4. Стив
На потогонах я прежде никогда не бывал — просто считал неправильным принимать участие в духовной церемонии кикими. Однако на этот раз Морагу предупредил меня, что если я не явлюсь, это будет воспринято как проявление неуважения к Эгги. Мол, она устраивает вечеринку по случаю возвращения с того света, так что будь любезен заглянуть.
Поэтому-то в назначенный день мы с Калико спускаемся с горной тропинки — и обнаруживаем, что вокруг кострища выросла целая деревушка. Площадка вокруг колеса стихий мне никогда — даже пару недель назад, когда сюда с гор на противостояние с Консуэлой Марой спустилась орда майнаво — не казалась особенно просторной. Однако сейчас я вынужден пересмотреть свое мнение: места явно гораздо больше, чем запечатлелось в моей памяти. Возможно, фокус с пространством как-то связан с близостью иного мира, а может, площадка в нем и располагается. Я предпочитаю не расспрашивать.
Большая палатка, установленная с краю, служит раздевалкой. Потогонный вигвам из плотных одеял воздвигнут метрах в шести от кострища, где вовсю полыхает огонь — в нем нагреваются камни, которые мужчины с помощью вил переносят в вигвам. Другие таскают туда ведерки с водой.
Неподалеку женщины занимаются готовкой на большом переносном гриле под тентом, а поодаль, по большой окружности, центр которой находится где-то в колесе стихий, расхаживают юноши и девушки и размахивают курительными палочками. Воздух насыщен ароматами древесного дыма, полыни, кедра и лепешек.
Повсюду люди и собаки. И еще вороны. Эти расселись на красных скалах, на побегах карнегий и ветвях мескитовых деревьев и пустынной акации. Большинство людей я не раз встречал прежде — в резервации, в горах и в пустыне. Рувим, его племянник Джек и некоторые другие псовые братцы. Морагу, естественно. Как шаман он присутствует практически на каждой племенной сходке, начиная от церемониальных собраний и заканчивая скромными пикниками в горах. Томас и вся его семья. Пити Жожоба. В общем, сплошь знакомые лица. Незнакомые, полагаю, — это майнаво в человеческом облике. Впрочем, вполне допускаю, что подобное можно сказать о многих из собравшихся.
Наконец я обнаруживаю и Эгги. Она сидит в пластиковом кресле возле костра, рядышком на валуне пристроилась Лия. Мы с ней — единственные белые, явившиеся на потогон, но я, как ни странно, не ощущаю себя незваным гостем. А ведь неизменно опасался именно собственной неуместности на подобных сходках. Лия замечает нас, встает и поднимается по склону нам навстречу. На ее лице сияет открытая улыбка.
— А Эгги сомневалась, что вы придете, — говорит она. — Рада, что она ошиблась.
— Ойла, — отзывается Калико, обнимаясь с женщиной. — Все это больше похоже на вечеринку.
— А от вечеринки Калико никогда не откажется, — добавляю я.
Моя подруга смеется, и рука об руку мы следуем за Лией к Эгги. Старая художница улыбается нам.
— Ойла, Стив, Калико, — ее взгляд останавливается на мне. — Ну как, нашел все-таки свое место в мире?
— Пока не знаю. Но я все больше привыкаю ко всему этому, — я отпускаю руку Калико и неопределенным жестом обвожу сборище.
Честно говоря, я и сам не понимаю, что именно имею в виду — потогон, магию или еще что.
Эгги адресует мне еще одну улыбку, словно в отличие от меня понимает весь смысл моих слов. Затем протягивает мне обе руки:
— Не избегай общины, — произносит художница, когда я беру ее сухие морщинистые ладони в свои. — Одиночество превосходно укрепляет дух, а община укрепляет сердце. Человеку без своего племени не выжить, даже если он одиночка. Но я надеюсь, теперь-то ты понимаешь, что в нашем племени тебе всегда рады.
— Понимаю, — отвечаю я. — И спасибо вам.
