Жил да был король. И было у него три дочери — вернее, их было бы три, родись у него на одну больше, однако старшая так и не появилась на свет. Она отличалась необыкновенной красотой, недюжинным умом и в совершенстве объяснялась на французском, о чем свидетельствуют все летописцы того времени, хотя ни один из них не признает ее существования. При этом все сходятся на том, что две другие принцессы красотой не блистали; у средней был жуткий йоркширский выговор, а у младшей — кривые зубы и только одна нога, отчего танцевала она из рук вон плохо.

Никто не думал, что у его величества появятся другие дети (ибо когда умерла королева, тому исполнилось восемьдесят семь лет, два месяца и тринадцать дней), так что всем подданным королевства не терпелось выдать принцесс замуж. Однако заключению брака, столь необходимого для сохранения мира в королевстве, мешало непреодолимое препятствие: король повелел, чтобы его старшая дочь вышла замуж первой, а поскольку ее не существовало, то и подыскать ей достойного мужа не было никакой возможности. Придворные всецело одобряли решение его величества, но, как известно, даже в лучших королевствах среди подданных всегда найдутся недовольные. Народ раздробился на фракции; брюзги, они же патриоты, настаивали на том, что средняя принцесса является старшей и законной наследницей престола. Появились бесчисленные памфлеты за и против, а правящая партия объявила неоспоримым аргумент канцлера о том, что средняя принцесса не может быть старшей — дескать, где это видано, чтобы претендентка на престол говорила с йоркширским акцентом! Несколько приверженцев младшей принцессы под этим предлогом начали перешептываться о том, что именно у ее королевского высочества самые веские притязания на трон: поскольку старшей принцессы не существует и средняя, в отсутствие старшей, должна стать старшей и не может оставаться средней, ежели она старшая, а при этом канцлер доказал, что старшей она быть не может, то, согласно всем мыслимым законам, она не может быть никем, из чего со всей очевидностью следует, что в отсутствие старших сестер младшая становится старшей.

Уму непостижимо, сколько распрей и раздоров повлекли за собой эти взаимоисключающие притязания; каждая фракция стремилась усилить свою позицию с помощью иностранных союзников. Придворная партия, не имея конкретного объекта для преданности, оказалась самой преданной и восполняла отсутствие оснований для своих принципов душевностью. Духовенство полностью разделяло эти убеждения, окрестив партию «первой». Врачеватели объединились во вторую партию, а правоведы объявили себя третьей, или фракцией за младшую принцессу, что гарантировало наибольший простор для сомнений и нескончаемой судебной волокиты.

Пока народ пребывал в таком непонимании, из далеких земель прибыл принц Кифферикимини, который мог бы стать самым прославленным героем того времени, не будь он покойником, знай он хоть какой-нибудь иной язык, кроме египетского, и не имей он три ноги. И все же, невзирая на такие изъяны, глаза народа немедля устремились на него, и каждая из партий пожелала выдать за него ту принцессу, интересы которой отстаивала.

Старый король принял гостя со всеми почестями, сенат обратился к нему с самыми что ни на есть пространными речами, принцессы были им настолько очарованы, что вражда между ними разгорелась пуще прежнего, а придворные дамы и кавалеры принялись подражать его стилю, и пошла мода на все кифферикиминийское. Мужчины и женщины перестали краситься, дабы более походить на трупы; одежды расшивали иероглифами и прочими неприглядными знаками, которые сумели раскопать в египетской античности и которыми отныне принуждены были довольствоваться, не имея возможности выучить утраченный язык; все столы, стулья, кресла, серванты и кушетки отныне имели по три ножки вместо четырех — последнее, впрочем, быстро вышло из моды по причине чрезвычайного неудобства.

