Глава 6
Интересно, какова цена слёз? Слёз до крика, до боли во всём теле, до состояния полного бессилия, глубокой усталости, изнеможения? Так бывает от сильной обиды. От недопонимания. А вот от боли физической слёзы другие. Они короткие. Брызнут из глаз, как будто утоляя боль, а потом превращаются в слёзы от смеха! И забываешь эту боль. Не думаешь уже о ней.
А вот боль душевная не такая. Она хитрая, мстительная: спрячется в самой глубине души, ожидая удобного случая, чтобы выскочить зверем, наброситься и мучить, мучить… Именно в такие минуты Розу трепала эта долгая боль, глубоко засевшая в душе, потревоженная нечаянно и разбуженная не вовремя!
– Роза. Давай сделаем паузу. Я вижу, как тяжело тебе об этом говорить.
Я поискала глазами официанта, который тут же подошёл к столику.
– Ринат, рассчитайте нас, пожалуйста, – попросила я любезного молодого человека, а Розе предложила – Пройдёмся?
– Да, так будет лучше! Но я должна сегодня рассказать многое. Пока не пожалела о том, что доверилась тебе, Вика!
– Дамы, а это вам комплимент к чаю от нашего шеф-повара. Примите, пожалуйста. – Галантность молодого человека не знала границ.
– Спасибо! Нам было хорошо у вас! Ждите нас в гости!
– Дамы, удачи вам! Моя бабушка всегда говорила мне: внучок, всё, что произошло минуту назад, уже в прошлом. Так что ждём вас в будущем, дамы!
– Спасибо вам за гостеприимство! – Я поднялась из-за столика и кивнула головой в сторону спутницы: – Ну что, Роза, идём?
Мы шли по берегу моря. Каждый думал о своём. Мне вспомнилось, как однажды я летела из Японии в Москву. Я люблю путешествовать, мне нравится осматривать достопримечательности, посещать музеи, выставки да и просто гулять по улицам. Та поездка была хоть и короткой, но такой насыщенной, что я устала. Нужна она была, скорее, для нового сюжета к моему роману. Я записывала всё, что со мной происходило, что видела. Вела подробный дневник. Дневники в будущем очень помогают писателям. И я веду их добросовестно и всегда. Чего только нет в моих потрёпанных записных книжках! Множество услышанных внезапно интересных фраз, выписки из объявлений и журнальных статей… Бредовых мыслей, настигнувших меня даже во сне!
И вот, возвращаясь из той памятной поездки в Японию, я решила привести все записи в порядок прямо в самолёте. Но не тут-то было! В соседнем кресле оказался очень разговорчивый сосед. Он всю дорогу рассказывал мне, как уехал из России в девяностые. Где его только не носило, пока не оказался в Японии! Занимался он автобизнесом. И все годы тосковал о жене и сыне, от которых сбежал… Просто сбежал! Предал! Жизнь за границей не сложилась. Измотавшись, решил вернуться, но путь оказался долгим…
Мужчина рассказывал мне свою историю жизни, смеялся и плакал… Может быть, больше плакал коньяк, который он периодически принимал, – не знаю. В этом полёте я устала больше, чем за месяц, проведённый в Японии.
Вылечить душу невозможно. Но дать душе излить то, что не даёт покоя, – сложно. Не с каждым можно поговорить по душам! Вот я, например, не умею это делать. Я больше слушатель, чем рассказчик. Для Розы я стала жилеткой! Удобной, вовремя оказавшейся рядом. Я это понимала очень хорошо.
– Вика, спасибо за этот вечер! Разве я смогла бы себе позволить кафе, вино? Нет, ни за что! А с тобой я изменила своим привычкам и убеждениям. Ещё не знаю, хорошо это или плохо. Спасибо!
– Роза, думаю, это прекрасно. Пришло время. Пора тебе начинать новую жизнь, полную положительных эмоций и событий. В этой жизни всё непредсказуемо! Как-то я торопилась по делам. Вышла из дома и, уже спускаясь с крыльца, увидела на невидимой шёлковой ниточке беспомощного, длиной в полсантиметра беленького червячка. Конец его спасительного тросика был на уровне моего лица. Шевелящийся живой коротышка висел перед моими глазами и качался туда-сюда, туда-сюда… Как маятник!
