Юрий Карлович не любил мелкие победы: они внушали ложные надежды. На буксире «Вульф» адмирал Старк и начальник штаба Смирнов разместились в большой каюте капитана; из её окон был виден затонувший бронепароход большевиков — мелкая победа их флотилии. И Юрий Карлович понимал, зачем сейчас к «Вульфу» швартуется «Милютин».

— Что вы намерены ответить Федосьеву? — спросил Смирнов.

— Намерен пресечь его инициативу.

Смирнов помолчал.

— Я помню ваше предупреждение, Юрий Карлович, поэтому хочу сказать без свидетелей… Думаю, вы должны уступить желанию Петра Петровича.

— По какой причине, Михаил Иванович? — холодно осведомился Старк.

— Нельзя не учитывать боевой дух людей во флотилии, — виновато пояснил Смирнов. — Людям нужно чувство превосходства над неприятелем.

— Чувство ошибочно. Красные сильнее нас как минимум вдвое.

— Не всё определяется количеством орудий и судов. Воодушевляют атаки и погони за убегающим врагом. Дозвольте это в виде исключения. Я полагаю, так будет правильно. Однако в присутствии Федосьева я буду молчать.

Юрий Карлович задумался, глядя в окно. Он знал, что его флотилия ждёт большого сражения на устье Белой. Устье — стратегически важная позиция, контроль над которой позволит не пропустить большевиков к Уфе и Сарапулу. Контрразведка докладывала, что мичман Федосьев говорил, будто флотилия непременно будет драться за устье, «мы устроим большевикам Вандею» — так выразился Пётр Петрович. Увы, флотилию придётся разочаровать. Но для начала действительно хорошо бы заручиться поддержкой личного состава.

Федосьев, капитан «Милютина», был напряжён и заранее ожесточён.

— Господин адмирал, прошу разрешения преследовать суда противника силами моего дивизиона! — отчеканил он, глядя Старку в глаза.

Старк смотрел на Федосьева с усталостью и сожалением.

— Что ж, разрешаю, Пётр Петрович, — сказал он. — Потом возвращайтесь в Пьяный Бор к третьей склянке вечерней вахты.

Федосьев поспешил на свой пароход, а Старк поднялся на мостик.

С «Милютина» лихорадочно семафорили. «Труд», «Орёл» и «Киев», оживлённо дымя, занимали свои места в ордере — сразу в боевом.

— Евгений Львович, идём на базу, — сказал Старк капитану «Милютина».

База флотилии сейчас находилась в селе Пьяный Бор. Под штаб заняли полукаменный дом волостного правления. Возле крыльца на брёвнах курили бородатые мужики, при виде Старка они дружно встали и сняли шапки.

— Дак вы власть, господин офицер, или нет? — спросил самый храбрый.

— Пока ещё не власть, — недовольно ответил Юрий Карлович.

— Мы комбедовцев повязали, и куды их? Самим в расход определить?

— Хватит зверствовать, мужики! — с досадой бросил Старк. — Вы что все тут, спятили?! У вас храм на главной площади, а вы убивать рвётесь!

— Дак они сами Гоголева и Чигвинцева повесили…

Юрий Карлович только махнул рукой и взбежал на крыльцо.

— Не тех жалеешь, ваше благородие, — услышал он себе в спину.

Время текло невыносимо медленно. День, наконец, угас, и синева неба загустела тонко и ярко, лишь над горизонтом вытянулась извилистая пунцовая вмятина — отсвет ушедшего заката на невидимой туче. На фоне багрянца за околицей села торчали чёрные и растопыренные ветряные мельницы.

С Камы донеслись гудки — это вернулся дивизион Федосьева.

Пётр Петрович явился с докладом уже около полуночи. Юрий Карлович принял его сам, без Смирнова и других офицеров штаба. Федосьев держался уверенно. В комнате волостного старшины горела керосиновая лампа, Старк сидел за столом и жестом предложил Петру Петровичу занять кресло напротив.

— Каковы результаты рейда, господин мичман?

— Нам не удалось вступить в огневое соприкосновение с противником. При бегстве красные накидали «рыбок» возле Усть-Ижевского острова, и наш пароход «Труд» подорвался.