Принц, здоровье которого после смерти заметно ухудшилось, порядком подустал от такого избытка внимания и все мечтал воротиться домой и залечь в свой склеп. Труднее всего было отделаться от докучливой младшей принцессы. Она с таким воодушевлением скакала за ним по пятам, куда бы он ни шел, беспрестанно восхищалась его тремя ногами, скромно сокрушаясь о своей единственной, так живо интересовалась, каким образом крепятся эти три ноги, что, будучи наидобрейшим человеком на свете, он до боли в душе скорбел о каждом брошенном в порыве раздражения грубом слове, неизменно повергающем несчастную в бурные рыдания, отчего она становилась такой безобразной, что лишала его всяких сил соблюдать хоть какие-либо приличия. Впрочем, и к средней принцессе нежных чувств принц не питал. Говоря по правде, его сердцем всецело завладела старшая сестра, и к утру вторника страсть в нем разгорелась до такой степени, что, забыв о благоразумии (несмотря на множество причин остановить свой выбор на одной из живых сестер), он поспешил к старому королю, поведал тому о своей любви и попросил руки старшей дочери.

Ничто не могло обрадовать доброго монарха больше! Ничего не желал он сильнее, чем дожить до того дня, когда свершится этот брак. Он обнял костлявую шею принца, омочил слезами радости его ввалившиеся щеки, дал свое благословление и добавил, что незамедлительно отречется от престола в пользу принца и любимой дочери.

За неимением достаточного места я вынужден опустить многие подробности, кои непременно украсили бы эту дивную историю, и попросить прощения у читателя за неуважение к его нетерпению, ибо сообщу, что, несмотря на рвение старого короля и юношеский пыл принца, свадьбу пришлось отложить в связи с заявлением архиепископа, в котором тот указывал на необходимость получить разрешение у папы римского. Выяснилось, что брачующиеся стороны состоят в недозволительной степени родства: женщина, которой никогда не было, и мужчина, которого больше нет, с точки зрения канонического права считаются двоюродными.

Так возникло новое затруднение. Вероисповедание кифферикиминийцев полностью противоречило религии папистов. Первые верили исключительно в милосердие. У них был собственный верховный жрец, провозгласивший себя мастером милосердия и способный за небольшую плату обращать то, что никогда не существовало, в то, что уже было, и наоборот, обращать то, что уже существовало, в то, чего на свете не бывало.

— Нам ничего не остается, — заявил принц королю, — как отправить официального посла к верховному жрецу милосердия с подарком в сотню тысяч миллионов слитков и умолить его сделать так, чтобы твоя очаровательная недочь существовала, а я никогда не умирал, и тогда не придется выпрашивать у вашего старого римского шута разрешения.

— Ах ты, нечестивый безбожный мешок с костями! — вскричал старый король. — Как смеешь ты осквернять нашу святую религию? Не видать тебе моей дочери, скелет трехногий! Убирайся, пусть тебя погребут и проклянут как следует — раз ты по-всякому мертвец, то и каяться тебе поздно. Я скорее отдам свое дитя последней обезьяне, у которой ног на одну больше, чем у тебя, нежели вручу ее такому нечестивому мертвецу!

— Лучше отдайте обезьяне свою одноногую инфанту, — не растерялся принц, — вот кто два сапога пара. Я хоть и покойник, а все же предпочтительнее, чем никто, — ведь на твоей недочери, кроме как труп, никакой черт больше не женится! Что до моей веры, я в ней жил и умер, и не в моей власти изменить ее, даже если бы захотел, зато с вашей стороны…

Необычайный шум прервал тот диалог. Вбежавший в королевские покои капитан гвардии сообщил его величеству, что средняя принцесса, желая отомстить отвергнувшему ее принцу, отдала свою руку москательщику, состоящему в городском совете, и что совет, посовещавшись, провозгласил их королем и королевой, положив его величеству пожизненное сохранение титула сроком на шесть месяцев, а также постановил, что ввиду королевских кровей принца тому надлежит немедля возлечь для торжественного прощания и пышных похорон.

Развитие событий было до того внезапным и всеохватывающим, что с ним на месте согласились (или сделали вид, что согласились) все его участники. Старый король умер на следующий день, по словам придворных, от радости; принца из Кифферикимини похоронили, несмотря на его возражения и призывы не нарушать Закон наций; младшая принцесса лишилась рассудка, и ее заперли в сумасшедшем доме, где до конца своих дней она беспрестанно молила о муже с тремя ногами.