Глава 23
ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД
Единственным, что могло доставить Рейчел больше удовольствия, чем чашка горячей свежезаваренной арабики в прохладное сентябрьское утро, был ритм пневмогруши, избиваемой в труху. Она стояла, прекрасно держа равновесие, перед грушей, осыпая ее нескончаемыми ударами, чувствуя жжение в плечах и пот, заливающий глаза и собирающийся в лужу у ног.
Ей пришлось порядком попотеть, прежде чем удалось освоиться со скоростной грушей. Само собой, она видела «Рокки». Да и кто не видел? Первый раз, когда Майра поставила ее перед грушей, она по-дилетантски врезала по груше изо всех сил, да еще по недомыслию костяшками первой фаланги. Груша едва шелохнулась, а кисть ныла целую неделю.
Майра научила ее правильной стойке и технике удара.
— С пневмогрушей дело не в силе, — растолковала Майра. — Слишком многие пытаются выбить из нее дерьмо, как из водилы, въехавшего в тебя задом. С грушей главное выносливость и координация рука-глаз.
Майра научила ее бить ребром чуть приоткрытой ладони. Одна из величайших ошибок новичков с пневмогрушей заключается в использовании разжатого кулака. Любительщина.
— Держи плечи расслабленными. Бей грушу до того, как она достигнет центральной точки. Если ударить грушу, когда она идет вперед, ты вгонишь ее прямо в подвес. И всегда старайся попадать по одной и той же точке. Если бить как попало, ты ни за что не научишься ее контролировать. Так что выбери стежок или буковку и старайся бить каждый раз именно в это место. Повторение. Мышечная память. Не думай. Просто бей.
Рейчел чутко ловила каждое слово, не просто слыша, а слушая Майру. И развивалась. Становилась лучше. Узнала разницу между плохой болью, доставляющей мучения, и хорошей болью, растворяющейся в чаду адреналина и душевного подъема.
Она терзала красную пневмогрушу, как демон, когда послышался звук открывающейся входной двери.
— Скажи мне, что вчера вечером ушла домой, блондиночка, сука ты чокнутая, — сказала Майра. — Скажи, что не проскользнула обратно, когда я заперла дверь, и не провела всю ночь, избивая эту грушу, как говнюка-бывшего.
Рассмеявшись, Рейчел оставила грушу в покое. Перевела дух и сделала изрядный глоток из фляги.
— Привет, Майра! Просто нужно было немного поработать.
— Аполло Крид со страху свои звездно-полосатые трусы потерял бы, — одобрила Майра. — Только помни, локти выше. Почти перпендикулярно полу.
— Усекла. Спасибо.
Она помаленьку привыкала, что ее называют Рейчел. Поначалу шло негладко. Майре приходилось по несколько раз выкликать ее новое имя, прежде чем она отзывалась. Чувствовала себя глупо. Прямо лицедейство какое-то. Но Майра высказалась очень недвусмысленно.
Никаких настоящих имен. Никаких подробностей личной жизни. «Каждый здесь должен чувствовать себя комфортно. Это место — святилище, и окружающие нас стены реальны. Мы не рушим стены. Если вам покажется, что вашей безопасности что-то угрожает, дайте знать Майре, и обидчик уйдет».
В конце предыдущего занятия один из учеников — тридцати-с-чем-то-летний мужчина, назвавшийся Эйбом, пригласил ученицу Табиту вместе выпить. На следующее занятие Табита пришла. А Эйб — нет. Рейчел быстро поняла, что не все уразумели, насколько серьезно Майра настроена уберечь статус группы как святилища.
Она каждый день отвозила сына в школу, отправляла дочь в садик, а все оставшееся время пахала в спортзале или копалась в книгах. Встреча с Майрой преобразила и ее тело, и ее дух. И все не ради того, чтобы вернуть себе вес, как до беременности. На это ей было наплевать. Ее живот уже никогда не будет выглядеть, как прежде, но это не важно. Шрам от кесарева — единственный у нее на теле, но она носит его, как знак почета.