Глаза художницы светятся неподдельной теплотой.
Тут к Эгги подходят засвидетельствовать почтение другие гости, а мы с Калико направляемся в толпу, где обмениваемся приветствиями с друзьями-приятелями, которых у нас изрядное количество.
За переносным столиком в компании Тетушек мы замечаем Морагу. Его руки и джинсы перепачканы мукой — он занят приготовлением лепешек.
— Ойла, Глаголящий Правду, Калико, — приветствует он нас.
— Я по-прежнему предпочитаю Пустая Голова, — отзывается моя подруга, вызывая дружный смех старушек.
Я кладу руку на сердце и устремляю на нее обиженный взгляд, а в ответ удостаиваюсь тычка локтем под ребра. Тетушки заходятся еще пуще.
— Собираешься участвовать в потогоне? — осведомляется Морагу.
— Не все сразу, — качаю я головой. — Как-никак, я все-таки здесь, своего ты добился.
— Дело тут не во мне и не в моей настойчивости, — качает он головой.
— Да знаю я.
Одна из Тетушек тараторит что-то на языке кикими.
— Ладно, мне некогда, — объявляет шаман. — Тетя Джуди говорит, лепешки сами себя не испекут.
Мы с Калико спешим улизнуть до того, как Тете Джуди придет в голову, что им не помешает и наша помощь.
Какое-то время мы бродим среди гостей, болтая со знакомыми и представляя друг друга незнакомым.
— Вот видишь? — говорит Калико, когда чуть погодя мы устраиваемся на скале над кострищем. — Не так уж и плохо.
— Я и не думал, что будет плохо. Просто… — я задумываюсь, подыскивая слова. — Не хочу притворяться, будто я приемыш племени. И участие в духовной церемонии кикими представляется мне неуместным.
— Даже если тебя пригласили?
— Даже если пригласили.
Калико улыбается:
— Ну так посмотри на все это шире. Воспринимай это сборище как общину. Вспомни свеженький совет Эгги. Именно так мы, кузены, и уживаемся с вами, пятипалыми.
— Как с соседями, — киваю я.
Она приваливается к моему плечу:
— Или больше, чем с соседями.
А в следующее мгновение Калико тычет в меня пальцем:
— Но смотри мне, не вздумай уживаться с какой-нибудь милашкой-кикими! Я вижу, как местные девушки на тебя поглядывают.
Я мысленно распускаю хвост, а потом смеюсь над собой:
— Ага. И видят старика, основательно потрепанного пустыней.
— Не такого уж и потрепанного, — отзывается Калико. — Кажется, кое-какая жизнь еще теплится в…
В этот момент сначала одна собака, потом другая, а затем и все четвероногое сообщество, что минуту назад мирно нежилось в холодке, поднимается на лапы. Псины собираются на краю площадки под нашей скалой и таращатся куда-то вверх. Неужто на нас?
— Какого черта? — удивляюсь я.
Подруга бросает взгляд через плечо:
— Они встречают…
Я оборачиваюсь и вижу чуть выше на склоне покрытую пылью рыжую собаку. Спустившись к нам, она останавливается ненадолго и трется о мою ногу, а затем в несколько прыжков одолевает последние метры пути. Стаю тут же охватывает сущее безумие — заливистый лай, обнюхивание, возбужденная беготня туда-сюда.
— Похоже, Ситале удалось выполнить твою просьбу, — замечает Калико.
Я слышу, как Лия зовет Руби, и рыжая псина рысцой устремляется к ней и Эгги. Писательница опускается на колени, обнимает собаку и зарывается лицом в запыленную шерсть животного. Дав женщине излить свои чувства, Руби поворачивается к Эгги, кладет голову старухе на колени и поднимает на нее глаза. Даже с такого расстояния я без труда различаю, какой любовью светятся глаза у них обеих. И стараюсь запечатлеть в памяти этот образ старушки и собаки, чтобы обращаться к нему всякий раз, когда меня посетит мысль, будто в нашем мире недостаточно любви.
