Глава 58
Я не сомневалась, что любой приговор прекратит мои мучения. Вот дура…
Вскоре после переезда в Лондон мама приклеила на видном месте стикер «Самая большая ошибка – бояться совершить ошибку».
– Неправда, – не согласилась я. – Есть вещи и похуже.
– Речь о том, что никогда не узнаешь свой потенциал, если будешь бояться пробовать.
– Потенциал?
– То, на что ты способен. Например, великие научные открытия. Антибиотики, прививки…
– Телевизор.
Мама засмеялась:
– И это тоже. Если б люди осторожничали, ничего из этого не появилось бы.
– Значит, ошибки – это хорошо?
Звучало неплохо.
– Я хочу сказать, что нельзя прожить жизнь, вообще не оступаясь. Главное – выносить урок из своих промахов. И по возможности исправлять ошибки.
Мама обожала повсюду находить наглядные уроки, а еще считала крайне важным просить прощения. В этом она очень напоминала бабушку. Когда мы жили у бабушки в Ньютоне, не проходило и дня, чтобы мне не нужно было за что-нибудь извиняться. «Говори искренне, иначе все слова не в счет».
Когда озвучили приговор, с моих губ слетело одно слово: «Прости». Только, как любила повторять бабушка, «извинениями всего не исправишь».
Как мне было все исправить, если я даже не знала, правильно ли поступила? Или ошиблась? Может, главная ошибка была в том, что я слишком долго тянула?
Адвокат хорошо поставленным голосом зачитал обращение Мэтти собравшимся у входа в суд журналистам:
«Сегодня произошла ужасная судебная ошибка. Я невиновен в преступлениях, которые потрясли мир, в убийствах, из-за которых женщины боятся выходить из дома».
Мне на ум пришли слова судьи Крозе, сказанные перед оглашением приговора: «Присяжные могли вынести любой вердикт…»
Они с Мэтти словно сговорились поставить под сомнение принятое судом решение, поднять вопросы, которые люди будут задавать себе даже десятилетия спустя – и не находить ответа.
Я окинула взглядом толпу протестующих с транспарантами. Сторонники Мэтти выступали у здания суда каждый день. Они даже не пытались прорваться в зал, вместо этого шумели снаружи, потрясая плакатами «МЭТТИ НЕВИНОВЕН», «ДЕЛО СФАБРИКОВАНО» и «СМИ ВСЕ ПОДСТРОИЛИ».
На другой стороне дороги, за кордоном полиции, разделявшим протестующих с противоположными мнениями, собрались те, кто считал приговор заслуженным. Они тоже принесли транспаранты и самодельные плакаты из простыней. «МОНСТР». «ОСТАНОВИТЕ НАСИЛИЕ ПРОТИВ ЖЕНЩИН».
– Пойдем, – поторопила мама и потянула меня за рукав. Голос и руки у нее дрожали.
Она первая засомневалась в Мэтти, и тем не менее сейчас была убеждена, что случилась ужасная несправедливость. Мы тащились домой от Олд-Бейли с таким же трудом, с каким выходили из дома в ночь пожара. По дороге наткнулись на группу мужчин, явно не из тех, кто поддерживал нашего Мэтти.
– Гребаный убийца! – прорычал один и смачно сплюнул.
– Надеюсь, его кастрируют.
– Тогда этот ублюдок легко отделается.
Мама остановилась как вкопанная и сверкнула глазами, будто хотела их испепелить.
– Жалкие ничтожества, вы не достойны даже произносить его имя!
Она зашагала прочь, а я семенила позади, не сводя с нее круглых от восхищения глаз.
Дома мама заперлась в своей комнате с бутылкой джина и не показывалась три дня. На мой стук не отвечала. И все же я знала, что она жива, по доносившимся из-за двери рыданиям.
Мне тоже хотелось плакать, но слез не было. Они копились внутри, ждали часа хлынуть наружу безудержным потоком. Тяжелая плита придавила спину, в горле стоял камень. А в голове кружили одни и те же темные мысли.
Что, если Мэтти не убийца? Что, если настоящий преступник все еще на свободе? Что я натворила?
Что, если женщины все еще в опасности? Что, если из-за меня погибнет кто-то еще?
А если он действительно виновен? Что я наделала? Не будь я такой слепой, пряча голову в песок, сколько жизней можно было бы спасти? Сколько семей сейчас не страдали бы?
Если он невиновен… Если он виновен…
Если он виновен, то виновна и я.
В любом случае, как ни крути, на моих руках была кровь.
Из-за меня кто-то лишился жизни.
