— А гдэ он?

— На пирсе тебя ждёт, — ответил Мамедову вахтенный.

Мамедов отворил дверку в фальшборте и по трапу перешёл в просторный багажный отсек «Зари». На ночь «Ваня» был пришвартован к этому лайнеру, пустому и разгромленному. На пирсе у сходни «Зари» горел костёр, возле него грелись два караульных матроса в бушлатах с поднятыми воротниками.

Человек, что вызвал Мамедова на берег, сидел вне круга света на гнутом венском стуле — на берегу кое-где валялась разная лёгкая мебель, брошенная беженцами, её-то караульные и жгли в костре. При виде Мамедова человек поднялся на ноги. Узкое лицо, тонкие усики, острый взгляд.

— Ты кто? — спросил Мамедов.

— Зовите меня Иосиф. Я телохранитель Савелия Григорьевича Поляка.

Разумеется, Мамедов знал братьев Поляков, конкурентов Нобелей.

— Мы эвакуировались из Казани на «Заре», — продолжил телохранитель. — Когда случилась эта заваруха с красными, Савелий Григорьевич заметил вас на мостике того буксира. — Телохранитель кивнул в сторону «Вани», скрытого за пассажирским пароходом. — Господина Поляка арестовали при облаве.

— Дэрмовый ты тэлохранытель, — заметил Мамедов.

Иосиф скептически скривил губы: дескать, рано ещё судить.

— Говорят, что арестованных утром расстреляют. Савелий Григорьевич поручил мне найти вас, чтобы вы добились его освобождения.

— Я ему зла нэ желаю, — сказал Мамедов, — но зачем мнэ его спасать?

— Савелий Григорьевич предлагает договор, — тонко улыбнулся Иосиф. — В обмен на спасение он сообщит вам важные сведения о промысле Арлана.

Хамзат Хадиевич помолчал, рассматривая телохранителя.

— Ладно, жды, — наконец согласился он.

Грицай перевёл своих людей с «Вани» на другой пароход — на буксир «Цыган», и Маркин наконец-то смог завалиться спать без долгой и бурной пьянки с братвой. Он был страшно недоволен, что Мамедов его разбудил.

— Ой, Хамса, да забирай, кого тебе надо! — еле подняв голову, с досадой ответил он. — Арестанты — не моя морока! Хочешь — в расход, хочешь — на все четыре стороны отпусти, только отстань!..

— Сходы со мной, — настаивал Мамедов. — Мнэ часовой нэ повэрит.

— Не пойду! — отрёкся Маркин. — Возьми Утёмина, его послушают!

Когда Мамедов и Утёмин выбрались на пирс, Иосиф уже исчез. Мамедов был доволен: телохранитель действовал правильно. В темноте под ущербной луной чуть светлели пришвартованные пассажирские пароходы. Казалось, что здесь не пирс, а городская улица с длинными двухэтажными домами. Мамедов подумал, что скопище ненужных судов — это овеществлённый человеческий труд, который по воле гражданской войны превращён в ничто. Стоящий на приколе флот утратил свой смысл, как сломанные часы.

Однако в безвольном и распадающемся хозяйстве державы продолжается невидимая борьба. Никуда не делись могучие силы, способные возродить мёртвую индустрию. Они пока не заявляют о себе — зачем? Главное сейчас — пользуясь смутой, убить соперника, завладеть его активами и правами. Придёт время, когда начнут разжигать огонь в остывших топках, и тогда из небытия выступят новые хозяева — победители, получившие всё. Вот так и компания «Шелль» нацелилась на Нобелей, а общество «Мазут» было орудием захвата.

Арестантов держали в большом кирпичном амбаре с двускатной кровлей. Грицай согнал сюда мужчин из числа беженцев — не только тех, кто пытался сопротивляться, но и тех, кто просто был подозрителен. Их расстреляли бы вечером, но братва отвлеклась на делёж добычи, и расстрел отложили до утра.