Кончики ее пальцев и ладони обросли роговыми мозолями из-за манипуляций с железом, но правильный подбор перчаток для лифтинга облегчил ситуацию. Каждый вечер она укладывала маленькую дочурку в кровать, заставляла сына сесть за уроки и принималась отмачивать ладони в английской соли и соскабливать слои отмершей кожи пемзой. А когда в постелях оказывались оба ребенка, Рейчел часами занималась в гостиной плиометрикой.
И видела, как тело меняется прямо на глазах. Пыталась поддерживать форму во время обеих беременностей, непременно возвращаясь к занятиям у гимнастического станка или на велотренажерах через шесть недель после родов. Но тут дело другое. Она видела, как плечи становятся рельефнее, видела бугры мускулов на спине. И чувствовала себя чуть ли не другим человеком.
Тренировки Майры дали ей ощущение такой силы, какая ей и не снилась. Словно выпустила на волю некую мощь, дремавшую где-то в глубине. И, что не менее важно, это дало выход ее гневу. Она хотела расколотить пневмогрушу в труху. Вложить во время спарринга всю силу до последней унции в каждый удар. Но если Майра ее чему и научила, так это тому, что от силы есть прок лишь тогда, когда она под контролем. Неуправляемый гнев бесполезен. Бык, беснующийся на плоту, непременно утонет.
— Считайте гнев бутылкой газировки, которую взболтали, — сказала Майра классу еще в самом начале. — Откручиваешь крышку — и содержимое брызжет во все стороны, и в результате ты мокрая курица. Сейчас каждый из вас — то самое содержимое бутылки. Умираете от желания выбраться. Рветесь выбраться. Но вы на пике, когда контролируете ситуацию. Открывайте крышку медленно. Выпустите немного, но не все. А потом снова закройте, пока резьбу не сорвало. Учитесь контролировать свой, гнев и сможете вершить великие дела.
И Рейчел это чувствовала. Гнев бурлил в ней почти постоянно. Ей нравилась аналогия Майры с газировкой во всех отношениях, кроме одного. Рано или поздно газировка выдохнется. Рано или поздно бутылку будет можно спокойно открыть и налить. Но Рейчел в зале могла часами осыпать груши ударами, отрабатывать приемы самообороны и нападения, таскать гири столько, что была не в состоянии поднять руки над головой. Приходила домой выжатая как лимон, едва способная поднять кастрюлю, чтобы приготовить обед. И тем не менее, проснувшись назавтра утром, чувствовала все тот же гнев. Бутылку, взболтанную снова и снова.
Что делать, если гнев не уходит никогда?
Правда в том, что, покидая класс по вечерам, Рейчел пребывала в замешательстве. Все казалось незнакомым. Мир, каким она его знала, прекратил свое существование, а жить в новом она еще не выучилась. Дети стали ее пристанищем. Дома она кормила, одевала, купала и воспитывала их. Дома с ними она обретала смысл и цель. Но вдали от них чувствовала себя оторванной от земли, без руля и без ветрил.
И предположила, что именно поэтому часами кряду избивает пневмогруши и боксерские мешки, таскает тяжести, которые несколько лет назад показались бы ей неподъемными. И потому-то, когда дети отходили ко сну, она читала все книги подряд, какие подвернутся, чтобы понять мир и мироустройство. И впитывала знания физически и духовно. Поначалу — потому что хотела понять случившееся с мужем. Постичь систему. Но теперь это осталось позади. Теперь она хотела понять все и вся.
О нем.
Харвуде Грине.
Человеке, разбившем их жизнь вдребезги, а после вышедшем сухим из воды.
Она штудировала книги, жонглировала гирями и искала ответы, хотя и знала, что вряд ли их найдет.
Каждая тренировка с Майрой продолжалась три часа с пятнадцатиминутной передышкой, чтобы попить воды. После первого занятия Майра даровала Рейчел прозвище Костоломка. Рейчел улыбнулась, а потом ее вывернуло в ведро. К исходу третьего часа ей казалось, что все внутренности обратились в кисель. Теперь же пятнадцатиминутная пауза доставляла только досаду. Передышки для размазней. А она как гранит.
