ночные Земли с помощью огромной подзорной трубы.
Так мы и поступили – и сразу же увидели большой отряд людей, проходивших над Электрическим Кругом, что окружал Пирамиду; однако они не приближались, а уходили наружу – к тьме, странным огням и жутким тайнам Ночных Земель. Прекратив наблюдение, мы быстро переглянулись, поняв, что некоторые из наших собратьев оставили Пирамиду в ночное время.
Тогда Мастер над Монструваканами известил Начальника Стражи, что в нарушение всех запретов люди оставили Пирамиду в ночное время; Закон запрещал это: никто не мог выйти из Пирамиды, пока вся стража не соберется возле Великой Двери в назначенное заранее дневное время, потому что об открытии ее должны были знать все миллионы жителей Великого Редута – каждый должен быть уверен в том, что даже глупость не совершится без его ведома.
Кроме того, любой, кто намеревался оставить Пирамиду, перед этим должен был пройти обследование и приготовиться, о чем я уже говорил прежде. Столь суров был в этом закон, что на внутренней стороне ворот были устроены металлические колышки, на которых прежде натягивали кожу, снятую с ослушника, – в качестве назидания остальным, но это было в Прежние Времена. Однако об обычае этом не забывали, ибо мы жили весьма тесно и не могли позволить себе расслабиться.
Начальник Стражи, услыхав о случившемся от Мастера над Монструваканами, с великой поспешностью направился с отрядом из Купола Стражи к Великим Воротам. И там обнаружил вышедших в ночной дозор вместе с Хранителем Ворот связанными и с кляпами во рту – так что никто из них не мог поднять тревогу.
Освободив их, он узнал, что около пяти сотен молодых людей – судя по объему грудной клетки, они были из Верхних Городов – внезапно напали на них и связали, а потом ушли в ночь через калитку наверху Великих Ворот.
Тогда Начальник Стражи разгневался и возмутился – ведь Приборы Купола Стражи ничего не показали; впрочем, отправившиеся их проверять немедленно обнаружили, что приборы привели в нерабочее состояние. После этого учредили новые правила и законы, касающиеся Порядка Дозора, и пришлось проверять все приборы внутри Пирамиды. Это делали тихо, каждый раз при наступлении времени сна, которое даже в том странном веке по традиции именовалось ночью, хотя вокруг всегда стояла Вечная тьма. Я буду пользоваться привычными мне наименованиями времени суток – но если подумать, сколь странной может показаться будущая правда нашему рассудку!
Но продолжаю рассказ. Предосторожности эти были приняты с опозданием: ведь безрассудные юноши уже вышли навстречу всем опасностям Ночной Земли, и не было способа позвать их назад. Оставалось только надеяться, что страх вернет им разум и заставит прекратить сумасшедшую вылазку. Они намеревались отправиться на выручку к Малой Пирамиде, в неведомый мрак, – это мы немедленно узнали от посвященных в тайну приятелей, считавших юношей Великими героями. Они и были героями, но и те из них, кто ушел в ночь, и те, кто остался дома, не могли в полной мере осознать грозящую им опасность – по опрометчивости и незнанию. Вне сомнения, из них могли бы вырасти великие мужи.
Поскольку выяснилось, что некоторые из юнцов нарушили законы, созданные ради всеобщего благополучия и благосостояния, назначили порку, дабы укрепить память провинившихся: чтобы впредь не забывали о благоразумии.
Та же самая процедура ожидала вернувшихся – если таковые будут – после должных расспросов. И хотя известие о порке способно было помочь одуматься всем, кто мог совершить подобную глупость, идея наказания заключалась не в устрашении – что было бы неправильно и несправедливо, – но только в том, чтобы способный преступить закон был исправлен ради своего же блага. Наказание не должно производиться так, чтобы испытываемая одним человеком боль служила наглядным уроком для всех остальных. Тогда одному приходится нести ответ за многих, а ведь каждый должен оплатить собственную науку, воспитание своего духа и плоти. Ну, а если при этом получают выгоду другие, такое обычно происходит случайно, пусть это и полезно. И в этом заключена мудрость, потому что твердые принципы не позволяют обычаю приобрести нелепые формы.
