Книга: Жестокое эхо войны
Назад: Глава восьмая
Дальше: Глава десятая

Глава девятая

Москва – Котельники; июль 1945 года
Лейтенант Ким остался в рабочем кабинете на телефоне. Как самому молодому ему приходилось выполнять «особо важные поручения»: заполнение протоколов и журналов, дежурство на телефоне, пробежки в кабинет экспертизы и прочее. «Учись, впитывай, запоминай, – говаривали при этом опытные товарищи. – Все с этого начинали. Прежде чем встретиться с матерыми бандюгами, ты должен узнать про них все. От блатной фени до привычек самых отпетых убийц».
И парень впитывал, запоминал, а еще частенько бегал по ближайшим продуктовым магазинам в поисках съестного. Да, это тоже было его обязанностью, ввиду того что столовая в Управлении работала лишь в обеденное время, а кушать хотелось как минимум трижды в день.
У старшего лейтенанта Игната Горшени, помимо прямых обязанностей штатного фотографа, имелось индивидуальное задание – присматривать за лежащим в госпитале Баранцом. Два старлея были друзьями, и старшие доверили Игнату ежедневное посещение раненого товарища в районе семи-восьми часов вечера.
К Сорокину на дежурной «эмке» отправились трое: Старцев, Егоров и Бойко. Автомобилей ранним утром на улицах Москвы было мало, и в Котельники они прибыли в половине восьмого. Хотя июльское солнышко к этому часу висело уже довольно высоко над горизонтом и даже слегка припекало.
– Ага, вот Малая Колхозная, – работал за штурмана Егоров. Когда-то он наведывался в этот рабочий поселок по сыскным делам и кое-что помнил. – Еще метров пятьсот, и мы у цели.
Вскоре «эмка» остановилась у частного дома под номером 17, в котором проживала большая семья местного участкового. Подобные визиты в позабытый богом населенный пункт происходили редко. Через несколько секунд из дома выскочил пухленький взъерошенный мужичок в галифе и белой исподней рубахе.
Увидев в машине серьезных, представительных мужчин, он заволновался и, неловко пристраивая на плечи широкие подтяжки, смущенно представился:
– Старший лейтенант Рубанов.
Подхватив трость, Иван Харитонович выбрался из машины и показал развернутое удостоверение:
– Майор Старцев. Московский уголовный розыск. Есть несколько вопросов.
– Слушаю вас, товарищ майор, – бросив возню с подтяжками, участковый уставился на московского гостя взглядом провинившейся собаки.
Через несколько минут служебная «эмка» уже скакала на неровностях местной грунтовки. Рубанов сидел справа от водителя и показывал дорогу к котельной.
– Что за труба торчит над деревьями? – интересовались сыщики.
Старлей с энтузиазмом объяснял:
– Это наша котельная. Старенькая, но работает исправно.
– Почему же труба не дымит? Уголек, что ли, не подвезли?
– Отчего же не подвезли? Дважды в день исправно дымит – подает пар и горячую воду на завод силикатного кирпича. Сейчас, должно быть, по технологии перерыв.
– А где же магазин? – любопытничал Егоров.
– А магазин, где ночами сторожит ваш Сорокин, рядышком притулился. Там же, под горой, у «железки» десяток жилых домов стоит. В них рабочие силикатного завода проживают. Отовариваться ходят в этот магазинчик. Все ходят, как один – больше-то некуда. Ближайшие далековато: один в Капотне, второй в Люберцах.
– Ваш магазин во сколько открывается?
– В восемь утра. Но директорша приходит рано – часиков в семь. Так что все будут на месте…
Объехав клочок редкого леса, легковушка прошмыгнула между двух зданий из красного кирпича и остановилась у отдельно стоящего одноэтажного магазина. Здание имело два входа и четыре окна. К основному входу под вывеской «Продуктовый магазин» вело крыльцо в три ступеньки. Справа от него в пяти метрах имелась еще одна дверь с надписью «Служебный вход».