Червячок мешал, не давая двигаться мне вперёд. Я разглядывала его прозрачное тельце, внутренности, водя взглядом за ним туда-сюда, туда-сюда… Осторожно сделала шаг вперёд. Живчик опустился на моё плечо. Не задумываясь, ради спасения оборвав невидимую нить. Я аккуратно подцепила пальцем эту живую «запятую», беспомощное доверчивое существо, и положила на землю, в сторонку – чтобы его никто не растоптал своим беспощадным слепым каблуком. И тут же помчалась по своим неотложным делам, по дороге подумав, зачем же ему висеть – пусть поищет свой путь на этой земле.
Уже поздно вечером, переживая неприятности прошедшего дня, нечаянно вспомнила о нём. Пожалела, что не оставила его там, где ему было привычно, удобно, – на невидимой шёлковой ниточке. Что же с ним происходило дальше? На какие муки я его обрекла своим необдуманным поступком? Никогда мне об этом не узнать!
Я секунду помолчала, отгоняя от себя яркую картинку из прошлого, и продолжила:
– Может быть, ты, Роза, чем-то напомнила мне это мизерное насекомое. Я боюсь сбить тебя с пути своими советами и наставлениями. Но выслушать смогу!
И ты не в силах понять, к чему в твоей жизни приведёт общение со мной. Эта короткая встреча, я уверена, изменит наши жизни. Развернёт их в иные стороны, нарушив наши планы. Уж моя-то точно изменится. Из нашего знакомства родится новый роман. Я даже знаю, как он будет называться.
Я оглянулась вокруг.
– Смотри-ка – люди гуляют по набережной! Я думала, все по своим номерам в это время! И музыка где-то играет! По-моему, там танцы! Санаторий, гости отдыхают…
– Да, это так… я никогда себе не позволяла таких прогулок! Даже будучи замужем, никогда не соглашалась куда-то пойти, кого-то пригласить в гости. Мужу не нравилось, если я с кем-то общалась. Он обижался на меня. Стал исчезать из дома. Приходил поздно. Я страдала… Потом узнала, что он ходит к сыну. Своим рассказом ты меня навела на новые размышления. Я согласна с тобой, Вика: сегодняшний вечер стал для меня трамплином в новую жизнь! И мне не страшно сделать прыжок в неизвестность. Спасибо тебе!
– Бедная моя Роза! Это тебе спасибо, что доверяешь мне!
– Да, я доверчива, это правда. Вот и мужьям своим доверилась, только из этого, кроме беды, ничего не вышло!
– Мама знала их?
– Только первого. Лучше бы она его не знала… Второго мужа узнать не успела… Так. На чём я остановилась? Желаю продолжить свой рассказ. Именно сегодня хочу поведать о следующем периоде своей жизни.
– Вот вы приехали в Новосибирск. А дальше куда?
– Нет, в Новосибирск мы не приехали. Мы проехали мимо этого города.
– Почему? Проспали?
Роза улыбнулась.
– Да что ты, Вика! Мы практически не спали в поезде! Вещей у нас не было. Но мы боялись погони! Мы боялись остановок на станциях! И наш сосед это заметил. Стал задавать вопросы. Мама плакала. Никак не хотела довериться постороннему человеку. Тогда он стал допытываться у меня. Я призналась, что мы бежим от отца…
– И что? Он вас выдал? Сдал в милицию?
– Как раз нет… Он стал уговаривать нас ехать дальше с ним. До Хабаровска. Сказал, что живёт один. У него хозяйство. Жена умерла. А самое главное – он предложил маме свою фамилию! И мы согласились. В Новосибирске он купил нам билеты до Хабаровска. И мы поехали дальше.
– Вот это повороты! Не страшно было?
– Нам уже было всё равно! Мы просто ехали. И всё.
– И вот вы приехали к нему. И что же дальше?
Роза задумалась, а я не торопила её с ответом. Я думала о своём. Большинство людей выросло в советское время, а если нет, то многим из них родители передали свои убеждения. В те годы немало семей создавалось на основе поговорки «Стерпится – слюбится». Ни о какой психологии отношений и речи не было.
Не так давно мне пришлось побывать в одном селе, чтобы купить мёд и домашние яйца: очень уж захотелось натуральной деревенской пищи. Мы остановились у одного из домов, постучали в окно. Вышла маленькая неприметная женщина в длинной юбке, свободной ситцевой кофте, выгоревшей на солнце, и в белом платке, завязанном сзади. В такой одежде я помню свою бабушку. Но это было лет пятьдесят назад. А тут молодая женщина! Правда, с первого взгляда я дала бы ей все сорок пять, а то и более лет. Но, как оказалось позже, ей было всего тридцать.