Эгги ерошит на псине шерсть и легонечко отталкивает ее. Руби радостно подскакивает и мчится прочь в компании остальных собак. За ними ниткой черных бус устремляются вороны.
— Как бы ты поступил, если бы Сэди сделала неправильный выбор? — спрашивает меня Калико.
— Честно? — оборачиваюсь я к ней. — Даже не знаю. Я был уверен на сто процентов, что до этого не дойдет.
— Какой же ты все-таки олух, — улыбается она. — Но среди прочего именно это мне в тебе и нравится.
— И что же это за прочее? — поддразниваю я ее.
Калико томно берет меня пальцем за подбородок и заглядывает в глаза:
— Ну, у тебя есть кое-какие другие достоинства… И еще твоя музыка.
Должен признать, ее замечание застигло меня врасплох:
— Я и не знал, что ты слышала мою группу.
— Я не про нее. А про музыку, которую ты создаешь теперь. Тебе стоило бы сыграть кое-что для Лии, — она кладет ладонь мне на руку. — Да-да, помимо стен каньона эти композиции не мешало бы услышать и другим.
— Публичное исполнение — это больше не про меня, — заявляю я.
Калико строит недовольную гримаску. Понятия не имею, кривляется она или ей моя реакция вправду неприятна, однако сдаваться моя подруга явно не намерена.
— Разве это публичное исполнение, когда играешь для своих друзей? Или для своей общины? Думаешь, Морагу не понравится, как ты обработал ритуальные песни кикими?
Внутренне я досадую.
— Да я просто обыграл их, потому что они мне нравятся. В жизни не стану исполнять это на людях, только в душу им плевать! И Морагу ни за что не оценит мою аранжировку, с позволения сказать.
Шамана помяни — он и появится, и в следующее мгновение мы видим его у раздевалки. Самое время начаться потогону. Морагу сменил футболку на замшевую куртку, отделанную бахромой и разукрашенную бисером, а на его джинсах не осталось и следа от муки. Глядя на его одеяние, я словно переношусь на сорок лет назад в гримерку «Дизел Рэтс». Все же не просто так фанатки сходили по нему с ума, как и по самой группе.
Окрестности оглашает барабанный бой, и участники потихоньку начинают движение к вигваму. Большинство парней в трусах и футболках, женщины в легких свободных платьях.
— Так ты идешь? — спрашивает Калико.
Я качаю головой:
— Не все сразу, помнишь?
— Ну ты прямо как маленький!
— Что-то не вижу, чтобы ты сама спешила присоединиться, — начинаю я, однако продолжить мне не суждено.
Как и все остальные, я поворачиваю голову к дому Эгги, во двор которого только что въехали три кроссовера. Когда из первого выбирается Сэмми Быстрая Трава, по толпе пробегает ропот. Калико издает тихое рычание.
Я осторожно трогаю ее за запястье и, стараясь сохранять спокойствие, тихо спрашиваю:
— Может, я попробую уладить?
Она медленно кивает, не отрывая взгляда от Сэмми. Барабаны смолкают. Дверцы прочих кроссоверов тоже открываются, и теперь за владельцем казино выстраивается с десяток его парней. Ударным клином с Сэмми во главе они двигаются в направлении кострища.
Морагу выступает им навстречу, но я кричу ему, чтобы он остановился. Теперь это моя проблема. Ведь это я настоял на том, чтобы Сэмми получил второй шанс, значит, и разбираться предстоит тоже мне. Просто не верится, что казиношник заявился на потогон! Собери он хоть всех своих людей, тут его группа поддержки значительно уступала бы традиционалистам в числе.
Шаман внимательно смотрит на меня, затем кивает.
Толпа расступается перед Сэмми и его приспешниками. Его встречают мрачными взглядами, однако владельцу казино совершенно наплевать на них. Так же как и на Рувима и на собравшихся возле вождя юношей и девушек — псовых братцев, следующих за Сэмми по пятам.
