От Святого Ключа до Арланского промысла «Кологрив» дошёл бы в один день, но за несколько вёрст до устья Белой Роман с разгона посадил своё судно на Дербешские огрудки — глинистые и вязкие донные бугры. Обвинять было некого: лоция предупреждала об огрудках, и за штурвалом Роман стоял сам. Он поневоле вспомнил лоцмана Федю Панафидина — Федя не допустил бы греха. «Кологрив» рычал дизелем, яростно бурлил винтом, однако его, как говорили речники, присосало плотно. Чтобы сняться, требовался буксир. А хмурая Кама оставалась тоскливо-пустой, и деревень поблизости не имелось.

Матрос Мальцев, самый молодой и бойкий в команде, охотно уплыл на берег и сходил в Дербешский затон, оборудованный купцами Стахеевыми для своих пароходов. В затоне ржавели только брошенные баржи и брандвахты, сторож опух от браги и безделья. Буксиров не было. Мальцев вернулся на лодке сторожа. «Кологрив» мог надеяться лишь на флотилию Старка.

Роман не позволил себе поддаться досаде или унынию. Никакой беды не случилось — просто проволочка, и всё. Команда перебралась на сушу: речники рыбачили, варили уху на костре, стирали бельё и резались в подкидного. Вечером возле огня Роман объяснил своим людям, что им предстоит сделать на промысле. И к такому команда оказалась не очень-то и готова.

— А ежели рабочие нам в зубы дадут? — весело спросил Мальцев.

— Не дадут, — успокоил Роман. — У нас пулемёты.

— Я палить из них не умею! — тотчас заявил Мальцев. — Своих положу!

— Научу, — пообещал машинист Ощепкин. — Я цельный год на Германской куковал, пока речников с фронта домой не начали отзывать. Завтра привезём сюда «льюис», и натаскаю любого дурня. Чай не дизель, механика немудрёная.

Шустрый матросик Мальцев не угомонился.

— Господин капитан, а за рейс-то нам заплатят? — допытывался он. — Нам ведь расчёт в Самаре был назначен, а мы в Уфу пошарашили!

— Добьюсь оплаты, даю слово команде, — заверил Роман.

— Но промысла-то в подряде не указано! — лукаво нажимал Мальцев. — А там — пулемёты всякие, динамиты…

— Прибавка в тридцать процентов команду устроит?

Прибавка устроила, однако Мальцев всё ёрзал на бревне у костра.

— Я вот что хочу сказать-то… У нас же на борту ящики с винтовками, да?..

Мальцев нравился Роману: матросик чем-то напоминал Алёшу Якутова — брата Кати. Но интерес к ящикам в трюме «Кологрива» насторожил Романа.

— А ящички-то эти в Уфе никто не ждёт, Роман Андреич! — заискивающе глядя на Горецкого, сказал Мальцев. — Может, продадим чужое добро? У меня в Дюртюлях крёстный живёт, купец при достатке. Он возьмёт по-честному!

Роман молчал, изучая Мальцева. В матросике не было угрюмой алчности — так, озорство от избытка сил и возможностей. Речники тоже затихли.

— Винтовки нынче товар ценный… Деньги поделим обчеством поровну…

— Груз трогать я запрещаю! — спокойно и веско пресёк Роман.

Мальцев глубоко вздохнул — с сожалением и печальным осуждением.

…На Дербешских огрудках «Кологрив» проторчал несколько дней, и в огромном пространстве на берегу холодной безответной реки Романа порой охватывало почти безумное ощущение, что всё на свете закончилось — война, Россия, история, а он не знает. Но однажды утром вдали над створом появился тёмный дымок идущего парохода. Собрав пожитки, возбуждённая команда перекинулась на «Кологрив»; Роман сел в лодку и погрёб навстречу судну.

Это был буксир «Милютин».

Федосьев встретил Горецкого на борту отчуждённо и недоверчиво, будто сомневался, Роман перед ним или кто-то другой.

— Сдёрнешь меня? — спросил Роман. — Который день уже сижу.

— Сначала побеседуем. — Федосьев кивнул в сторону своей каюты.

Он плотно закрыл за Романом дверь, выдвинул стул, а сам сел у стола, чтобы видеть лицо собеседника. Машина «Милютина» тихо сопела на малых оборотах, лишь бы против течения держаться на месте. Роман заметил в окно, что «Милютин» не приближается к «Кологриву», словно тот зачумлён.

