Книга: Бронепароходы
Назад: 13
Дальше: 15

14

После казни архиепископа большевики запретили в Перми колокольный звон, и Всехсвятская церковь была так же безмолвна, как чугунные кружевные кресты и надгробные каменные плиты. Вместо колокольного звона с пустого неба сыпалось чириканье птиц — кладбище привольно заросло берёзами и липами. Для Дмитрия Платоновича выкопали отдельную могилу на главной аллее, а других покойников увезли в телеге на окраину погоста — в общую яму возле оврага. Все шесть гробов заколотили ещё в тюрьме, пометив якутовский бумажным образком, пришпиленным на обойные гвоздики, но Катя не потребовала снять крышку. Она не хотела видеть отца мёртвым.
— Крепитесь, голубушка, — сказал ей Сергей Алексеевич Строл ьман.
Это ему Катя была обязана похоронами. Без вмешательства Строльмана тюремная команда зарыла бы Дмитрия Платоновича тайком и где попало.
Сергей Алексеевич утром пришёл в тюрьму на свидание с дочерью и от охраны услышал о смерти Якутова. Наряд красногвардейцев уже готовился вывезти телегу с мертвецами куда-нибудь за город. Строльман прорвался к начальнику тюрьмы и обрушил на него всю тяжесть генеральского гнева:
— Убили — так перед богом ответите, но похоронить надо по-человечески!
Сам же Сергей Алексеевич и отправился на квартиру к Якутову.
Вчера Катя ещё смогла убедить себя, что отца действительно арестовали — и это не бред, однако поверить в его гибель была уже не в силах. Умом она понимала, что чья-то бестрепетная воля перевернула её судьбу как песочные часы, и отныне в этих часах текла уже другая жизнь, но ошеломление отбило чувства. Катя тупо смотрела, как поп ходит вокруг гроба и бубнит, раскачивая в руке кадило, как красногвардейцы опускают гроб в яму, и всё казалось Кате скучным и обыденным, словно её пригласили в гости — а хозяев нет дома.
На похоронах присутствовали только Строльман, два незнакомых Кате речника из Речкома и какие-то старушки-побирушки, всегда обретающиеся при храмах. Сергей Алексеевич мягко приобнял Катю за плечи.
— У вас есть в Перми близкие люди, Катерина Дмитриевна? — спросил он. — Если нужно участие, мы с Еленой Александровной вас приютим.
— Благодарю, — бесцветно ответила Катя. — Мне… Мне, наверное, надо поехать в Сарапул, меня там примут… Или в Нижний… Там у папы семья.
— Я помогу вам. — Строльман взял её за локоть, словно она могла убежать.
Красногвардейцы закидали яму, охлопали лопатами земляную насыпь и полезли в телегу. Строльман перекрестился и мягко потянул Катю за собой. На боковом выходе с кладбища у калитки он замер и негромко позвал:
— Костик! Костик!
Из кустов выбрался молодой человек в тужурке путейского инженера.
— Это мой сын, — пояснил Строльман. — А это Катерина Дмитриевна.
Костя молча наклонил голову в знак сочувствия. Прошедшие полтора дня он прятался у Анисьи — кухарки Строльманов, и всё знал о сестре и Якутове.
— Костик, возьми Катеньку вместо Лёли, — сказал Сергей Алексеевич.
— Куда? — глухо спросила Катя.
— Костик пробирается в Самару к восставшим. Сарапул ему по пути.
— Честные люди должны подняться на борьбу с большевиками, — заявил Костя. — Преступления Советов ужасны. Россия не простит нам бездействия.
Среди воробьиного чириканья эти слова звучали странно и нелепо.
— Я вот принёс тебе, что собрали… — Сергей Алексеевич достал портмоне и вытащил деньги. — И мама от себя прислала… Это приданое Ленушкино… Ты уж постарайся сохранить его, Костик, но ежели нужда будет, не осудим.
На ладонь Косте легло старинное золотое кольцо с бриллиантом.
— Папа… — растроганно прошептал Костя.
Сергей Алексеевич поцеловал его и смущённо расправил бакенбарды.
— Катерина Дмитриевна, буду ждать вас в полночь с вещами на пристани Любимовского завода, — сказал Костя. — Это на Заимке.
Не опоздайте.
— Сохрани вас господи. — Сергей Алексеевич перекрестил сына и Катю.
С кладбища Катя вернулась домой — в здание Речкома. У запертой двери квартиры на полу сидел румяный парень-красноармеец.
— Что вам угодно? — спросила его Катя.
Парень вскочил, сдёрнул картуз и прижал к груди.
— Мне Митрий Платоныч велели прийти…
— Дмитрий Платонович умер, — бесчувственно произнесла Катя.
— Христом богом клянусь, я их не убивал! — почти заплакал парень.
— Оставьте меня! — потребовала Катя.
Но парень топтался перед ней, не отступая.
— Я ж караульным в тюрьме-то был, — торопливо заговорил он. — Митрий Платоныч сами велели мне леворьверт им выдать и прямо в сердце себе стрельнули! Не знаю — почто, почему… Жуть-то какая! Но не я это!
— Он сам? — не понимая, переспросила Катя.
— Сами они!
Катя сдвинула парня с дороги, вошла в квартиру и закрыла дверь.
Её мысли и мутные впечатления разваливались, как мокрый хлеб. Она бессмысленно ходила по комнатам, перекладывала какие-то вещи, пыталась разжечь примус. Отчаявшись собрать в голове всё воедино — арест отца, его самоубийство, Строльманов, красноармейца, тётю Ксению из Сарапула, — Катя просто легла на постель и заснула. За окном сияли облака над Камой, где-то вдали разгоралась гражданская война, а на зелёном кладбище за Всехсвятской церковью по свежей земле могилы прыгали галки и клевали червей.
Проснулась Катя уже в сумерках.
Она вышла из дома только с одним чемоданом — самым лёгким из всех. Перекладывая его из руки в руку, она миновала Козий загон, пересекла Соборную площадь и спустилась к железной дороге. Впереди виднелись цеха и склады завода купца Любимова. За ними на реке стоял дебаркадер.
Костя Строльман помог ей забраться в лодку и оттолкнулся веслом от чугунного битенга на углу понтона. Лодка заскользила по тихой воде вдоль длинных и безлюдных товарных причалов Заимки. Катя молча глядела вперёд — на грозно угасающее небо. В багровой и обжигающей полосе заката угольно чернели решетчатые арки высокого и длинного железнодорожного моста.
Катя вспомнила, как совсем недавно она проплывала под этим мостом на буксире. Отец тогда был ещё жив, ждал её на пристани в белом пиджаке, и мир был стройным и цельным, и ничто не предвещало беды. Катя сидела у лодки в носу. Она согнулась и вцепилась в борта. Горе забилось в ней, как холодная и сильная рыба в пустом ведре. Это очнулась ошеломлённая душа. Катя не рыдала, даже не всхлипывала — она глухо молчала, и её колотило. Костя почувствовал, как лодка дрожит. Закидывая распашные вёсла, он был обращён лицом к удаляющейся Перми, над синими крышами которой краснел шпиль собора; он посмотрел на Катю через плечо — и ничего не сказал.
Назад: 13
Дальше: 15