Тут я понимаю, что казиношник направляется прямиком к Эгги, поэтому кубарем слетаю со склона и бегу наперерез незваным гостям, чтобы оказаться на их пути прежде, чем они доберутся до художницы. В конце концов Сэмми останавливается, правда, только потому, что дорогу ему преграждаю я.
На первый взгляд, вид у него вполне обычный для резервации, но качество барахла и манера носить его выдают в нем богача — как если бы какой-нибудь финансовый заправила вздумал одеться попроще. На брюхе вот-вот разлетятся пуговицы явно сшитой на заказ накрахмаленной белой рубашки, заправленной в темно-синие джинсы с отутюженными стрелками. Сапоги из тисненой кожи так и блестят, а ремень под стать обуви украшает большущая пряжка в виде вставшей на дыбы лошади. Блестит, будто золотая. Черт, зная Сэмми, нисколько не удивлюсь, если так оно и есть. Оружия у него вроде нет, но это не значит, что его шайка не притащила с собой пистолеты. Почти все они выряжены в свободные хлопчатобумажные охотничьи рубашки с логотипом казино на кармане — под такими припрятать пушку труда не составит.
Напряжение в воздухе нарастает, и я искренне сожалею, что потогон не почтил своим присутствием Джерри Пять Ястребов. Как правило, в большинстве ситуаций значок и табельное оружие оказывают благотворное воздействие на любых отморозков. Но Джерри здорово разозлил шефа своим подходом к тому прискорбному делу с Сэди и ее мразью-папашей. По словам Рувима, последнюю пару недель парень чахнет за канцелярщиной и в ближайшем будущем на патрулирование его вряд ли поставят. Сурово, но, по-видимому, сейчас Джерри по горло занят доказательной базой всех обвинений, что выдвинуты против Хиггинса, стараясь, чтобы на предстоящем суде говнюк получил свое сполна. Я очень надеюсь, что меня не вызовут в качестве свидетеля. Нужно отдать должное Джерри, он еще и опроверг заявление Сэди, будто я вовсе не двоюродный брат знаменитого Джексона Коула, а он самый и есть. Так что мне теперь нечего беспокоиться, что Хиггинс станет пытать финансовую удачу там, где не получилось у дочурки.
— Я же дал тебе шанс, — говорю я Сэмми. — Своей долбаной головой за тебя поручился! Ну зачем тебе надо было, явившись сюда, доказывать, что я ошибся?
— И как же я доказываю, что ты ошибся?
— Явившись со свитой своих громил, — киваю я на его компашку.
Владелец казино трясет головой:
— Не знаю, какая муха тебя укусила, но я здесь не в карательных целях. Я пришел выразить свое почтение тетушке Эбигейл и принять участие в потогоне. — Сэмми заглядывает мне за спину, где, как я знаю, стоит Морагу, и добавляет: — Если можно, конечно.
Казиношник снова переводит взгляд на меня, и я внимательно смотрю на него в ответ, пытаясь что-либо прочитать под классической маской невозмутимого индейца.
— Ты это серьезно?
Он кивает.
— А эскорт зачем?
— Почем мне было знать, как меня здесь встретят? — Сэмми пожимает плечами. Даже не оглядываясь, бросает охране: — Все в порядке. Можете подождать в машинах, если не желаете присоединиться.
Прикрытие немедленно разворачивается и топает, за исключением Дейва Бегущего Пса и еще одного парня, мне незнакомого.
— Привет, Стив, — говорит Дейв и протягивает руку.
— Добро пожаловать домой, — я отвечаю на рукопожатие и отхожу в сторонку.
Сэмми приближается к Эгги и встает на колено, чтобы не возвышаться над ней. Модные штаны немедленно припорашивает пыль.