Однако я вынужден рассказать, что случилось с пятью сотнями юнцов, отправившихся в столь ужасное предприятие неподготовленными духовно и телесно и теперь оказавшихся за пределами всякой помощи; мы не могли даже позвать их назад, чтобы чудовища Ночной Земли не узнали, что люди вышли из Великой Пирамиды. Тогда они занялись бы поиском юнцов, чтобы уничтожить их, и, быть может, пробудили бы Силы, способные нанести вред их душам, в чем и заключается главная опасность.
Итак, по всем городам Великого Редута распространилась весть о том, что пять сотен глупых юнцов выступили в отчаянный поход по Ночной Земле, и вся Пирамида пробудилась к жизни; жившие на юге перешли на северную сторону. Поскольку Великие Ворота смотрели на северо-запад, юноши отправились не прямо вперед, но повернули на север, и поэтому их было видно из амбразур, устроенных в северо-западной стене.
Люди Великой Пирамиды смотрели на безрассудных детей через миллионы зрительных труб, потому что там у каждого человека была своя подзорная труба, причем одни из них были изготовлены века назад, а возраст других насчитывал десятки тысячелетий. Недавно изготовленные трубы казались мне очень странными. Каждый из нас имел инструмент, с помощью которого можно было рассматривать чудеса Ночной Земли; так было всегда, всю темную вечность, и наблюдение за деятельностью чудовищ было развлечением и необходимостью одновременно: следовало знать, что затевают они ради нашей погибели.
Великий и жуткий Ночной Край не позволял соскучиться ни единой душе от рождения до смерти, и понимание того, что в окружающем нас мраке таятся враги, не оставляло Внемлющих.
Многие изучали Землю не из амбразур, а сидели перед наблюдательными окнами, устроенными в городах, и видели Ночную Землю без особого напряжения, обходясь без подзорной трубы, хотя и менее четко. Окна эти находились в отдаленном родстве с устройством, именуемым в нынешнем веке «камера-обскура»; большие, они были приподняты над полом, и одновременно перед ними могли находиться по десять тысяч человек. Подобное зрелище привлекало людей немолодых или влюбленных, потому что удобные сиденья позволяли хорошо посидеть и пошептаться.
Но теперь по понятной причине все население Великой Пирамиды с нетерпением занялось наблюдением за Ночной Землей; у амбразур толклись целые толпы, и те, кто не мог ничего увидеть, отправлялись к подзорным окнам. Так было во все часы досуга. Женщины забывали о детях, стремясь увидеть собственными глазами одинокий отряд молодых людей, предпринявших слепой и неподготовленный поход к неведомому Малому Редуту, прятавшемуся где-то в ночи мира.
Так прошло три дня и ночи, но и во время сна и бодрствования Великие Множества не прекращали наблюдения. Многие недосыпали, и я тоже. Иногда мы отчетливо видели юношей, а иногда они совсем скрывались от нашего взора в предельном мраке Ночной Земли. Но и показания приборов, и свидетельства моего Духовного Слуха утверждали: Чудовища и Силы Зла не знали еще, что юноши вышли из Пирамиды. Поэтому в наши сердца закралась надежда на благоприятный исход. Иногда юноши останавливались, рассаживались кружками в тени моховых кустов, которые росли там и тут. И мы видели, как они ели, и видели это весьма отчетливо, когда очередная вспышка мрачного пламени выхватывала из тьмы то одного, то другого.
Всякий поймет, что ощущали матери этих юношей… Они не отходили от северных амбразур и следили за своими детьми в ужасе и слезах, стараясь раздобыть трубу получше, чтобы увидеть черты своих сыновей.