Федосьев поиграл желваками.

— Скажи-ка, дружище, ты работаешь на британцев?

Роман понял, что за время его бездействия и вправду что-то изменилось.

— Я — помощник капитана на «Витязе», — невозмутимо выдал он. — Ты же самарский волгарь, Петя, и сам знаешь эту пароходную матрёшку. «Витязь» принадлежит обществу «По Волге», общество принадлежит «Мазуту», «Мазут» — «Шеллю». Да, получается, что в итоге я работаю на британцев.

— Взорвать промысел — задание «мазутчиков»?

— Да, — с сожалением улыбнулся Роман. — Прости, что солгал, зачем мне взрывчатка, но не думаю, что я должен был объяснять тебе о промысле.

— Должен был! — сердито ответил Федосьев.

— Ты, Петя, служишь у Старка, а он щепетилен, как синодальный цензор. Он не дозволил бы уничтожать промысел без приказа от командования.

— Я ещё и родине служу! — огрызнулся Федосьев. — Всё я понял бы!

Роман догадался, что Федосьев хочет быть на его стороне.

— Хорошо, Петя, прости меня. Я сейчас объясню. «Шелль» и «Бранобель» — конкуренты. Нобели потеряли свою нефтедобычу в Баку и пытаются завести новую на устье Белой. А «Шелль» желает добить «Бранобель». Это обычное соперничество промышленных компаний. Но в нём замешана и политика. У большевиков не осталось нефтяных месторождений. Нобелевский промысел на Белой — их шанс получить нефть. И я согласился на предложение «Мазута» взорвать промысел. Так выгодно и «Шеллю», и нашей войне с коммунизмом.

— Промысел под контролем ижевцев! — возразил Федосьев.

— Самарское и Уфимское правительства убеждены в провале ижевцев. Комиссары загребут промысел себе. А Нобели вступили в союз с комиссарами.

Аргументы отыскивались легко, Роман излагал всё спокойно и ясно, и его удивила собственная свобода в опасном разговоре. Конечно, он не врал Пете Федосьеву, но и не сообщал главного — о ящиках в трюме «Кологрива». И при этом не испытывал никакой неловкости или затруднения в мыслях. Почему? Потому что он борется за свою судьбу, за своё будущее. Оказывается, он умеет и может бороться за себя, и в душе ему ничто не мешает. Приятное открытие.

— Откуда же ты узнал про «Шелль», Петя? — наконец спросил Роман.

— У Пьяного Бора мы утопили пароход большевиков и сняли с него нобелевского агента по фамилии Мамедов. Слышал о таком?

Роман мгновенно ощутил угрозу: Мамедов — оружие смертоносное.

— Летом по просьбе Мейрера я и водил буксир Мамедова на промысел.

— Ну, вот и помог человеку… А он потребовал арестовать тебя.

— Как он про меня пронюхал?

Федосьев пожал плечами:

— Хочешь — сам спроси. Он у меня в трюме сидит. Старк приказал отвезти его в Сарапул.

Роман постарался скрыть облегчение.

— Зачем тебе в Сарапул, Петя, если не тайна?

Федосьев вспомнил о решении адмирала и снова разозлился:

— Флотилия не будет драться за устье Белой. Позор! Старк — пораженец! Отправил меня в Ижевск, чтобы убедить тамошних солдат эвакуироваться!

Роман с сочувствием покачал головой, но думал о своих обстоятельствах. Каюта чуть подрагивала, на потолке шевелились отражения волн.

— Нобели сотрудничают с советской властью, и Мамедов теперь — агент большевиков, — сказал Роман. — Не случайно ведь он шёл с красной флотилией. Прошу тебя, Петя, об осторожности. Мамедов выполняет грязные поручения Нобелей, он жесток, нужно будет — убьёт без колебаний. В Сарапуле сдай его в контрразведку. Если ижевцы его расстреляют, туда и дорога.

Роман сам не ожидал от себя таких беспощадных слов. Он произносил их, словно опробовал на деле внезапно обретённую смелость.

— И уж давай стащи меня с мели, ради бога, — добавил он. — Рад, что мы встретились, Петя.