Участковый проворно покинул машину и, оправив темно-синюю гимнастерку, важной размашистой походкой зашагал к основной двери. До открытия магазина оставалось минут десять-пятнадцать. Дверь была заперта изнутри, но издалека по грунтовой дороге в направлении магазина уже спешили несколько женщин. Видимо, занимать очередь.
Рубанов требовательно постучал в окошко по правую руку от невысокого крыльца:
– Раиса, открой! Участковый!
Послышались торопливые шаги. Клацнул внутренний запор, дверь со скрипом отворилась. В темном проеме появилась дородная женщина лет сорока пяти в белом халате, с круглым некрасивым лицом и ярко накрашенными губами.
– Здравствуйте, Степан Петрович. Каким ветром к нам? У нас вроде все в порядке, – расплылась она в искусственной улыбке. Однако, заметив стоявших у крыльца незнакомцев, осеклась, насторожилась.
– Здравствуй, Раиса. Сорокин интересует, – коротко пояснил старший лейтенант Рубанов, отстраняя ее с прохода. – Он здесь?
– В подсобке. Где ж ему быть?..
– Трезвый?
– Ага, сейчас! Когда это он был трезвым?..
– Мы к нему. Проходите, товарищи, – пригласил старлей, обойдя прилавок и по-хозяйски толкнув дверь подсобного помещения.
* * *
– Вот те раз! Вы посмотрите на него! С раннего утра налакался! – негодовал участковый, склонившись над спящим мужиком.
– Это и есть Сорокин? – подошел к самодельному топчану Старцев.
– Он самый! Зараза такая! И когда только успевает набраться?..
В подсобке стоял отвратительный запах залежавшихся продуктов, хлорки, ядреного табачного дыма, пота, перегара и еще бог знает чего. Помещение площадью не более двенадцати квадратных метров предназначалось для хранения товара. С этой целью по его стенам были устроены деревянные стеллажи, снизу доверху забитые коробками, ящиками, банками, мешками… Лишь внешняя стена со служебным входом и единственным окном, забранным толстой решеткой, была свободна от конструкций.
Под окном стоял сколоченный из досок топчан, поверх которого было брошено старое стеганое одеяло. Сбоку от топчана темнели напольные механические весы, дальше в углу порос паутиной красный огнетушитель.
Несмотря на июльскую жару, крепко спящий гражданин был одет в потертую, местами прожженную папиросами телогрейку. На старых брюках зияли заплатки, носков не было вовсе. Вместо нормальной обуви под топчаном валялись обрезанные повыше щиколотки валенки.
В головах топчана стояла накрытая газетой тумбочка с остатками пиршества: бутылкой из-под вина, граненым стаканом, алюминиевой ложкой, наполненной окурками консервной банкой, коркой хлеба и луковой шелухой. Пустая мятая пачка папирос «Бокс» и множество сожженных спичек валялись на полу среди другого мусора.
– Не спеши, – Старцев остановил попытки участкового разбудить пьяного сторожа. – Отойди в сторонку…
Первым делом сыщики приступили к осмотру. Егоров изучал стол с пустой бутылкой и мусором, Бойко рыскал по помещению, Старцев проверял самого подозреваемого – одежду, обувь, руки… Все делалось молча, сосредоточенно, с профессиональной сноровкой.
Первым закончил работу Василий:
– Пить и закусывать начал поздним вечером. Одна пустая бутылка спрятана в тумбочку. Остатки спиртного из другой бутылки вылили в середине ночи – от двух до трех часов. Полностью выкурена пачка папирос «Бокс».
– Один пировал? – поинтересовался Старцев.
– Один.
– Понятно. У меня тоже все, – завершил осмотр Иван Харитонович. – В карманах одежды ничего, кроме двадцати семи копеек мелочи и табачной крошки. Пятен оружейного масла на одежде нет. Следов пороховой гари на руках не обнаружил. Топчан и одеяло осмотрел – ничего.
– И у меня пусто, – вернулся из дальнего угла подсобки Олесь. – Ни тайников, ни подозрительных вещичек. Запечатанные ящики и коробки я не вскрывал, в остальных ничего, кроме продуктов. Консервы, макароны, крупы, мука, спички, папиросы… Самое обычное хозяйственное помещение.