Родственники приносили им пищу и заботились о них, чтобы те могли не оставлять свой пост. Возле амбразур сделали даже постели – грубые, но удобные, – чтобы они могли вздремнуть, пока страшные Чудовища не обнаружили их детей. Трижды за три дня путешествия на север спали юноши; некоторые стояли при этом на страже, и поэтому мы поняли, что среди них есть главенство и порядок. Кроме того, у каждого было оружие на бедре, что давало нам основания для надежды на благополучный исход.
В отношении оружия скажу, что все здоровые мужчины или женщины в Могучей Пирамиде обладали и с детства были обучены владеть им, так что среди нас было много людей чрезвычайно искусных в обращении с ним. Однако то, что юноши имели его при себе, свидетельствовало о нарушении Правил, ибо оружие хранилось в каждом десятом доме любого города под надзором Мастеров-Заряжальщиков.
Тут я должен объяснить, что это оружие не стреляло, но представляло собой диск из серого металла, вращавшегося на конце стрежня из него же; оружие каким-то образом заряжалось от Земного Тока, так что получивший удар просто разваливался напополам. Оружие это придумали, чтобы отразить натиски Чудовищ, которые могли напасть на Пирамиду через вход. На взгляд оно казалось разновидностью боевого топора, и его можно было легко удлинить, выдвинув рукоятку.
Поскольку юноши, как я уже сказал, отправились на север, сперва им пришлось идти на северо-восток так, чтобы держаться подальше от Долины Красного Огня. Они предпочли этот путь и оставили Долину в семи милях к северо-западу; а когда зашли за спину Стража Северо-Востока, стали двигаться с меньшей осторожностью, не стараясь уже прятаться.
Тут их заметили бродячие Гиганты и набросились, чтобы погубить. Но среди юношей был порядок, они выстроились в шеренгу, держа интервал между собой, потому что обладали грозным оружием. Гиганты, которых было двадцать семь, напали на них – волосатые и похожие на огромных крабов. Я видел все это через великую подзорную трубу, когда яркие вспышки далеких огней метали свирепый свет на Темную Землю.
И началась битва, великая и ужасная… Юноши окружили каждого из Гигантов, и многие из молодых людей были разорваны на части; но они разили Чудовищ со всех сторон, и мы в Могучей Пирамиде иногда видели странные серые отблески их оружия. Эфир вокруг Пирамиды был встревожен душами умиравших… Многие мили, разделявшие нас, не позволяли нам услышать их крики и рев чудовищ, однако сердца наши даже издали, в безопасности, ощущали ужас перед этими тварями. С помощью великой подзорной трубы я мог видеть сочленения толстых конечностей, мне даже казалось, что я ощущал запах гнусного пота. Размер и свирепость делали этих существ подобными странным и огромным животным прежнего мира; и все же они обладали зачатками разума. Следует помнить, что отцы и матери юношей наблюдали за ужасной битвой из амбразур, рядом с ними стояли другие родственники, и мучительным было сражение для человеческого сердца, не утратившего своей природы с древних времен.
Наконец битва окончилась. Вместо двадцати семи Гигантов на земле осталось двадцать семь громадных туш, жутких и мрачных. Однако из-за дальности мы не могли определить, сколько людей погибло.
Наконец мы в Великой Пирамиде увидели, как предводители начали строить юношей. Великая подзорная труба помогла мне сосчитать их; я обнаружил, что в живых осталось три сотни, – в этом вы можете видеть проявление силы чудовищ, погубивших двести человек, хотя каждый из юношей был вооружен чудесным оружием. Об этом я известил народ Пирамиды, чтобы все знали о числе погибших, потому что лучше знать, чем находиться в сомнении, а ни одна подзорная труба не обладает силой Великой Трубы. После боя юноши потратили некоторое время на заботу об убитых и раненых, а потом приблизительно пятьдесят человек отделились от отряда – вождь приказал раненым возвратиться в Пирамиду. И вскоре я уже видел, как они бредут назад, утомленные, со многими остановками из-за мучительных ран, полученных в бою.