Порой Майра задерживалась после занятий, чтобы тоже поупражняться. Однажды вечером Рейчел набралась храбрости спросить у Майры, можно ли ей остаться допоздна и поработать рядышком. Майра снизошла. Они молотили мешок, пока руки не онемели, делали берпи, пока не затряслись колени. Придя домой с получасовым опозданием, чтобы отпустить няню, Рейчел ощутила лишь слабый намек на угрызения совести.
Но, какое бы моральное удовлетворение ни приносило укрепление тела после двух детей и многих лет небрежения, она задерживалась еще и потому, что хотела знать о Майре больше — нуждалась в этом. Почему эта женщина посвящает три вечера в неделю обучению самообороне целой группы чужаков? Но как поднять тему, Рейчел даже не представляла. Майра дала ясно понять, что частная жизнь неприкосновенна. И рисковать, пересекая эту черту, Рейчел не хотела.
Они вместе работали, но почти не разговаривали. Рейчел держала тяжелый мешок, пока Майра осыпала его ударами. Майра держала Рейчел за лодыжки, пока та поднимала туловище из положения лежа раз за разом, укрепляя мышцы, помогавшие вырастить двоих восхитительных детей.
К исходу того ясного осеннего дня Рейчел и Майра закончили свои тренировки, протерли оборудование и снаряжение и покинули зал одновременно. Воздух теребил легкий ветерок, приятно холодивший усталые мышцы Рейчел. Майра шагала быстро, и Рейчел было нелегко за ней поспевать.
Зал расположился не в самом хорошем районе, но обычно занятия заканчивались достаточно рано, когда солнце еще не село, и ученики чувствовали себя в безопасности, идя к своим машинам или дожидаясь такси. Но, поскольку обе задержались после занятий еще на час, закатный горизонт уже померк до жженой охры. Сумерки опускались на город мягким покрывалом.
Они шагали молча. Майру такой расклад, похоже, устраивал. Рейчел — нет. Не зная, как перескочить пропасть безмолвия, она просто ринулась вперед очертя голову.
— А… куда ты направляешься после занятий? — выпалила Рейчел, тут же раскаявшись в этом.
Повернувшись к ней, Майра рассмеялась:
— И долго ты дожидалась, чтобы задать мне личный вопрос, блондиночка?
— Прилично. Очень прилично.
— Ага, так я и думала. Я направляюсь домой. У меня есть сын и муж, а если повезет, смогу еще и телик посмотреть, прежде чем отрублюсь.
Они продолжали шагать. Рейчел помалкивала. Она и так уже получила информации больше, чем за год тренировок с Майрой. Муж? Сын? Она смотрит телевизор?!
Рейчел подыскивала вопрос вдогонку, но втуне.
— Что, не думала, что у меня есть личная жизнь? Может, я и зануда, но не настолько же!
— Я не думала, что ты зануда, — запротестовала Рейчел.
— Что ж, спасибо, блондиночка.
— Сколько твоему сыну? — спросила Рейчел. Не слишком ли далеко она зашла?
— Четырнадцать, — ответила Майра. — Да знаю, знаю. Рано обзавелась. Встретила своего бывшего на первом курсе колледжа. Обрюхатил меня перед выпуском. А еще через два года этот выхлоп земли свалил. К счастью, оставив мне свою лучшую часть. Не считая спермы, не стоил и выеденного яйца.
— Можно посмотреть фото твоего мальчика? — поинтересовалась Рейчел. Каждый вопрос казался чудовищным вторжением, попранием тренировочной омерты. Но Майра без колебаний достала из рюкзака сотовый телефон, открыла галерею и повернула экраном к Рейчел.
На фото Майра обнимала за шею очаровательного юношу. Темно-русые волосы, голубые глаза и счастливая белозубая улыбка человека, только-только избавившегося от брекетов. Глаза Майры искрились радостью.
