«Милютин» вернулся в Казань на рассвете. В затихшей Волге отражались облака, розовые и безмятежные; к ним поднимался, истаивая, смоляной дым догорающей нефтебаржи. Пришвартованные пароходы были помяты, а порой изувечены снарядами; у дебаркадеров зияли выбитые окна, чернели пробоины в крышах. В воде плавали щепки. От вида разрушений на пристанях Роману стало как-то полегче: не только с «Боярыней» случилась беда.

Петру Федосьеву, капитану «Милютина», и Горецкому пришлось давать показания в Штабе флотилии адмиралу Старку, а потом всё заново объяснять Фортунатову, который ночью услышал пальбу на Волге и прикатил из города на авто. Роман неимоверно устал. Голова болела. Отделавшись от всего, Роман выбрался на улицу и присел на скамейку в ожидании трамвая.

Нежно светило нежаркое солнце, по булыжникам мостовой ходили чайки, с пароходов доносились голоса и стук молотков. Неподалёку притормозил чёрный «паккард» с Фортунатовым. Борис Константинович открыл дверку.

— Роман Андреевич, прошу, — пригласил он. — Вам ведь тоже до города.

Мотор уютно фырчал, автомобиль покачивался на рессорах. Мимо плыли тополя, столбы с проводами, потом — сараи кирпичного завода, за ними — дома Адмиралтейской слободы с краснокирпичной громадой паровой мельницы. Роман думал о том, что в Казани его подстерегает тоска: ни женщины, ни работы, ни будущего… Фортунатов искоса посматривал на Горецкого.

— Роман Андреич, не желаете ли повторить попытку с транспортировкой особого груза? — наконец спросил он.

— Что вы имеете в виду? — неохотно поинтересовался Горецкий.

Он опасался обманывать себя очередной напрасной надеждой.

— Ящики с «Боярыни», безусловно, следует достать. И переправить по прежнему адресу. Вы — капитан. Вы знаете «Боярыню» и место её гибели. От имени КОМУЧа предлагаю вам осуществить эту операцию.

— А почему мне?

— Доверяю рекомендации Георгия Александровича Мейрера.

Фортунатов руками в крагах крепко сжимал большой руль.

— Я имею в виду не это. Почему вы не обращаетесь к адмиралу Старку?

— Видите ли, Роман Андреевич… — Фортунатов помолчал. — Есть некие соображения. Или даже сомнения. Я могу изложить, если угодно.

— Угодно, — сказал Роман.

Фортунатов тяжело вздохнул.

— Адмирал считает, что золото нужно потратить на создание армии. Боюсь, что груз «Боярыни» он сдаст военному командованию или чехам, а не Комитету. Поэтому я и не хочу, чтобы транспортировкой командовал Старк.

Роман задумался, разглядывая мрачную пирамиду памятника Убиенным воинам и багдадские шпили далёкого кремля над железными крышами домов.

— То есть вы, Борис Константинович, предлагаете мне извлечь ящики из трюма «Боярыни» и перевезти их в Самару — но втайне от адмирала Старка?

— Так точно, — кивнул Фортунатов.

— Вы настолько уверены во мне? — честно спросил Горецкий.

— Я не знаком с другими капитанами, — честно ответил Фортунатов.

«Паккард» уже катился по дамбе, и слева блестел изгиб реки Казанки.

— Что ж, я согласен, — обречённо сказал Горецкий.

На следующий день он поехал к Арахчинскому затону, и ему повезло: он нашёл карчеподъёмницу, оборудованную мотопомпой, водолазной станцией и лебёдкой со стрелой. Там же, в затоне, среди брошенных судов, брандвахт и барж, Роман присмотрел себе и буксировщик — небольшой винтовой пароход «Кологрив», по сути — разъездной катер Казанского округа путей сообщения. «Кологрив» имел большой трюм, способный вместить ящики с «Боярыни». Фортунатов помог набрать матросов и отыскал водолаза с командой.