Но остальные юноши, их было около двухсот пятидесяти человек, углубились в Ночные Земли, и, невзирая на скорбь, великая гордость вселилась в наши сердца – ведь эти необученные, вчерашние дети достойно держались в бою и совершили великий подвиг. Истинно говорю вам, что пока матери безутешно рыдали, сердца отцов наполнялись гордостью, которая помогала им одолевать боль.
Раненые неторопливо приближались к Пирамиде, сильный помогал слабому, и огромное волнение охватывало Великий Редут. Люди стремились узнать, кто именно возвращается, кто ушел дальше и кто пал в сражении. Никто не мог сказать этого наверняка, потому что даже наша Великая Подзорная Труба в Наблюдательной Башне не позволяла этого увидеть – ведь юноши не приближались к огням, как Гиганты. Лишь в те мгновения, когда свет огней Земли поднимался высоко и озарял их, я видел юношей отчетливо, но знакомых не находил, ведь в Огромном Редуте обитало такое множество людей, что никто не мог познакомиться даже с половиной управителей.
Тут умы наши получили свежий повод для беспокойства: один из Монструваканов сообщил, что приборы обнаруживают воздействие. Так мы узнали о приближении Сил Зла. Я ощущал, как странное беспокойство наползает на Землю, слышал его – не ушами, но духом. Приближался великий ужас.
Тут, прислушавшись, я услыхал Слово Власти: эфир чуть дрогнул вокруг меня и слабо зашевелился в душе. Я услышал далекий голос и понял, что Наани зовет меня из ночи; однако слабый голос ее не складывался в слова, и я, измученный, не мог послать ей утешение силами своего разума. Наконец она смолкла.
Тогда я узнал о новости: Десять Тысяч Мужей собрались в Приготовительном Зале для Быстрого Приготовления, нужного, чтобы выступить из Редута, а значит, бедные юноши, хромавшие к дому из тьмы, могли рассчитывать на скорую помощь. Духовное и физическое Приготовление Десяти Тысяч потребовало всего ночного времени, к утру они уснули, а еще Сто Тысяч принялись готовить оружие.
Тем временем двести пятьдесят юношей приближались к Дороге Безмолвных – очень осторожно и неторопливо, учитывая, должно быть, тяжелый урок, полученный от Гигантов.
Ну, а мы в Пирамиде все время отмечали Влияние с помощью приборов; все наблюдатели Дозорной Башни считали его исходящим из Дома Молчания. Но Великая Подзорная Труба ничего не открывала нам, поэтому все только страшились и удивлялись.
Наконец юноши вышли на великую дорогу и повернули на север. Позади них, вдали, стоял Дом Молчания – справа от дороги, на невысоком холме.
Но раненые были уже в пятнадцати милях от Большого Редута, и по всем городам распространилась весть о том, что Десять Тысяч подготовленных мужей вооружились. Я спустился на лифте из Башни и увидел, как эти Тысячи выходят из Зала Приготовления; никто не мог подойти к ним и обратиться со словом: они были Приготовлены и посему святы.
И все миллионы жителей Великой Пирамиды собрались в своих городах около Главных Лифтов, на которых спускались эти Тысячи вниз, облаченные в панцири из серого металла, с Дискосами в руках… тем самым ужасным оружием, которым умел владеть всякий.
Не сомневаюсь в том, что остававшиеся в Пирамиде молодые люди смотрели на уходящих с завистью, ибо всем сердцем стремились быть среди тех, кто шел на выручку. Однако люди постарше мыслят серьезнее, и кровь в их жилах течет трезвее; они знают и помнят об опасности. Словами этими я хочу напомнить не об угрозе телу, которая постоянно сопутствует каждому возрасту, но о том, что грозит душе.
Людям нашего века покажется странным, что, располагая всеми познаниями вечности, жители Пирамиды не имели оружия, позволяющего убивать на расстоянии.
