Глава 46

Когда тебе двенадцать, кажешься себе взрослым, хотя это совсем не так.

То, что я в глубине души подозревала Мэтти, объяснялось не страхом. Да, наблюдались некоторые странные совпадения, однако если б не мама, едва ли я задумалась бы над ними. В это сложно поверить, но так и есть.

Мэтти был мне как отец. Я не спешила бы делать вывод о том, что он серийный убийца, только потому, что он водил такую же машину, как и человек с фоторобота. Только потому, что он хранил дома поводок. Или потому, что находился в той же деревне, где убили Нив Кинан.

Прямых доказательств его причастности к убийствам не было. Ни окровавленных ножей в платяном шкафу, ни расчлененных тел под половицами. Харпер Ли была права: люди видят то, что хотят увидеть. И, конечно, никто не хочет видеть своего любимого серийным убийцей.

– Люди – существа социальные. Мы запрограммированы доверять окружающим, – рассказывала Дженис на одном из первых сеансов психотерапии.

Меня к ней отправил врач из поликлиники. Я хотела получить рецепт на «Прозак», а доктор отказался выписать антидепрессанты, пока я не пообщаюсь со специалистом.

– Безусловно, больше всего мы доверяем родителям, – продолжала Дженис. – Именно они заботятся о нас, берегут от опасностей.

Я подумала о том, что мама сделала ровно наоборот. Привела в наш дом чудовище и ушла на вечеринку, оставив меня с ним наедине.

Однако вслух сказала другое:

– Я полностью ему доверяла. Чувствую себя такой дурой…

Дженис припечатала меня немигающим взглядом. Поначалу мне от него становилось не по себе, но со временем я привыкла.

– Ты была ребенком. Он был к тебе добр. Конечно, ты ему доверяла. Не вини себя за это.

Жаль, что чувство вины не отключается по щелчку пальцев. Против него не работают даже самые логичные аргументы.

Мне было страшно не от мысли, что Мэтти может оказаться Тенью, а оттого, что где-то на свободе разгуливал убийца.

До убийства в Грейстоуне жертвами становились только взрослые. Смерть Нив задала новое направление. У преступника изменились предпочтения. Его заинтересовали дети. И женщины, похожие на мою маму.

Я больше не жаловалась, что приходится возвращаться из школы в компании Беа. Задумалась о том, что в словах Мэтти было разумное зерно. И тревожные свистки, которые он купил для нас с мамой, уже не казались бессмысленным подарком.

Однажды я включила телевизор и попала на интервью с жителями Северного Лондона.

– Конечно! – ответила женщина, наклонившись к микрофону. – Я больше не выхожу на улицу ночью без сопровождения. Если мы встречаемся с друзьями, то после обязательно звоним друг другу сообщить, что добрались домой благополучно. Все так делают.

Местные жители встревожены, улицы патрулируют усиленные наряды полиции. И ничего не помогает. Появляются все новые жертвы.

В одной из передовиц газеты «Пост» автор спрашивал: «Что, если это не он, а она? Не потому ли убийце удается улизнуть? Может, все мы ищем не того? А она проворачивает ловкий трюк с исчезновением».

Идею подхватили другие газеты. В «Трибьюн» напечатали интервью с профессором Уилсоном, который выступал по телевидению в марте, вскоре после задержания Деса:

Вдаваться в подробности «сексуальных элементов» профессор напрочь отказался. Полиции также удалось сохранить детали преступлений в секрете, кроме просочившейся в прессу информации о следах босых ног.

Еще высказывалась версия, что убийца – трансвестит. Или, как написали в одной газетенке, переодевается в женскую одежду, чтобы сбить с толку следствие.

Обсуждалось также, стал бы преступник называть жертвам свое настоящее имя, или же он использует псевдоним. Вездесущий профессор Уилсон объяснял ведущей, что для таких психопатов, как Тень, характерна любовь к играм, а также чувство превосходства и вседозволенности.

«Весьма вероятно, что, называя жертвам свое настоящее имя, он испытывает возбуждение, – размышлял вслух профессор. – То же чувство возникает от того, что его лицо – последнее, что они увидят перед смертью».

Прочим теориям, в особенности историям с переодеванием в женщину, недоставало правдоподобия. Вряд ли в них кто-то верил. Нам просто хотелось получить ответы, мы жаждали узнать правду. Нужно было увидеть смысл в происходящем безумии. Хоть как-то упорядочить хаос.

Мама хотела того же.

Она только что договорила с Мэтти и положила трубку. Я его не слышала, но мама отвечала односложно и выдерживала долгие паузы.

– Говорит, что на этой неделе возвращается в Лондон, – сообщила мама, и голос у нее звучал совсем не так, как в прошлый раз, когда мы ждали его возвращения из Ирландии. Тогда, получив от Мэтти сообщение, что он вернулся, мама велела мне одеваться, и мы тут же пошли его навестить. В тот день она говорила с воодушевлением, глаза ее горели; сейчас же они были пусты, как голые камни.

– Ты расстроена, – заметила я.

Мама промолчала. Из приемника донеслось:

Я вернулась в комнату и села за уроки. На день рождения я получила от мамы письменный стол, и мне больше не приходилось заниматься на кухне. Я разложила книги и поставила в магнитофон кассету «Лаки стар».

– Как можно учиться под такой шум? – спросила мама из коридора.

– Мадонна – точно не шум, – возразила я, однако музыку выключила.

На следующий день была назначена контрольная по физике, и я хотела получить отлично. Меня устраивали только высшие баллы.

Через десять минут я вышла в туалет. Мама готовила ужин и по громкой связи говорила по телефону.

– Линда, я сама не своя. Он говорит, что возвращается в Лондон, а я даже не знаю, хочу ли его видеть.

– Не знаю, что добавить, Эми.

– Нужно позвонить в полицию. Я не вижу другого выхода.

Под грузом услышанного я упала на колени. Хотелось вбежать на кухню и напомнить ей о данном обещании. С другой стороны, надо было знать, с чем имеешь дело, и прежде дослушать до конца.

Линда заговорила, и я мысленно ее благословила.

– А что, если это не он?

– Что, если это он, а я бездействую?

Пауза. Вздох. И уже мягче:

– Что тебе подсказывает интуиция?

– Не знаю. – Мамин голос ломается, как стекло.

– Тогда я знаю. Прежде чем что-то предпринимать, дождись показаний свидетельницы.

– Но…

– Все будет хорошо, Эми. Доверься мне.

Так всегда говорил Мэтти.