11
«Кент» стоял под парами немного выше пристани и теперь, выбрав якорь, тихо сплывал по течению кормой вперёд. Мимо «Лёвшина», как поезд, медленно ехали кормовой подзор, кормовая орудийная полубашня, пулемёт на турели, длинная надстройка с дымовой трубой и выгнутыми дефлекторами, бронированный колёсный кожух с крылом мостика, барбетом и рубкой…
— Эй, на буксире, готовься к швартовке! — крикнул из барбета Митя Уйат.
Стешка смотрела на него с палубы «Лёвшина».
— Ненавижу… — сощурившись, сдавленно процедила она сквозь зубы. — Он расстрелом командовал… Зарежу, когда смогу!
Катю неприятно удивило: неужели Митя мог быть таким?.. Честный, принципиальный Митя, который в гостиной папиного дома так увлечённо рассказывал о службе на британском флоте?.. А почему бы и нет? Кто-то ведь должен был командовать расстрелами… У всех славных молодых людей из флотилии, как у Ромы, есть и тёмная сторона. И у неё, у Кати, тоже есть. Только для неё это сходство не повод для прощения других и себя.
— Спрячься, Стеша, — попросила Катя. — Так будет лучше.
Стешка ушла с палубы, но появились британские водолазы.
— Мисс Кэйт, — обратился один из них по-английски, — не могли бы вы перевести нашу просьбу мистеру Горецкому?
Роман ходил по мостику — ждал швартовки с «Кентом». За то время, пока перегружали ящики, он не поискал Катю хотя бы взглядом. Он был занят.
— Пройдём наверх, господа, — сказала Катя водолазам.
Поддерживая большой живот, она направилась к трапу. Роман встретил Катю и моряков с вежливой улыбкой — общей для всех.
— Моряки просят разрешения вернуться на «Кент». Их миссия закончена.
— Разрешаю, — ответил Роман.
Они с Катей остались на мостике наедине — хотя, конечно, в рубке сидел вахтенный. Вдали сплывший к повороту «Кент» наконец заработал колёсами. С берега доносилось густое птичье чириканье. Солнце висело в зените.
Роман рассматривал Катю будто заново. А ведь красивая девушка. Неброско, строго — но красивая. Особенно сейчас, когда вьющаяся прядь упала на лицо. Роману вдруг захотелось расстаться с Катей по-хорошему.
— Печально, что у нас не получилось, — негромко сказал он.
Однако сожаления в глазах Кати он не увидел. Катя чувствовала, что в ней расправляется сжатая пружина гнева и обиды за несбывшиеся надежды.
— Мне горько, но я рада, — ответила она. — Потому что ты, Рома, — вор.
— Прости?.. — изумился Роман.
Катя догадывалась, что не надо было этого говорить — но она хотела уничтожить торжество Романа, как он уничтожил её веру в будущее.
— Я знаю, что твои ящики — из груза «золотого каравана».
Роману почудилось, будто в нём что-то сотряслось, раскололось, и он изнутри разваливается на глыбы. Откуда Кате известно?! Он ведь намертво похоронил те события — «золотой караван», гибель парохода «Боярыня», приказ Фортунатова… Он перекрыл тайну сверху тремя накатами лжи, он и сам забыл напрочь — а правда внезапно воскресла всей своей жуткой громадой.
— С чего ты взяла? — спросил Роман, точно превозмогал немоту.
Слова были огромные и неповоротливые.
— Ты сам сказал мне, — бесстрашно усмехнулась Катя, — но не понял этого.
Роман не поверил. Такого не может быть. Наверное, Катя чтото увидела из окна своей каюты, когда нырял водолаз, и сделала верные выводы. Роман ощутил, что перерождается, как оборотень, только не в зверя, а в железное орудие: кровь остывает, руки тяжелеют, сердце клацает зубцами шестерней.
А Катя нанесла последний удар:
— Ты вообще украл всё, что у тебя есть!