Однако, как свидетельствовала история, в прошлом существовало некоторое чудесное оружие, способное убивать без вспышки и звука на расстоянии полных двадцати миль и более. Некоторые образцы его еще хранились в Большом Музее и других местах, но в дело не шли: они были не нужны нам, и только безрассудный воспользовался бы таким оружием. Нам, людям Великой Пирамиды, важно было убивать не тех чудовищ, которые залегли вдалеке, но тех, кто подбирался, чтобы навредить нам.
Мы сохранили немного знаний о действии оружия, которое безмолвно убивало на большом расстоянии; оно расходовало много Земного Тока, и мы не были научены обращаться с ним. Должно быть, прошел целый век с той поры, когда им пользовались в последний раз; оказалось, что в рукопашной это оружие не только почти бесполезно, но даже вредно, потому что Силы Ночной Земли приходили в гнев, когда мы убивали чудовищ, находящихся вдалеке от Великого Редута.
Легко понять, что мы стремились сохранять покой вокруг себя и воздерживались ото всего, что могло пробудить Землю.
Ведь мы были рождены и воспитаны в обычаях той поры и ее странной жизни, долго жили, умирали с миром и были удовлетворены безопасной жизнью, старались со спокойствием относиться ко всему, что угрожало нам, но всегда пребывали в готовности выступить на оборону.
Мы не могли поразить великие Силы Зла, населявшие Ночную Землю; оставалось только надеяться на защиту от них – и мы располагали ею и, памятуя о жутких силах, что окружали нас, не смели будить их, кроме чрезвычайных случаев вроде вылазки юношей; но даже и тогда мы не думали нападать, а мечтали только спасти раненых.
Простота тогдашнего оружия вызывает у меня удивление в нашем нынешнем веке; посему должен сказать, что химические силы в том времени были несколько ограничены. Кроме того, нам приходилось экономить Земной Ток, что и вызвало во многих случаях обращение к простоте древнего мира – хотя всякий, кто прочтет эти строки, конечно, заметит великую разницу.
В каждый Город Великого Редута послали Слово – таков был обычай – о том, что Великие Ворота открыты, и, как требовал Закон, каждый Город отправил Мастера в Полный Караул. Все они были одеты в серую броню и вооружены Дискосами. Полный Караул составлял две тысячи человек, потому что были среди них и Караульные.
Потом огни в Великом Выходе потушили, чтобы открывшиеся ворота не бросили свет на Ночные Земли, тем самым давая Стражу Северо-Запада и Чудовищам весть о том, что люди выступили из Великой Пирамиды. Но могучие и скрытые Силы Зла могли проведать о вылазке и иначе; так что тем, кто выходил, приходилось рисковать, – но все они были Подготовлены и имели при себе Капсулу.
И десять тысяч Подготовленных вышли из Великого Входа в ночь; Полный Караул расступился, не произнося и слова, но лишь отдал безмолвный салют Дискосами. Чуть приподняв Дискосы в ответ, уходящие исчезли во тьме.
После Великие Ворота закрылись, и нам оставалось ждать и наблюдать – в тревоге и с волнением в сердце. Возле амбразур многие утешали женщин, чьи близкие отправились в этот поход.
Поднявшись на милю вверх, я вернулся в Наблюдательную Башню и, посмотрев на Ночную Землю, увидел, что Десять Тысяч остановились возле Круга и выстроились; одни вышли вперед, другие разделились на два фланга; потом они отправились дальше. Я же пошел к Большой Подзорной Трубе и повернул ее в сторону двухсот пятидесяти юношей, которые были уже невдалеке на Дороге Безмолвных. Мне не сразу удалось их заметить, дорога казалась пустой. Когда я заметил их, оказалось, что они возвращаются на дорогу, с которой сошли, чтобы пропустить одного из Безмолвных, силуэт которого удалялся к югу от них. Так прошло три часа, и все это время я делил свое внимание между далекими юношами и Десятью Тысячами, которые шли на выручку к раненым и были милях в девяти от Могучей Пирамиды.