«Рыбками» назывались небольшие речные мины, похожие на буйки.

— Взрыв не повредил машину, команда поставила пластырь, но довести судно обратно не сумела. «Труд» затонул возле Заумора. Старк, не глядя на Федосьева, барабанил пальцами по столу.

— И как вы теперь расцениваете своё предприятие?

— Да, мы понесли потери, но я считаю, что рейд всё равно был необходим, — твёрдо ответил Федосьев. — Неуспех мобилизует, а бездействие губительно.

— Вы чертовски упрямы, Пётр Петрович, — задумчиво произнёс Старк.

Он молчал, размышляя о своём.

— На обратном пути мы сняли с затонувшего большевика трёх человек, — сообщил Федосьев. — Двое — мальчишки, один — бывший солдат, повёрстанный в Нижнем, другой — сын пароходчика Якутова, пробирается в Пермь, где у него сестра. Но вот третий — агент «Бранобеля». Он настаивает на разговоре с вами.

— О чём? — без интереса спросил Старк.

— Утверждает, что капитан Горецкий по заданию британской компании «Шелль» планирует разрушить нобелевский нефтепромысел на Белой. Это британская диверсия против отечественной промышленности.

Адмирал Старк помнил Горецкого по Казани, по истории с эвакуацией ценностей Госбанка. Роман Андреевич ничем не напоминал шпиона.

— Насколько я знаю, британцы ведут борьбу с большевиками в Туркестане и на Севере, — сказал Старк. — А Нобели сотрудничают с Советами. Так что я не склонен доверять нобелевцу. Нужно расспросить Горецкого.

— Я уже искал его, Юрий Карлович. По словам караванного начальника, Горецкий, не уведомляя никого, ушёл вперёд ещё из Святого Ключа.

Старк раздражённо поморщился:

— Сущий водевиль! Это не похоже на диверсию, скорее — банальная грызня промышленников! Но у меня хватает и других забот!

«Грызня промышленников» казалась Юрию Карловичу делом низким и даже подлым. Родина истерзана озверевшим большевизмом, Белое движение все силы отдаёт борьбе за освобождение, а индустриальные магнаты заняты циничным переделом собственности, будто их ничего не касается.

— В общем, я не желаю вникать в свары нефтяников! — отрезал Старк. — Поручаю вам, Пётр Петрович, на «Милютине» доставить пленных в Сарапул. Пускай с ними разбирается местное командование. Промысел на их земле.

— Вы отправляете меня в Сарапул? — оскорблённо выпрямился Федосьев.

— Да. Примите на борт вооружение, которое флотилия передаёт ижевцам, и с рассветом выходите в рейс. Ваша задача — встретиться с руководителями восстания в Ижевске и предложить вывезти их отряды в Уфу на судах нашей флотилии. Я буду ждать вас на устье Белой с их ответом.

Федосьев готов был вспыхнуть.

— Я могу попросить объяснений? — сквозь зубы спросил он.

— Извольте, но вам будет неприятно. — Старк взглянул Федосьеву в глаза. — Пётр Петрович, я на время удаляю вас из флотилии, чтобы вы не подстрекали своих товарищей требовать от меня решительного сражения в устье Белой.

— Но отказ от сражения означает, что мы бросаем ижевцев на произвол судьбы! Красная флотилия ударит им в тыл!

Старк подкрутил огонёк в лампе. Тени в комнате словно сжались.

— Красная флотилия не причинит ижевцам значимого урона, потому что Ижевск и Воткинск находятся в стороне от Камы. Но ижевцы обречены. Они находятся слишком далеко от основных сил Белого движения — от Уфы и Екатеринбурга. Так что сражение в устье Белой не принесёт никакой пользы ни нам, ни ижевцам, как никакой пользы не принёс ваш сегодняшний рейд.

Федосьев встал. На лбу его в свете лампы блестела испарина.

— Конечно, я выполню приказ, господин адмирал. — Голос Федосьева сел. — Но в Уфе я потребую от КОМУЧа следствия над вами!

— Ваше право, Пётр Петрович.