Глава 46

Нина бежала трусцой по Седьмой улице в старом центре Финикса. Впереди маячил неизбежный отъезд, но вместо сборов она достала спортивный костюм и ушла проветриться — вдруг хорошая пробежка успокоит взвинченные нервы…

Чем дальше оставался отель, тем чаще мысль возвращалась к новоприобретенным семьям. Как они себя поведут, увидев новости по телевизору? Она хотела встретиться с ними лично, успеть предупредить их до вечернего выпуска, однако Бакстон строго-настрого запретил. Перед глазами стояло доброе лицо Терезы Сото, измученный взгляд Аны Вега… Нину передернуло. Надо ли признаваться в обмане? Всегда можно сделать вид, что тогда она не знала о своем прошлом.

И тут Нина поняла: она устала скрывать правду. Недоговаривать. Лгать.

Даже если Брек не взяла бы тайком ее генетический материал, в глубине души Нина все поняла и без экспертизы.

Она сознательно решила довериться новой команде, а коллеги дали понять: они хотят продолжить расследование с ней. Нина могла сообщить Бакстону о своих подозрениях, и он тут же снял бы ее с дела — собственно, как сегодня. Однако она не сказала боссу. Команда нашла способ скрыть ее родство с жертвами до конца расследования.

У них получилось… Пока вранье не вышло ей боком.

Если родственники откажутся с ней общаться, она не станет их винить. Превыше всего Геррера поставила охоту за преступником, забыв об остальном. И похоже, потеряла шанс на настоящую семью.

Расстроенная Нина свернула на Ван-Бюрен-стрит. Оставалось пробежать совсем немного. А угрызения совести, увы, никуда не делись.

Тут раздалось странное жужжание. Запрокинув голову, Нина увидела над собой дрон. Неужели в Финиксе их можно запускать в таких многолюдных районах? Она следила за аппаратом, пока тот не исчез меж двух домов в аллее напротив.

— Гоняетесь за ним, Геррера? — раздался за спиной низкий мужской голос.

Нина вздрогнула от испуга и чуть не споткнулась. Ругая себя за невнимательность, она сердито взглянула на Кента через плечо. Оказывается, он легко догнал ее, даже не переходя на бег.

— Что непонятного во фразе «хочу побыть одна»? — буркнула Нина.

— Похоже, все, — язвительно улыбнулся коллега.

Нина промолчала — Кент застал ее врасплох. Вместо ответа она ускорилась, но агент зашагал чуть шире и не отставал.

«Его не опередишь», — подумала Нина, а вслух сказала:

— Почему вы здесь?

— Тренировка.

— Какая? — подыграла Нина, будто поверила.

— Пехотинцы не просто хвастаются и делают крутые татушки.

Нина глубоко уважала службу коллеги в элитных войсках, однако тема разговора ей была непонятна. Она молчала, ожидая объяснения.

— Мы уже несколько месяцев в одной команде, — продолжил Кент. — Но, судя по эпизоду на Аллее Хогана, вы еще не поняли.

— Чего не поняла?

— Почему Брек провела ДНК-тест, почему Уэйд придумал, как оставить вас в деле, почему мы все согласились прикрыть вас… и почему сейчас я с вами.

— Ну? — с неподдельным любопытством спросила Нина.

Кент вздохнул.

— Помните, я рассказывал про код?

Разве такое забудешь?

— «Эпицентр», да.

Коллега кивнул.

— Мы команда и стоим друг за друга. Готовы доверить друг другу собственную жизнь… или того больше — карьеру.

— Приоритеты у вас вверх тормашками… — Нина улыбнулась. — Впрочем, понимаю. Только при чем здесь командная работа? Я завтра улетаю в Вашингтон. Одна.

— Убийцы не следуют правилам, а мы следуем. И все же порой нужно вспомнить о человечности и обойти запреты. Мы ведь не роботы, а личности. Мы чувствуем, переживаем, любим.

Обдумав его слова, Нина ответила:

— Вы все помогли мне, потому что я хотела продолжить дело?

— Я вижу людей насквозь. — Не сбавляя шага, Кент обошел фонарный столб. — На спецоперациях этот навык спасал мне жизнь.

— И что видите во мне?

— Боль. — Он мягко добавил: — Соболезную вашей утрате, Нина.

— Мы так говорим родственникам погибших, а я не… — Она подняла глаза на Кента. — Понимаете, я их совсем не знала.

— В том-то и дело, Нина. — В синих глазах агента читалось сочувствие. — Вы потеряли не только родителей, которых никогда не видели, но и целую жизнь, которую вам не довелось прожить. Жизнь, в которой есть любовь, доброта, семейное тепло. Вместо этого вам достались издевательства и безразличие. Вас швыряли из одной приемной семьи в другую.

Нина отвернулась, избегая смотреть на коллегу. Кент прав, она столького лишилась! Она тоже была жертвой трагедии. Ей хотелось скрыть боль за колкостью, но ничего не приходило в голову. Кент уместил детство Герреры в двух предложениях, уловил самое точное в ее прошлом: горе, одиночество и тоску — и все же многое оставил за рамками.

Он протянул к ней руку, мягко касаясь пальцем голого плеча. Геррера невольно отшатнулась от непривычной доброты и сочувствия. К тому же Кент почти задел покрытую шрамами спину.

— У меня тоже есть шрамы, Нина. — Он убрал руку. — Уверен, ваши шрамы прекрасны. Они доказательство внутренней силы.

Простые слова Кента почти растопили лед. Только он говорил неправду. За добротой крылось иное чувство.

Жалость.

Нина никому не позволяла себя жалеть и тем более обманывать. Ничего прекрасного в ней не было. Уродливые шрамы служили лишь напоминанием о прошлом, от которого не убежать, как ни старайся.

— Поберегите жалость, Кент! — ощетинилась она, специально назвав его по фамилии. Пусть соблюдает дистанцию.

— Думаете, я вас жалею? — недоверчиво спросил он.

Как описать другому чувства, непонятные самой себе? Как рассказать о невидимых преградах, возводимых годами? Нине всегда казалось, что она никому не нужна. Родные бросили ее на произвол безжалостной системы, в которой растут тысячи безымянных детей. Она перенесла травлю приютских, издевательства взрослых, насилие маньяка. Всего два дня назад выяснилось, что у нее была семья и любящие родители — пока их не убили. А Кент еще рассуждает о чувствах, которые она сама не успела понять!

Слишком быстро. Слишком сложно.

— Поверьте, — начал Кент. — Вы меня неправильно поняли.

Он взял ее за локоть и притянул к себе. Их глаза встретились.

— Нина, я…

Слова агента прервал свист пули.