Спустя некоторое время они заметили друг друга, и духом я ощутил радость встречи, охватившую юношей (впрочем, чувство их было не сильным – из-за ран, уныния и осознания, что они нарушили закон). Наконец Десять Тысяч обступили юношей и положили на носилки. Объединенный отряд повернул к Пирамиде и направился быстрым шагом. И вдруг раздался звук, который заставил их еще более заторопиться. Ночь пронзил вой Псов, и мы поняли, что отряд заметили.
Тогда я обратил Великую Подзорную Трубу в сторону Долины Псов. И сразу же увидел этих тварей. Будучи ростом с коня, они передвигались корявым галопом. Псы приближались с востока, и бежать им еще оставалось около десяти миль.
Тут я бросил короткий взгляд на Стража Северо-Востока и с удивлением заметил, что его огромное, похожее на колокол ухо постоянно дрожит. Итак, Страж знал о происходящем и давал сигнал Земле. Тут один из Монструваканов сообщил, что новое и жуткое Влияние отмечено над Землей; приборы показали нам, что оно приближается, и некоторые из Монструваканов с бессилием в голосе просили Десять Тысяч поторопиться, мечтая только о том, чтобы те скорее добрались до безопасного места. Тут с помощью Великой Подзорной Трубы я увидел, что со стороны Равнины Голубого Огня по земле наползает громадный горб, словно сотканный из Черного Тумана, и приближается он с удивительной быстротой. Я воззвал к Мастеру над Монструваканами, чтобы он подошел к одному из многочисленных окуляров, которыми было оснащено это устройство. Тот не медлил и, посмотрев немного, обратился к Монструвакану, сообщившему о Холме; Монструвакан ответил, что влияние приближается, если судить по показаниям приборов. Однако самого Холма он не видел.
Я не отводил глаз, и вскоре Горбатая тварь спустилась в Долину Красного Огня, рассекавшую там равнину. Спустя некоторое время я заметил, как черный горб выполз из долины уже по эту ее сторону и так скоро устремился вперед, что, наверно, за какую-то минуту покрыл половину оставшегося ему пути по Ночной Земле.
Тут сердце мое замерло, скованное предельным ужасом; нетрудно было понять, что перед нами одна из великих Сил Зла, способная уничтожить душу человека. Тогда Мастер над Монструваканами бросился к Созывающему Устройству и великим звуком предупредил Десять Тысяч о приближающейся опасности. Однако они, как я понял, сами заметили ее, потому что на моих глазах быстро убили юношей, чьи души могли погибнуть, так как те не были подготовлены. Сами же, располагая Капсулой, они могли принять быструю смерть в самый последний момент.
Поглядев в сторону горба, я увидел, что он наползает, высясь темной горой.
И тут случилось чудо: когда они уже приготовились спасать свои души, из земли восстал свет, подобный полумесяцу юной луны наших дней. Дуга яркого и холодного света подымалась выше и выше, защищая своим светом все Десять Тысяч и мертвых. Горб остановился, отступил и исчез.
Тогда мужи торопливо направились к Великой Пирамиде. И все же, прежде чем они успели приблизиться к безопасному месту, вой Псов настиг их и заставил обратиться лицом к опасности; однако я не чувствовал в них отчаяния, потому что самая худшая беда отступила.
Псы были уже близко, и через Великую Подзорную Трубу я насчитал их целую сотню; стая неслась, опустив могучие головы. Когда Псы приблизились, Десять Тысяч расступились, и между людьми появилось пространство, позволяющее им воспользоваться своими ужасными Дискосами. И они вступили в бой, выставив рукоятку на всю длину; диски вращались, сверкая огнем.
Тут разразилась великая битва. Ведь Свет прогнал Зло только от душ людей, но не стал защищать их от чудовищ, угрожавших их плоти… Стоявшие у сотни тысяч амбразур Великой Пирамиды женщины кричали, плакали – и глядели снова. После в нижних городах говорили, что там слышали хруст панцирей, которые Псы дробили чудовищными зубами.
Но Десять Тысяч не сдавались, не опускали Дискосов, и Псы были изрублены в куски, однако выступивший отряд потерял тысячу семьсот человек, прежде чем одержал победу.