Вокруг загоревшей до черноты женщины бегали ребятишки – то ли все её, то ли нет. Весёлые, перемазанные мёдом, на вид вполне здоровые, бронзовые от солнца. Самый маленький держался за подол юбки и не отставал от матери.
Зашли в дом. В нём чисто, прохладно и никаких предметов современной обстановки. Из мебели лишь примитивные кровати вдоль стен и стол, накрытый клеёнкой. Пахло едой – вкусной, домашней, деревенской.
Женщина налила из бидона в банку мёд, сходила в курятник, собрала свежие яйца и получила деньги, не скрывая удовольствия и одобрения. Улыбалась, охотно с нами общаясь.
Мы уже собирались уходить, как вдруг открылись ворота и во двор вошёл мужчина. Ростом – под два метра, широкоплечий, с удивительно синими глазами и белыми здоровыми зубами. Он вежливо поздоровался, подхватил малого и унёс в дом.
– Это муж? – спросила я.
– Да, – гордо ответила женщина.
– Он моложе вас? – осмелилась спросить я.
– Нет, он старше на семь лет. У него уже была семья, но жена пила, из-за этого и умерла. Он собрал детей и пришёл ко мне, теперь живёт со мной…
– Неужели рядом с таким мужчиной можно запить? – удивилась я.
– Слабая она была, да и родители пили.
– А у вас как?
– Живём. Работаем. Ради детей… Их у нас семеро. Первый муж бил меня, потом пропал где-то, давно его нет. Теперь вот со вторым живу.
– Он любит вас?
– Любит! Каждую ночь любит, главное – не обижает, – засмеялась она.
И счастлива с ним загорелая маленькая женщина, которая выглядит старше своего мужчины намного, хотя ей всего тридцать лет. Парадокс, да и только!
Вот и Роза как раз ведёт разговор к тому же. Одинокий мужчина встретил одинокую женщину с дочкой. Им некуда деться, а он не хочет коротать свою жизнь в одиночестве. Так часто бывает. И я знаю много таких жизненных ситуаций, когда мужчины и женщины сходятся без любви и счастливы долгие годы. Мне нравится наблюдать за людьми, их поведением и поступками, разгадывать, что движет ими в достижении своих целей.
Я не умею завидовать. Это правда. Во мне, видимо, убит – и, возможно, ещё в детстве – какой-то нерв, ответственный за чувство зависти. Этот нерв должен бы меня беспокоить, потряхивать, заставлять думать о тех, кто удачливее, успешнее, чем я.
А получается наоборот. Я радуюсь, когда вижу талантливых людей. Радуюсь, когда имею возможность поучиться у тех, кто умеет делать что-то лучше меня. И стараюсь помочь тем, у кого не получается то, что я делать умею. Мне хочется всегда идти на помощь.
Иногда ловлю себя на мысли: зачем? Ведь многие, кому ты помогаешь, даже и не вспоминают о твоей помощи, считая, что они сами этого добились.
Сколько раз такое было! И мне становится смешно, но и радостно: человек почувствовал себя уверенным! Мысленно махну рукой и отойду в сторону. Однажды, в далёком детстве, я пришла домой и заплакала, жалуясь отцу, что у других-то дома – вон как! Не то что у нас… Отец посадил меня к себе на колени, помолчал, пошевелил в печи огонь длинной кочергой, поцеловал в макушку и начал говорить:
– У всех по-разному складывается жизнь. Потому что все мы разные. Нет похожих людей. И не может хорошо быть сразу всем. Но жизнь двигается по спирали. Сегодня тебе хочется чего-то такого, как у всех, а пройдёт время, и ты поймёшь, что тебе необходимо совсем другое. Поэтому никогда никому не завидуй. Зависть убивает, душит. Зависть не даёт человеку развиваться. Она затмевает всё перед ним, делает его слепым.
Завистнику и курица соседа гусыней покажется. Завидовать стыдно.
И вот эта фраза – «завидовать стыдно», – видимо, и стала ключевой. Она так проникла в моё сознание, что убила в корне тот нерв, который дёргается, заставляя человека завидовать.
Завидовать стыдно… Чему можно завидовать? То, к чему у меня есть способности и на что есть возможности, я делаю как могу. Не жадничаю и раздаю бесплатно свои знания. И детей своих я учила этому. И они учат этому своих детей. Зачем тратить время и здоровье на зависть? Лучше сесть и написать что-то важное для своих потомков, которым через много лет будет интересно это прочесть. Так же, как мне было бы интересно прочесть мемуары своих предков. Но, увы, мне их никто не оставил. К большому сожалению.