— Ойла, тетушка Эбигейл. Я вам кое-что принес, — говорит он, вытаскивает из заднего кармана джинсов пакетик табака для самокруток и вручает ей.
Эгги с улыбкой принимает подарок:
— Ойла, Сэмми. Рада тебя видеть. И тебе не обязательно заставлять своих мальчиков ждать в машинах. Они могут посидеть здесь с нами, пока вы будете внутри.
Сэмми отправляет Дейва за парнями и благодарит художницу:
— Спасибо, тетушка.
Затем поднимается и смотрит на меня:
— Я тебя послушал. Ты умеешь убеждать.
Уверенной походкой он направляется к раздевалке, где его ждут Морагу и тот, другой парень из охраны.
Когда Дейв возвращается, все четверо, посетив палатку и раздевшись там до трусов, следуют за остальными в потогонный вигвам. Морагу входит последним и задергивает за собой заслонки. Через некоторое время изнутри доносится пение.
— Да что за хрень такая творится? — подходит ко мне Рувим. — Грядет второе пришествие?
С другой стороны возникает Калико и обнимает меня за талию. Улыбается сначала мне, потом вождю и мурлычет:
— Никогда не недооценивай обольстительных речей старой рок-звезды.
* * *
Несколько часов спустя при свете луны мы, кто как, располагаемся возле кострища, заполненного тлеющими углями. Основная масса гостей уже разошлась. Положив под голову полено и скрестив ноги, с закрытыми глазами на песке лежит Рувим. Рядом сижу я, на коленях у меня пристроилась Калико. Дыхание у нее ровное, но я не думаю, что моя подруга спит, хотя за последние полчаса она не шелохнулась. Томас увел семью домой, оставив Сантану дремать рядом с нами. Когда парень попытался увести сестру, та замотала головой, и в конце концов Томас сдался, взяв с Рувима обещание проводить девушку. Эгги ушла в дом, однако Лия все еще на площадке. У ее ног расположилась Руби — вокруг, как обычно, разлеглось несколько собак, — после безумного забега со стаей она все время держится рядом с писательницей.
Морагу без умолку потчует нас историями — естественно, звучат традиционные сказки кикими, в том числе и байки про Джимми Чоллу, но еще шаман делится с нами воспоминаниями о своих приключениях после отъезда из резервации, когда много лет назад он затусил с «Дизел Рэтс» и отправился с группой на гастроли. Рассказы Морагу перемешиваются и плавно перетекают один в другой, так что порой даже трудно сказать, повествует он о себе или о каком-то фольклорном персонаже. Большинство сказок я неоднократно слышал, но они мне нисколько не надоели.
Небо этой ночью просто огромное, как, впрочем, и почти всегда над пустыней. Вращающийся над нами звездный простор буквально подавляет своим величием. Слушая приглушенный голос Морагу, я машинально играю прядью волос Калико и таращусь в вечную тьму. А когда шаман в конце концов смолкает, мы внимаем историям ночи. Через какое-то время Сантана встает и направляется к дому Эгги.
Тогда я спрашиваю у Рувима:
— Из тех старых пикапов, что ты вечно восстанавливаешь, есть ли какой-нибудь на ходу?
Вождь открывает глаза и смотрит на меня:
— А как же! Мы только что закончили перебирать двигатель одного классного старенького форда.
— И в каком он сейчас состоянии?
Рувим поджимает губы:
— Надо кое-где подлатать кузов. А ты зачем спрашиваешь?
— Хочу его купить.
— Да за каким чертом тебе пикап?
— Не для меня. Для Томаса.
— Ох.
— Не понимаю, — подает голос Лия. — Каждый твердит, будто у Томаса огромные задатки, чтобы стать шаманом. Почему же вы потакаете его отъезду?
Отвечает ей Морагу:
— Потому что ему необходимо обрести себя.
— И что это значит? — спрашивает Лия у него.