Потом отряд утомленных героев вернулся под защиту Великого Редута; они принесли с собой и своих убитых, и мертвых юношей. Вернувшихся встретили с великими почестями и, не скрывая горя, – молчанием. Происшедшее не допускало слов, пока не миновало достаточно времени. Во всех городах Пирамиды воцарилась скорбь; подобной печали не было, наверно, сотню тысячелетий.
Юношей отнесли к матерям и отцам; все отцы принесли благодарность мужам за то, что они спасли души их сыновей. Но женщины молчали. Разумеется ни отцы, ни матери так и не узнали имен тех, кто избавил их детей от жизни, и причин этого нетрудно понять.
Родители помнили, что горе это явилось следствием неразумия этих юнцов, нарушивших закон, забывших обо всем, чему их учили. Однако те заплатили предельную плату за легкомыслие и проследовали в мир иной; словом, речь об их деяниях была окончена.
Ну, а тем временем многие следили за Дорогой Безмолвных – за отрядом юношей, углубившимся в Ночные Земли и продвигавшимся вперед навстречу ужасным опасностям. Впрочем, когда принесли мертвых юношей, наблюдение прекратилось на какое-то время; начались расспросы, некоторые отправились выяснять, кто вернулся, кто погиб от рук свирепых Гигантов, кто отправился навстречу к еще более горшим бедам.
Однако установить, кто еще жив, а кто убит, было сложно, хотя мужи из числа Десяти Тысяч кое-что знали, поскольку успели переговорить с ранеными юношами, прежде чем им пришлось лишить молодых людей жизни. Нетрудно понять, что особый интерес проявляли матери и отцы тех юношей, о которых ничего не было известно. Впрочем, утешить их было нечем.
Наконец в Саду Молчания, находившемся в самом нижнем ярусе подземных полей, состоялось прощание с семнадцатью сотнями героев и юношами, которых они спасли и убили. Этот великий край тянется на сотню миль в каждую сторону, и крыша его отстоит от почвы на три больших мили, образуя огромный купол; строители и создатели Сада напоминали таким образом своим потомкам о видимом небе нашего настоящего.
О сооружении Подземных садов повествовала особая История, состоявшая из семи тысяч и семидесяти томов, так как семь тысяч и семьдесят лет ушло на сооружение этого края. Неисчислимые поколения жили, трудились и умирали, так и не узрев результата своего труда. Любовь двигала их руками и озаряла их труд; из всех чудес того мира не было ничего равного этой Стране молчания, сотням миль, дающих покой Усопшим. Под кровлей огромного зала было устроено семь Лун, горевших от Земного Тока; они ходили по кругу, имевшему шестьдесят миль в поперечнике, чтобы осветить весь Край Покоя, однако свет их был неярок, ласков и свят, и, вступая в его пределы, я всегда ощущал в сердце своем, что муж может плакать здесь, не стесняясь слез.
Посреди этого безмолвия высился холм, а на нем стоял купол, изнутри освещенный так, что его было видно во всем том краю, что звался Садом Молчания. Купол прикрывал Трещину, и внутри него во всем великолепии сиял Земной Ток, дарующий миру жизнь, свет и безопасность. С севера в куполе были устроены ворота, к которым поднималась узкая дорога; ее называли Последней, а ворота имени не имели, а звались просто Воротами.
И были в том огромном краю укромные длинные дороги, способные помочь путешественнику, были устроены беседки для отдыха, рощи, чарующие водопады. И повсюду можно было видеть памятники, таблички с именами… Весь великий подземный край переполняли отзвуки вечности, воспоминания о любви и величии. Долго можно было бродить здесь, внимая чудесам и тайнам, и потом подниматься к городам Могучей Пирамиды, очистившись и смягчившись душой и умом.