— Его зовут Бен, — сообщила Майра. — И он любовь всей моей жизни. Даже мой муж знает это.
— Он красавец, — заметила Рейчел. — Я рада за тебя.
— Мужу потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Мы поженились, когда нам обоим было тридцать. Большинство мужиков в этом возрасте жениться на бабах с детьми не рвутся. Довольствуются ролью свободных игроков и перепихоном или хотят завести собственную семью с чистого лета. Непросто встречаться с одинокой мамочкой, когда тебе за двадцать. Но когда Хавьер познакомился с моим Беном… клянусь, может статься, что сейчас он уже любит паренька крепче, чем я. Ну а как на твой счет, блондиночка?
Этот вопрос застал Рейчел врасплох. Снедаемая любопытством о жизни Майры, она даже и не помышляла, что кому-то захочется знать о ее собственной жизни.
— Я… не знаю, что сказать.
— Правда? И все? Да брось, Костоломка. Дети?
— Двое. Восемь и три.
— Умные?
— Не по годам. Сын — он старший — запоминает все с лету. Читает запоем. Обожает фэнтези. Если в книге есть дракон или волшебник, непременно прочтет. А дочурка может слушать вечно. Просто сидит в полном трансе. Даже собственные сказочки сочиняет. Вполне представляю, как в один прекрасный день она начнет писать книги.
— Очаровательно, — улыбнулась Майра. — У тебя есть… кто-нибудь в жизни? Кто-то, кому можно напинать по голеням, кроме меня?
Рейчел потупилась. В душе снова забурлили вина, страх, стыд и гнев.
— Был. И его у меня отняли.
— Он был болен?
— Не совсем.
— Бросил тебя?
— Нет.
— О, — выдохнула Майра. — Рейчел, извини.
— Что-то не припоминаю, чтобы ты хоть раз назвала меня Рейчел.
— Рейчел, Костоломка, блондиночка. Это все защита. Броня. Для большинства учеников важно носить эту броню, чтобы чувствовать себя защищенными. Когда ты ранен, как все мы, тебе нужно время на исцеление. Но как только достаточно окрепнешь, она тебе больше не нужна. Ты не нуждаешься в ней давным-давно, Рейчел.
— Меня зовут не Рейчел. Но ты и так это знаешь.
— А меня не Майра. Но это ты тоже знаешь.
Они снова погрузились в молчание, продолжая шагать по улице. Рейчел так отчаянно хотелось задать вопрос, что он язык ей насквозь провертел. Но она уже пересекла черту, рассказав Майре о своей жизни. И, насколько сама понимала, из всего класса Майра доверилась только ей одной. Это заставило Рейчел почувствовать себя особенной, важной. Слова Майры о том, что она сильна, буквально подарили Рейчел крылья. Комплимент заставил ее почувствовать, что после всех ужасов, после всего, что почти сломило ее и детей, она наконец-то поправляется. А может, даже стала сильнее, чем когда бы то ни было.
— Мне ты можешь сказать, — нарушила молчание Майра. — Свое имя. Если считаешь, что готова.
— Не знаю, стоит ли.
— Как угодно. Я Иви.
Поглядев на Майру — Иви, — Рейчел ощутила, как у нее перехватило горло.
«Иви».
Такое чудесное, милое, простое имя. Как раз такого рода именем Рейчел могла бы назвать родную дочь. Как раз такого рода имя она хотела бы услышать, когда сын приведет домой девушку перед выпускным балом.
«Иви».
— Ну? — сказала Иви. — Так ты…
И тут, едва она раскрыла рот, как без малейшего предупреждения из-за спины к Иви подскочил мужчина, обхватив ее правой рукой за горло и прижав перочинный нож к горлу.
Рейчел в ужасе отпрянула. Иви оцепенела, скрипнув зубами, но сохраняя спокойствие. Он вдавил острие ножа в мягкие ткани шеи Иви. Рейчел озиралась в поисках помощи, но на улицах не было ни души. В этом закутке города не было даже фонарных столбов. Ночь укрыла преступление от глаз.