Но есть и другая сторона. Мне завидуют. Иногда до ненависти, я это чувствую. В чужих руках пирог велик. Моя бабушка, знахарка и ведунья, давным-давно сказала, что у меня очень тонкая кожа и я всё чувствую. И это правда.
Всей кожей чувствую людей. Их отношение, симпатии или антипатии. По голосу по телефону я чувствую отношение, даже если собеседник пытается его скрыть. И научила себя быть ровной, не реагировать. Только в крайних случаях могу взорваться. Но это бывает редко, и я боюсь этого. Завистникам говорю: глаз не накормишь. Поэтому смотрите в свой огород, там порядок наведите.
Жизнь многому научила. Я люблю и ценю грамотных, талантливых людей. И никогда не желаю позиционировать себя выше других. Мне больше по душе стоять в стороне и наблюдать. Это так интересно – наблюдать без зависти…
Мои записные книжки набиты разными историями, а диктофон – голосами людей, доверившими мне свои чувства. Я посторонний человек, Виктория Май, писатель и случайный собеседник, умею слышать, слушать и замечать детали. Поэтому так тщательно расспрашиваю Розу о судьбе, раз уж пришлось нам встретиться и довериться друг другу.
– Дальше… Дальше мы стали Ивановыми. Фёдор Петрович выполнил обещанное. Это было главное. Теперь мы не боялись, что отец нас сможет найти. Я поступила в техникум. Мама была на хозяйстве. Свиньи, коровы, куры – весь день как белка в колесе. Я помогала маме. В деревне люди жалели нас, говорили, что Фёдор загнал одну жену в гроб, другую привёз. Но мама не роптала. Она была привычна к работе. Работа спасала её от дум и переживаний, я видела это. Она плакала часто, но скрывала от меня свои печали. Постоянно грустила, много молчала. Стала совсем другой, не той, что была там, дома. Я удивлялась: там отец издевался над ней, унижал, а она летала, всё по дому успевала. Здесь же еле двигалась, несмотря на то, что мы её жалели, берегли.
– Обижал её этот Фёдор Петрович?
– Нет, как раз нет. Я об этом и говорю! Одевал нас, ни разу голоса не повысил! Но мама стала болеть. Особенно после того, что произошло со мной. Вскоре. Потом каждую весну он отправлял нас в этот санаторий. Мы были здесь три весны. Вот здесь я и узнала свою маму совсем другой. Фёдор Петрович перестал нагружать её работой. Стал жалеть. А как он плакал, когда её не стало!.. Мы уже тогда жили в Новосибирске. Я никогда не видела, чтобы мужчина так плакал! Навзрыд!
– Надо же! Вот ведь как бывает в жизни! Сколько вы прожили с ним?
– Почти пять лет…
– А что же такого произошло с тобой, Роза, что мама так переживала?
– Вика, ты знаешь, что-то я очень устала. Зря я решила всё выложить сегодня. Сил своих не рассчитала. Я не хочу ни о чём больше говорить. Мне очень тяжело… Давай просто прогуляемся – и домой.
– Хорошо, Роза, как скажешь. Интересно, а ты не узнавала, что стало с отцом? Искал вас?
– Вика… а это уже отдельная история…
Роза уже крепко спала, а я всё думала и думала о ней. Я понимала, что она впервые доверилась постороннему человеку. Женщине трудно было решиться на это. И мне надо дать ей возможность высказаться, излить душу. Я чувствовала, что там, в продолжении повествования, будет то, что лишило её уверенности и возможности жить полноценной жизнью.
Я встала с кровати, вышла на балкон. Море было спокойным, волны плескались у берега, шептались о чём-то своём с прибрежными камешками, ласкали их и возвращались к себе. Огромная холодная луна выбросила на морскую гладь дорожку из серебра, словно приглашая влюблённых пройти по ней. А их на берегу было предостаточно, что меня нисколько не удивило. Особенно привлекал внимание силуэт мужчины, стоявшего на коленях перед женщиной. Та была очень полной. Не изящной Афродитой, возникшей из морской пены, а самой настоящей толстушкой! Я с удовольствием любовалась этой романтической фигурой – жаль, что женщина быстро сломала эту идиллию и убежала в темноту. А мужчина ринулся следом. О боги! Как это поэтично!