Карчеподъёмница была громоздким сооружением из двух понтонов, соединённых помостом с надстройкой. «Кологрив» с натугой перетащил эту посудину к затонувшему лайнеру: его покорёженная белая крыша, рубка и труба торчали из воды на фарватере Бакалдинского плёса. Карчеподъёмницу прочно расчалили на мощных якорях и пришвартовали к «Боярыне».

Работа оказалась трудоёмкой. Роман наблюдал, как водолаза обряжают в балахон с тяжёлыми свинцовыми башмаками и привинчивают к его медному ошейнику шлем с иллюминатором, надевают ремень и грузы, подсоединяют шланг и тросик. Получившееся чудище грузно влезало в особую стальную беседку, и её на талях спускали в воду. За беседкой уползал и шланг. Стучала мотопомпа, качая воздух; сигналист чутко держал в руке сигнальный фал.

Роман представлял, как водолаз медленно и зыбко, словно в загробном мире, идёт по затопленным помещениям трюма «Боярыни», светит фонарём, открывает двери, отгребает рукавицей муть. В тесной кладовке в одиночку он осторожно ворочает длинные ящики из-под винтовок — они в воде гораздо легче обычного — и вталкивает их в проём кухонного лифта, а затем неспешно вращает штурвал, вручную передвигая платформу лифта наверх, в камбуз.

В крыше парохода над камбузом прорубили широкую дыру, а над ней соорудили подъёмник вроде колодезного журавля. Матросы ныряли в камбуз, выволакивали ящики из лифта на пол и заводили под них стропы; журавль вытаскивал ящики на крышу. Стрела карчеподъёмницы снимала их оттуда и, поворачиваясь, переносила в распахнутый трюмный люк «Кологрива».

Слаженная, ловкая работа водолазной команды и матросов не нуждалась в руководстве капитана Горецкого. Роман вынес стул из каюты и просто сидел на палубе «Кологрива», размышляя о своих делах. Простор плёса оставался пустынным — ни парохода, ни рыбацкой лодки. Стучала мотопомпа, изредка под бортом шлёпала лёгкая волна. Небо ласково лучилось — такой мягкий и тёплый свет над рекой бывает только в августе, когда в природе всё, и даже солнце, отягощено спелостью, когда всё куда-то клонится и густо растекается от изобилия. Время жатвы, время сбора плодов — если есть что собирать.

Роману казалось, что он начинает понимать, почему у него ничего не получается. Он пристраивается к чужой игре — а надо навязывать свою. Так действовал Мейрер — и создал флотилию. Так действовал Мамедов — и вернул баржу. Учредиловцы или нобелевцы устанавливали собственные правила, а большевики или компания «Шелль» не желали подчиняться вообще никаким законам. Тот, кто ищет себе выгодное место в чужой игре, всегда проигрывает, как в Святом Ключе на Каме проиграл злосчастный Иннокентий Стахеев.

— Майна, твою мать!.. — беззлобно кричал крановщику матрос.

Мокрый ящик на стропах осторожно опускался в трюм. Роман подумал, что никто здесь не подозревает о золоте. О нём не знают и два бойца охраны — вон лежат в тенёчке у трубы и зевают. Бойцам, матросам и водолазной команде было сказано, что в ящиках находятся винтовки. Истина известна только ему, капитану Горецкому, и Фортунатову. Когда «Кологрив» с грузом уйдёт в рейс до Самары, капитан Горецкий останется единственным хранителем тайны.

Вот взять — и присвоить сокровище… Дерзко, да, но это была бы хорошая игра… Такая, какая ему и нужна… Роман с горечью усмехнулся: он взрослый человек, а вдруг нелепо размечтался о пиратстве, как мальчишка… В реальный капитал золото может превратиться только в Европе или в Америке, однако с тысячепудовой добычей ему в одиночку не совладать… Как прятать ящики со слитками? Как вывозить их из России?.. Это невозможно… Или возможно?