— Сейчас его духу тесно в резервации. Парню нужно покинуть ее и увидеть мир. Может, он вернется. Может, во внешнем мире ему понравится больше. А может, он даже поймет, что вернуться ему нужно именно для того, чтобы сделать здесь жизнь лучше.
Писательница какое-то время внимательно на него смотрит, затем интересуется:
— Именно это с вами и произошло? Разъезжая с «Дизел Рэтс», вы увидели мир в новом свете?
— Нет, — качает головой шаман. — Это произошло благодаря дружбе со Стивом.
Лия задумчиво кивает.
Внезапно собаки вскидывают головы, но это всего лишь возвращается Сантана с небольшим шерстяным одеялом под мышкой.
— Жаль, что здесь нет гитары, — говорит она мне, снова устраиваясь рядом и заворачиваясь в ткань. — Мне так бы хотелось снова послушать, как вы играете!
Со всех сторон поднимается одобрительный гул, а я тяжело вздыхаю.
— Значит, для нее ты играешь, а для нас нет? — Морагу словно зачитывает мне обвинительный приговор.
Я пожимаю плечами. Ответить мне, по большому счету, нечего. Но поскольку шаман не отстает, приходится объясняться:
— Все на самом деле было не так. Просто Сантане и Томасу случилось привезти мне газовый баллон как раз в тот момент, когда я перебирал струны.
— И что за музыку вы сейчас исполняете? — спрашивает явно заинтересованная Лия.
— Да ничего серьезного. Пальцы разминаю. Правда.
— Вы только послушайте его! — возмущается Сантана. — Он сыграл на гитаре все части кругового танца. И это было клёво! — девушке, похоже, совсем неважно, что те мои композиции основываются на музыке ее племени. Она радостно улыбается от уха до уха.
— Да все это…
— Если вы сыграете, я станцую, — перебивает меня Сантана.
Калико вскакивает на ноги и, заявив:
— Я тоже станцую! — исчезает.
А через мгновение появляется с гитарным футляром. Моим гитарным футляром. Она ставит его передо мной и напоминает, прежде чем я успеваю раскрыть рот:
— Здесь только твои друзья. Что такого может случиться? Даже если ты где и лажанешься, мы все равно не заметим!
И мне нечего ей возразить! Она права. Вообще-то я толком и объяснить не могу, почему больше ни для кого не играю. После смерти Опоссума, кроме моей подруги да безмолвной природы в окрестностях трейлера, меня никто и не слышал — насколько мне это известно. Впрочем, Сантане и Томасу удалось ведь подкрасться… Но вроде больше никто не мог подслушать.
Я усаживаюсь поудобнее и открываю футляр. Нынче можно приобрести какую только душе угодно гитару — новые мастера создают невероятные по красоте звучания инструменты, — но мне ближе мой старенький «мартин». Я купил эту гитару на первый выплаченный мне авторский гонорар — да, даже тогда я не пренебрегал своими издательскими правами, и теперь именно эти авторские отчисления поддерживают проекты, которые ведем мы с Морагу.
Я беру гитару и проверяю строй, кожей ощущая, как все на меня смотрят. Я играл для заполненных стадионов, играл для небольших компаний, а мандраж пробивал всегда — это от количества слушателей не зависит. Тот самый момент, когда начинаешь песню и еще не знаешь, завоюешь свою публику или нет.
Всегда начинай с того, что знаешь назубок, наставлял меня двоюродный брат Стив перед первыми выступлениями нашей школьной группы. И потому я беру первые аккорды «Звезды падают».
Как-то утром, как раз когда мы практически закончили писать третий альбом, я просто проснулся с этой песней, звучавшей в моей голове. Она пришла ко мне целиком, от начала до конца. Я сочинил для нее текст и затем записал на рояле. «Звезды падают» стали концовкой альбома — только вокал и рояль, да еще немного Салли подыгрывал, подкрашивая композицию мелодичным перебором. Песня мигом взлетела на второе место десятки хит-парада — на первое нам не дали пробиться «Битлз». И у нее оказалась долгая жизнь. Перед тем как я оставил свой прежний мир, кто-то рассказал мне, что на нее уже записано около трехсот каверов — пробовали все, начиная с Элвиса Пресли, Фрэнка Синатры и Барбары Стрейзанд и заканчивая Джо Кокером и Линдой Ронстадт. Кто знает, сколько их существует теперь?