Роман не изменился в лице, но Катя уловила его ледяное ожесточение: оно означало, что Роман не отступит — ни за что и ни на вершок.
— Не вздумай говорить о моих делах! — глухо предупредил он.
Лязгнуло, и мостик дрогнул — к «Лёвшину» кожухом к кожуху подчалил «Кент». Роман, пошатнувшись, вцепился в планширь.
— Эй, Ромка, тревога! — весело окликнул Уайт. — Большевики прорвались к Белой в Дюртюлях! Приказ двигаться туда на подмогу пехоте!
«Кент» был оборудован радиостанцией и поддерживал связь со штабом.
— Если что — на «Ревеле» Старк в двух верстах отсюда, он вас выручит! Арестанта твоего к тебе высаживаю!.. Слышишь меня, Горецкий?
— С-слышу, — плохо соображая, обернулся Роман. — Благодарю, Митя…
— Екатерина Дмитриевна? — всё улыбался в барбете Уайт. — Не знал, что вы с нами! Как ваше бесценное здоровье?
Глаза у Кати блеснули, а голос зазвенел.
— Как вам не стыдно, Митя, командовать расстрелами?
Улыбка соскочила с лица лейтенанта Уайта.
— Вы чудовище, Митя! А ваш приятель, — Катя указала на Романа, — лжец и мошенник! Он похитил государственные ценности!..
Роман странно пошевелил плечами, будто ему было тесно в одежде.
Из бронированной рубки «Кента» вышел капитан Джеймсон. Заметив Романа и Катю, он приложил два пальца к козырьку фуражки.
— Господин капитан! — закричала Катя Джеймсону по-английски. — Вы содействуете преступлению! Вы должны остановить человека, который…
Роман не понимал языка — но угадал суть. Не размахиваясь, он отвесил Кате пощёчину. Катя мгновенно замолкла, схватившись за лицо. Она смотрела на Романа широко раскрытыми глазами. Её никто никогда не бил.
— Не смей! — мёртво произнёс Роман.
— Горецкий, это низость… — в ошеломлении сказал Уайт.
Капитан Джеймсон что-то спросил издалека.
— Я здесь — полномочный представитель компании «Шелль»! — бешено-спокойно отчеканил Роман. — Я никому не обязан объяснять свои поступки! Передайте капитану, чтобы исполнял приказ коммодора Мюррея!
Уайт распрямился и одёрнул китель.
— Капитан знает, какие приказы исполнять, — ответил он. — Мы уходим! Твоя охрана теперь — Старк.
Уайт развернулся и двинулся к рубке, к Джеймсону, а Роман за плечо развернул Катю и подтолкнул к трапу с мостика. Ему было немного страшно и очень легко. Он чувствовал себя освобождённым от необходимости искать окольные пути и считаться с людьми, которые ничего для него не значат. Он вступил в последний бой: осталось только добыть документы Турберна.
На кормовой палубе команда окружила Мамедова. Никто из речников не видел того, что случилось на мостике.
— Как харчи у британцев? — любопытствовал боцман Панфёров.
— Небось, посытнее наших щей! — сразу рассердился Павлуха Челубеев.
Мамедов за руку поздоровался с Нерехтиным и хлопнул Алёшу по плечу.
На «Кенте» вытягивали швартовы, рявкнул гудок, из-под обноса полезла пена закрутившихся колёс, просвет между пароходами увеличивался.
Роман равнодушно растолкал речников.
— Мамедов, теперь и нам пора прогуляться на промысел, — сообщил он.
— Я могу одын сходыть, — небрежно возразил Хамзат Хадиевич.
— Не будем спорить, — отрезал Горецкий.
Мамедов всё прекрасно понял. Опытным взглядом он определил пистолет в кармане кителя у Романа.
— Дождысь мэня, Ванья, — попросил он Нерехтина.
— Дождусь, Хамзат, — спокойно пообещал Иван Диодорыч.