Дыша прекрасным морским воздухом, любуясь замечательными ночными картинами, я вспомнила одну смешную историю. Понятно, что послужило для этого поводом…
Лет пять назад я была приглашена на книжную ярмарку в один из дальневосточных городов. Мороз – минус двадцать. Время вечернее. Стою трясусь от холода, жду машину, чтобы вернуться в гостиницу. Пар изо рта валит, как из закипевшего чайника. Топаю ножками, хлопаю ладошками. Мечтаю о горячем чае с мёдом. Напротив – продуктовый магазин. Пойти бы погреться, да только вот-вот закончатся томительные минуты ожидания, которых и было-то всего не более семи.
Выходит из дверей магазина мужчина. Симпатичный. На нём куртка-аляска с пушистым рыжим воротником, кепка из меха норки ловко сидит на голове. Ботиночки на толстой подошве. Всё очень прилично, привлекательно. Мечта, а не мужчина. Остановился, по сторонам оглядывается, ждёт кого-то. Плечи опущены, руки вдоль туловища, выглядит каким-то скованным. Видимо, настроение на нуле у парня. Меня с ног до головы осмотрел. Отвернулся. Да чего уж там, зачем я ему такая – замёрзшая, да ещё и с лишним весом?
Вдруг мужчина достаёт из правого кармана небольшую бутылочку. Плоскую такую, граммов на триста, с прозрачным содержимым. Поднял вверх, навёл на свет фонаря. Рассмотрел. Внимательно, со всех сторон. Одобрительно кивнул головой. Открутил пробочку, глотнул. Закрутил, положил пузырёк в карман. Из левого кармана достал литровую бутылку с водой. Открутил пробку. Глотнул. Сунул бутылку обратно.
Достал телефон из нагрудного кармана. Позвонил. Не ответили. Положил телефон обратно. Дышит тяжело, нервничает – видно издалека. Пар валит клубами изо рта. Это уже не чайник кипит, это паровоз мчится. Достал бутылочку из правого кармана куртки. Глотнул несколько раз. Поднял, потряс на фоне света от фонаря. Прищурился, подумал. Слегка махнул рукой. Глотнул ещё раз. Завернул пробочку, вернул посудинку в карман. Достал бутылку из другого кармана. Глотнул разок. Вернул в карман.
Плечи расправил, голову приподнял, затопал ножкой, обутой в ботинок на толстой подошве, – видимо, в такт той мелодии, которую замурлыкал под нос. Привычным взмахом руки сдвинул кепку на затылок. Козырёк из меха норки задиристо устремился вверх. Достал сигарету. Закурил. Дым выпускал вверх кольцами, отставляя руку сначала в сторону, потом вверх. Это уже был не паровоз. Это была котельная, топившаяся углём.
Прошёлся. Посмотрел в мою сторону заинтересованным взглядом. Глаза мужчины уже блестели: фонарь хорошо освещал его круглое лицо, раскрасневшееся и довольное. Я улыбнулась. Он ответил широкой улыбкой, сверкнув золотым зубом.
Извлёк телефон из верхнего кармана куртки. Позвонил. Ответили. Ответом остался доволен. Расслабился, размяк, тело сбросило напряжение. Расстегнул молнию на куртке почти до пояса, выдернул из-под ворота шарф, засунул его в карман брюк. Докурил сигарету, стрельнул ею в сторону. Проследил, как далеко она улетит. Понравилось. Сдвинул кепку набок. Она явно тоже стала лишней в его гардеробе. Мешала.
Достал почти пустую бутылочку. Допил. Потряс её. Пусто. Поднял, рассмотрел со всех сторон. Остановил взгляд на этикетке. Видимо, запоминал название содержимого бутылочки. Бросил в урну, которая была в шаге от него. Хорошо запил водой. Бутылку с водой вернул в карман. Вернул шарф на место. Тщательно заправил его под куртку. Куртку застегнул. Одёрнул. Поправил кепку. Привычно сверил ладонью центр козырька с кончиком носа. Настоящий полковник!
Вдруг подпрыгнул, как молодой жеребец, замахал руками и ринулся навстречу даме, плывущей по дорожке в его сторону. Зря я застеснялась своего лишнего веса. Похоже, в его вкусе были как раз девушки намного крупнее меня.
Тут и за мной приехали. Я и забыла уже и про минус двадцать, и про пар изо рта, как из трубы паровоза. Вот такие они, наши российские мужчины. Никакой мороз им не страшен, и девушки с лишним весом им по плечу.
Вспомнив эту историю из своей довольно активной жизни, я рассмеялась, глубоко вздохнула и решила пойти спать.