В юные годы мои, прихватив с собой пищу, я неделями скитался в этом Краю Молчания, спокойно засыпая посреди воспоминаний, – а потом я вновь бродил, ощущая покой Вечности. Душа истинного мужчины должна ощущать влечение к местам, где запечатлена память о Великих, ушедших в Вечность. Тем не менее нечто в сердце моем всегда привлекало меня к Холмам Младенцев – невысоким горкам, над которыми в тишине и предельном покое раздавалось странное и чудесное эхо, словно маленький ребенок плакал над холмами. Как было это сделано, я не знаю, но не сомневаюсь в умении одного из почивших творцов, забытого за давностью лет. Возле этих холмов, вблизи этого голоса сберегалась память о детях Великой Пирамиды – за тысячи веков. Иногда я встречал там осиротевшую мать – в одиночестве или в обществе подруг.
Теперь из моего описания вы можете понять покой и святость великой подземной страны, отданной памяти усопших.
Сюда, в Край Молчания, и принесли погибших. Проститься с ними собралось, наверно, сто миллионов жителей городов Пирамиды, посчитавших нужным присутствовать на похоронах и воздать заслуженные почести ушедшим. Те, Кто Ведал Мертвыми, положили усопших на Дорогу, шедшую к воротам, – ту самую, которая называлась Последней. И Дорога двинулась, увлекая мертвых в Ворота, – первыми были несчастные юноши, за ними последовали те, кто отдал жизнь, чтобы спасти их.
И когда дорога шевельнулась, великое молчание легло на все мили Края Молчания. Однако чуть погодя откуда-то издалека донесся стон, как будто бы простонал ветер, прилетевший из-за Холмов Младенцев. Приблизившись к месту, где я находился, звук сделался могучим, и я понял, что все собравшееся великое множество негромко поет; потом песня улетела вперед, оставляя за собой предельное молчание. Так ветер, прошелестев над рожью, улетает дальше, и поле замирает в еще большем покое. Наконец мертвые вступили в Ворота, в великий свет и безмолвный покой Купола, и более не показывались оттуда.
И снова издали, из-за далеких холмов, послышался гул поющих миллионов. Потом словно бы из самой Земли восстал голос подземного органа, и стон печали прошел надо мной и растаял вдали, сменившись тишиной.
И когда последний из мертвых Героев в безмолвии исчез в Воротах, из-за Холмов Младенцев вновь послышался звук; когда он приблизился ко мне, я понял, что слышу песню чести – громкую, победную, возносимую несчетным множеством голосов. Гром органа бушевал в глубинах Земли. Так усопшим была оказана великая честь, а потом вновь наступило молчание.
После жители городов, откуда были родом герои, собрались вместе, чтобы установить знаки в память погибших. Художникам еще предстояло изготовить изваяния – великие и прекрасные, чтобы потомки могли посетить Страну Молчания и воздать честь своим предкам.
Наконец огромные лифты подняли всех в города Пирамиды, начинавшие возвращаться к повседневной жизни. Лишь возле амбразуры было полно людей, наблюдавших за юношами, шедшими по Великой Дороге. Здесь следует добавить, что наши подзорные трубы использовали силу Земного Тока, чтобы доставлять глазу больше света. Они не были подобны нынешним зрительным трубам и неким странным образом охватывали лоб и глаза, позволяя видеть ночные дали. Великая Подзорная Труба была еще более совершенной; и глаза ее располагались на всех четырех сторонах Великой Пирамиды.
Потом я приступил к своим делам и, внимательно разглядывая через Великую Подзорную Трубу юношей у Дороги Безмолвных, временами ощущал далекое шевеление эфира, едва различимое биение Слова Власти в ночи, которого не могли воспринять приборы. Услышав этот зов, я отвечал слушавшей меня в вечной ночи Наани, которая была и моей Мирдат, и посылал ей Слово Власти силами своего разума. А с ними то утешение, которое мог ей дать.
Но жестокой и горькой была правда: беспомощен и слаб человек перед безграничным ужасом и мощью Великих Сил и Чудовищ Ночного Края. И сердце мое терзалось, и вновь наступало безмолвие, а потом опять шевелился эфир, но душа моя более не слышала далекого голоса.