– Василий, поговори с продавщицей, – распорядился Иван и повернулся к участковому: – Вот теперь приступай. Буди сердешного…
Просыпаться Сорокин не хотел ни в какую. Признаки жизни он начал подавать лишь после того, как в лицо ему плеснули холодной водой.
– Э-э… Чего надо?.. Кто вы таки-ие?.. – недовольно замычал он, щурясь от яркого утреннего солнца и облизывая текущую по губам воду. – Я отдежурил смену!.. Пошли отсюда на хрен…
– Ты как разговариваешь с товарищами из МУРа, скотина! – взвился Рубанов.
– Не пыли, старлей, – угомонил его Иван. И поинтересовался: – Майор Сорокин Сергей Игнатьевич?
Тот сел на топчане, нащупал босыми ногами валенки. Схватив кружку с остатками воды, прокряхтел:
– Был майор, да весь вышел…
Сорокин имел внешность алкоголика со стажем: покрытое клочковатой щетиной одутловатое лицо серо-бурого цвета, редкие взъерошенные волосы, давно не мытая шея, трясущиеся руки с пожелтевшими пальцами и въевшейся грязью под неровными ногтями. От него исходил неприятный запах пота, перегара и едкого табака.
Дождавшись, когда сторож утолит похмельную жажду, Иван продолжил:
– У нас есть несколько вопросов.
– Опять по майской недостаче, что ли?.. – Сорокин утерся рукавом. – Меня-то на кой леший из-за этого пытать? Мое дело по ночам сторожить запертый магазин, а утром предъявить целые пломбы. А по недостаче вон… Райку пытайте…
– По майской недостаче разбирается другая служба. Нас интересует ваше фронтовое прошлое.
Сторож на секунду замер, взгляд его сделался настороженным. Он проглотил вставший поперек горла ком и прохрипел:
– Дайте закурить.
Старцев положил на тумбочку свои папиросы, коробок спичек. Обернувшись к участковому, попросил:
– Старлей, будь добр, организуй ему чаю. И такого… покрепче. Чтобы в себя побыстрее пришел…
* * *
Закончив разговор с продавщицей, Егоров вернулся в подсобку. Сорокин попросился по нужде и отправился в уличный туалет в сопровождении Бойко.
Воспользовавшись моментом, Василий доложил:
– Заведено здесь так: магазин на ночь запирается и опечатывается, а подсобка остается в распоряжении сторожа. Ровно к семи утра приходят заведующая (она же продавщица) и уборщица. Заведующая при стороже проверяет пломбы на внешней и внутренней дверях, открывает замки и осматривает основное помещение, прилавки и окна. А также наличие товара в подсобке. Уборщица тем временем начинает мыть полы. Сегодня все было в порядке, сторож вел себя как обычно, пломбы целы, ничего подозрительного женщины не заметили. И самое главное – у Сорокина есть алиби.
– Вот как? – вскинул брови Иван Харитонович.
– Раиса говорит, что вчера около девяти вечера возвращалась с мужем из гостей. Проходила мимо магазина. Сорокин в легком подпитии сидел на крыльце и смолил папиросу.
– Около девяти? А точнее сказать она не может?
– Брось, Вань. Бесполезные потуги. Даже если бы она его видела в девять вечера, что с того? Банда швырнула гранату в окно старого корпуса приблизительно в двадцать сорок, а смылась из Глотова переулка в двадцать сорок пять. За пятнадцать минут с Таганки до Котельников никак не домчишься. Разве что на ковре-самолете.
Василий был прав, недавно появившаяся зацепка с майором Сорокиным рассыпалась в прах.
– Если хочешь, могу проверить это алиби, – предложил он, видя, что Старцев сомневается. – Поговорю с мужем Раисы, с теми, у кого они были в гостях…
– Поглядим. Хотя по внешности и образу жизни Сорокина и так понятно, что ни с какой бандой он не связан.
За дверью послышались тяжелые шаги.