У ворот амбара горел ещё один костёр. Караул был вооружён пулемётом, потому что неподалёку в темноте неприкаянно маялась толпа родственников — жёны, матери и отцы арестованных. Хоть в основном и бабы, но острастка не помешает. Толпа негромко и устало переговаривалась, кто-то безнадёжно плакал. Утёмин, зевая, направился к пулемётчикам, потолковал и крикнул:

— Мамедов, валяй!

Мамедов сдвинул засов на маленькой дверке.

В обширном тёмном помещении никто не спал. Люди бродили по амбару как тени. Шаркали шаги, звучали голоса, протяжно стонал раненый.

— Рад знакомству, Хамзат Хадиевич, — услышал Мамедов.

Савелий Григорьевич Поляк ждал его сразу у входа.

Савелий Григорьевич не пал духом: выглядел уверенно, как на прогулке по бульвару. Он заложил большие пальцы в карманы жилета на животе и смотрел на Мамедова испытующе. Мамедов в приветствии приподнял картуз.

— Поздравляю вас с победой над Голдингом, — насмешливо сказал Поляк. — Джозеф был умелым и опасным противником, но вы, похоже, лучше.

Мамедов догадался, что иронией Поляк маскирует страх.

— Что вы ымэете мнэ сообщить? — сразу спросил Мамедов.

— Мы будем говорить здесь или всё-таки снаружи?

— Снаружи у вас бродыт Йосиф. Я нэ желаю нож в спыну.

— Каковы тогда ваши гарантии, что я обрету свободу после разговора?

— Савэлий Григорьич, начнём о дэлах, — вздохнул Мамедов.

— Ну хорошо, — сдался Поляк. — Вы помните Горецкого Романа Андреича?

— Да, — кивнул Мамедов, не выдавая удивления: при чём тут Горецкий?

— Роман Андреич на днях заключил сделку с «Шеллем». Он уничтожит ваш промысел на Арлане и вывезет в Уфу оборудование Глушкова. За это он получит место в руководстве компании. У Романа Андреича свой пароход во флотилии адмирала Старка, но Старк не знает о намерениях Горецкого. При определённых усилиях, думаю, вы сможете нейтрализовать угрозу для вашего предприятия. За это предупреждение я и надеюсь выбраться отсюда живым.

Мамедов задумался. Его глубоко поразила новость о Романе Горецком, с которым Мамедов тепло расстался в Казани. Такого поворота Мамедов не мог и предвидеть. Значит, самолюбивый, но невезучий капитан задумал ввязаться в чужую игру со своими козырями? Надо отдать должное Горецкому: в противоборстве Нобелей и «Шелля» он был человеком посторонним, но всё, что узнал, он изловчился обратить к своему интересу. А узнал он многое: про Арлан, Глушкова, Губкина, Турберна, Стахеева, Голдинга… Да, Роман весьма умно вычислил точку воздействия, чтобы извлечь максимальную выгоду. Горецкий — опасный противник, и большая удача, что Поляк вывел его на свет.

— Как называэтся пароход Горэцкого? — спросил Мамедов.

— «Кологрив», — ответил Поляк. — Винтовой катер.

— А сдэлку заключили вы, Савэлий Григорьич?

— Я, — признался Поляк. — Но хочу заметить, Хамзат Хадиевич, что моя гибель в этом ужасном амбаре сделку не аннулирует. Я написал Горецкому сопроводительное письмо в совет директоров. Горецкий использует его даже в случае моей смерти. А я, оставшись в живых, могу посодействовать, чтобы совет пренебрёг Арланом. Отплачу лично вам услугой за услугу.

— Нэ отплатите, — усмехнулся Мамедов. — Я знаю, как устроэн мыр.

Савелий Григорьевич сжался от злости.

— Выходит, и вы не отплатите мне за мои сведения?

Мамедов смерил его взглядом. Конечно, Савелий Григорьевич Поляк был конкурентом, врагом. Однако он принадлежал к той силе, которая порождает жизнь, и потому — по мнению Мамедова — Поляку не следовало умирать.

— Я убывал лудэй, но я нэ звэрь, — весомо сказал Хамзат Хадиевич. — Пойдёмте на улыцу, господин Поляк. Вас Йозеф ждёт. Вы свободны.