Мужчина щеголял эспаньолкой, выглядевшей, как черное «о», выведенное как курица лапой, и рваным шрамом на правой щеке, напоминающим скверно зашитую ножевую рану. От него несло политурой, а темно-синяя ветровка была велика ему на пару размеров. На руке с ножом болтался браслет из желтовато-коричневых бусин из тигрового глаза. Бусины негромко побрякивали.
Рейчел не могла отвести от них глаз. Каким-то парадоксальным образом они выглядели красивыми, успокаивающими и одухотворяющими в полную противоположность владельцу.
— Видишь мой карман? — проговорил грабитель, кивком указав на открытый левый карман ветровки. И уперся взглядом в Рейчел. — Деньги, драгоценности и сотовые телефоны. Клади их туда.
Кивнув, Рейчел расстегнула молнию спортивной сумки. Трясущейся рукой достала бумажник, кляня свою фортуну; перед занятиями она как раз наведалась к банкомату, и бумажник распух от двадцаток. При виде такого везения грабитель аж глаза выпучил.
— Пожалуйста, сэр, — взмолилась Иви, всхлипнув, и подняла руки, словно сдаваясь. — У меня семья. У меня нет денег. Пожалуйста, отпустите меня.
Рейчел была шокирована: она ни разу не слышала из уст Иви не то что причитаний, но даже нытья или жалобы. Словно та вдруг стала совершенно другим человеком.
— Заткнись! — оборвал тот. — Ты, блондинка, бери ее бабло и суй мне в карман. Только потяни мне время, и я устрою этой манде новый рот пониже старого.
— Пожалуйста, мистер, — голосила Иви, продолжая поднимать руки. — У меня больная дочь. У нее эпилепсия. А у мужа плохо с сердцем. Умоляю!
Прошло меньше секунды между тем, как в голове у Рейчел пронеслось: «Это неправда», и тем, как Иви схватила руку с ножом и отдернула к своей груди, сжав мертвой хваткой. Причитая, она медленно поднимала руки, пока они не заняли нужное положение.
Бандит принялся брыкаться и барахтаться в попытке освободить руку с ножом, но Рейчел видела, что Иви сильнее, злее и лучше контролирует ситуацию.
Наконец, когда противник дал ей слабинку на дюйм, Иви поднырнула головой ему под мышку и, продолжая удерживать запястье руки с ножом, вывернулась сама и завернула ему руку за спину.
Бусины из тигрового глаза громко забренчали. Потом Иви без малейших колебаний выкручивала ему руку против часовой стрелки, пока Рейчел не услышала тошнотворный хруст.
Взвыв, негодяй выронил нож. Потом Иви двинула его коленом в пах, и он рухнул на землю, прижимая к себе сломанную руку.
Подобрав нож, Иви пнула лежащего в спину. Его голова треснулась о мостовую. Лицо его залилось слезами. Оцепеневшая Рейчел просто смотрела, не зная, что делать. И вдруг устрашилась Иви.
Та оседлала бандита, придавив его плечи к земле коленями, и прижала клинок к его горлу.
— Вот как это чувствуется, — невозмутимым, ровным тоном произнесла она. — Нравится?
— Пожалуйста, — всхлипнул тот. — Пожалуйста, отпустите меня.
— Ни за что, — отрубила Иви. В ее взгляде сверкнула искра безумия и решимости, напугавшая Рейчел.
— Иви… — пролепетала Рейчел. — Что ты делаешь?
— Принимаю меры, чтобы он никогда этого не повторил.
— Можно вызвать полицию, — жалобно проканючила Рейчел.
— Если думаешь, что мы первые, с кем он это провернул, ты чокнутая, — возразила Иви. — А если думаешь, что последние, то наивная.
Иви переместила нож к паху грабителя. Нацелив острие вниз. Он вытаращил глаза. Лицо его было залито слезами и соплями. Рейчел посмотрела на его изувеченную руку. Тарахтение бусин из тигрового глаза на его запястье отдавалось эхом у нее в ушах.