– Возвращаются. Давай послушаем, что он расскажет…
* * *
– …Как же мне не помнить Василькова! – уверенно завил сторож. Сообразив после первых вопросов сотрудников угрозыска, что их больше интересует бывший сослуживец Александр Васильков, а не он, Сорокин с облегчением перевел дух. – Очень даже хорошо помню! Статный такой, симпатичный. Лет около тридцати. Разведкой в нашей дивизии заправлял. Грамотный и смышленый парень. Ох, смышленый! Дивизионное начальство очень его уважало.
– Все верно. А насколько хорошо ты его знал, Сергей Игнатьевич?
Тот неуверенно пожал плечами:
– Не так чтобы хорошо… Из одного котелка щей мы с ним, конечно, не хлебали. В штабе иногда встречались, здоровались за руку. У нас службы-то разные были. И задачи, стало быть, тоже. Поэтому он своей работой занимался, я – своей.
– А когда ты его в последний раз видел?
– Так в сорок четвертом и видел. В конце лета, когда беда со мной приключилась…
Руки у бывшего майора изрядно тряслись. Прихлебывая горячий чай, он нещадно стучал зубами по краю кружки. Обжигался, но пил. И, вспоминая сорок четвертый год, сбивчиво рассказывал о своем несчастье и как из этого несчастья его выручил командир дивизионной разведки.
– В конце лета сорок четвертого года дивизия наша наступала в Польше. Точную дату назвать не возьмусь – запамятовал. Ранним утром это произошло. Ночь выдалась холодной, вода в Висле успела остыть…
«Бедолага, – наблюдал за ним Старцев. – Пьянствовать начал еще с вечера. За ночь приговорил две бутылки – целый литр красного вина. Да и пьет, судя по внешнему виду, давненько».
– Напомните, какую должность вы занимали в дивизии? – вмешался в разговор Бойко.
– Я служил начальником связи стрелковой дивизии. Цельный батальон связи был подо мной со всем хозяйством. Суетная, доложу я вам, должность. Телефонные аппараты, километры проводов, радиостанции, аккумуляторные батареи. И секретные частоты, пропади они пропадом, меняются чуть ли не каждый день… И все на мне. Все на мне! Начштаба вечно на взводе, постоянно орет: «Где связь?! Почему я не знаю, что происходит на левом фланге?! Даю вам полчаса, чтоб наладили связь!..»
Иван Харитонович был знаком с предшественником Сорокина и мог подтвердить каждое его слово. Должность и вправду была нервной. Таких собачьих должностей в дивизии было несколько: начальник штаба, командир разведки, командир ремонтно-восстановительной роты, командир автороты подвоза, командир комендантского взвода, начальник полевого хлебозавода и начальник передвижного полевого госпиталя. Ну и начальник связи – куда ж без него?..
Однако сознание сейчас терзалось по другому поводу. Чем дольше Иван слушал бывшего майора, тем отчетливее и громче в его голове звучал вопрос: «Почему Сашка написал на записке фамилию этого человека? Почему?..»
На штурмовавшего военкомат бандита этот опустившийся, до крайности потерявший физическую форму человек совершенно не походил. Такого в своих рядах не потерпела бы ни одна уважающая себя банда. Хотя бы потому, что проку от него никакого. «Не сумеет он ни прицелиться, ни выстрелить, ни постоять на стреме, ни проследить, ни быстро скрыться при шухере, – наблюдал за Сорокиным Старцев. – Странно, что его в сторожа-то взяли. Небось пожалела сердобольная Райка…»
Тщательный осмотр помещения, вещей и самого подозреваемого подтвердил его непричастность к криминальным делишкам. За два года работы в МУРе Иван вдосталь повидал всякой шатии-братии и безошибочно определял блатных по целому ряду признаков. К тому же рядом находились два более опытных сыщика – Егоров и Бойко. Судя по выражению их лиц, ответа на главный вопрос – при чем тут Сорокин – они тоже не знали.
«Ладно, коль уж зацепиться не за что, послушаем его рассказ», – Старцев потянул из пачки папиросу.
– Сергей Игнатьевич, так что же с тобой стряслось в Польше в конце августа сорок четвертого?..
Назад: Глава восьмая
Дальше: Глава десятая