— Должен же быть другой способ, — проговорила Рейчел.
— Однажды ты столкнешься с подобным выбором, — отозвалась Иви. — И будешь крепче спать ночью, зная, что помешала случиться чему-то ужасному с человеком, который не сможет за себя постоять.
— Прошу, — молил грабитель. — Простите меня. Простите. Мне нужен врач. Мне нужна помощь.
— Сейчас тебе понадобятся два разных врача. — Иви перехватила нож по-другому и подняла клинок на фут над пахом грабителя.
— Иви, — сказала Рейчел. — Пожалуйста, не надо.
Иви озадаченно посмотрела на Рейчел:
— Не надо чего? Этот мужик перерезал бы мне горло даже глазом не моргнув. Разве нет, больной ты утырок?
— Н-не… нет! — тряся головой, заныл тот. — Я просто хотел денег. У меня ничего нет. Я был голоден.
— Избавь меня от душещипательных баек. Что-то мне подсказывает, что в следующий раз ты дважды подумаешь, когда увидишь женщину, идущую по улице.
Иви снова замахнулась ножом, но, когда хотела нанести удар, Рейчел ей помешала, опрокинув на землю. Нож заскакал прочь. Ухватившись за шанс, грабитель вскочил и дал ходу, как раненый пес.
Сев, Иви проводила его взглядом. Потом посмотрела на Рейчел:
— Тупая ты сука!
— Я не могла тебе позволить, — тяжело дыша, сказала Рейчел. Плечо, которым она толкнула Иви, ныло. Мышцы у той действительно твердые.
— Не могла мне позволить? Ты знаешь, что этот ублюдок собирался делать, правда? Думаешь, это его остановит? Нет. Он залижет свои раны и снова выйдет на охоту. И в следующий раз может выбрать того, кто не сумеет за себя постоять. — Иви уперла палец в грудь Рейчел. — И отвечаешь за это ты.
— Значит, убить его — и все в порядке.
— Не знаю, убила бы я его или нет. Смотря, насколько скоро сюда добралась бы скорая. Но ясен хрен, с дальнейшими поползновениями его ждал бы облом.
— Он мог бы обратиться в полицию. Тебя посадили бы.
— Полиция?! — рассмеялась Иви. — Ты думаешь, что он обратился бы в полицию? И что сказал бы? «Привет, офицеры, я пытался перерезать бабе горло, а она проткнула мой крохотный хер; арестуйте ее, пожалуйста». И потом, у подобного типа, скорее всего, список правонарушений длиной в милю. Идти в отделение полиции ему хочется не больше, чем мне нырять в бассейн с пираньями.
— Это не дает тебе права его увечить.
— А ему никто никогда не давал права держать нож у моего горла. Вот тебе последний урок, блондиночка. Никто не дает тебе права защищаться. Другие отбирают у тебя твое. Никто не дает им такого права. Они просто берут. Но если бы я отобрала у этого утырка его гордость и утеху, он бы больше никогда не приставил нож к горлу другой женщины. А вместо этого он смылся. И неизвестно, кто будет следующим. Ты защищаешь всех или не защищаешь никого.
Эти слова огрели Рейчел как обухом по голове, и тут же нахлынули воспоминания.
«Ты защищаешь всех или не защищаешь никого».
Она подумала о муже. Услышала крик сына, ощутила, насколько беспомощной была в ту ночь и множество ночей после. И как множество людей, поклявшихся защитить ее семью, просто подвели ее.
Встав, Иви пинком отправила нож в водосток.
— Завтра на занятия не приходи. Видеть тебя в зале я больше не желаю. Тебе надо усвоить вещи, научить которым тебя не в моих силах.
И пошла прочь, а Рейчел осталась посреди тротуара, тяжело дыша. И, когда проводила взглядом Иви, свернувшую за угол и скрывшуюся из вида, в голове ее пронеслась лишь одна мысль:
«Я так и не сказала ей своего имени».