Лия вскидывает голову, едва заслышав знакомое вступление, переложенное на гитару. Когда я приступаю к первому куплету, она закрывает глаза и с блаженной улыбкой начинает раскачиваться в такт. Отыграв «Звезды», я беру небольшую паузу, собираюсь с силами и отважно завожу танец с бубенцами кикими, с каждым ударом по струнам отбивая основанием ладони размеренный ритм композиции.
Сантана сбрасывает одеяло и вскакивает на ноги. Потом тянет Калико за руку, и вот уже они вдвоем отплясывают лишенную привычного речитатива версию древнего традиционного танца. Следом я исполняю еще несколько племенных танцев, затем — песню «Дизел Рэтс», после чего завершаю выступление инструментальным кавером моей самой любимой песни из когда-либо написанных — «Как прекрасен мир!»
Сантана и Калико восторженно хлопают и, шлепнувшись на землю, приваливаются друг к дружке с довольными физиономиями. Я убираю гитару в футляр.
— Ну ведь правда не сложно было, а? — спрашивает Калико.
Я качаю головой.
— Кажется, я понимаю, почему вы больше не играете на людях, — говорит Лия. — Достаточно пары тактов любой композиции — и вы сами себя сдадите.
— Только в резервации всем плевать, — возражает Рувим. — Да Стив может и в город отправиться, там тоже к музыкантам не приглядываются.
— Странно, что до сих пор никто не заметил… — продолжает Лия. — Конечно, вы старше, чем во времена расцвета группы, но выглядите просто превосходно. Очень узнаваемо. Кто-нибудь должен был смекнуть. И кстати, — добавляет она, — лично мне не верится, что какой-нибудь таблоид давным-давно не нанял бухгалтера-криминалиста, чтобы разнюхать, куда уходят ваши авторские гонорары и отчисления.
— Джексон все оставил Стиву, — объясняет Морагу. — Он был единственным живым родственником.
— Да, здесь все прошло гладко, — киваю я.
Ко мне подходит Рувим и хлопает по плечу:
— Классно сыграно, дружище.
Затем он, сама серьезность, обращается к Лие:
— Большинство из нас понятия не имеет, кто такой Джексон Коул. Мы знаем только Стива и хотим, чтобы так и оставалось.
Писательница смотрит на него, затем переводит взгляд на меня:
— Я уважаю ваше желание и ни в коем случае не стану всем вам перечить. Времена славы «Дизел Рэтс» давно в прошлом. У группы, конечно, есть преданные поклонники, причем их довольно много, но даже если я когда-нибудь и обращусь снова к музыкальной теме, прах безвременно ушедшего Джексона потревожен не будет.
Затем она улыбается Рувиму:
— Только следите за тем, чтобы Стива не снимали во время исполнения. Последнее, что ему нужно, это оказаться на YouTube.
Сантана хихикает, однако Лия совершенно права. Все эти мобильные телефоны, смартфоны и планшеты сильно изменили внешний мир за годы моего отшельничества, и я воспринимаю предупреждение писательницы очень серьезно.
— Может, сменим тему? — предлагаю я, пока кто-нибудь не стал развивать ее дальше.
— У меня предложение получше, — отзывается Морагу. — Предлагаю разойтись по домам. Во всяком случае, сам я так и поступлю. Мне детишкам сказки читать завтра в восемь утра… Уже сегодня? Неважно, времени остается всего ничего.
Он поднимается и отряхивает джинсы от пыли:
— Ойла, друзья мои.
Затем добавляет что-то на языке кикими. Саму фразу я уже не раз слышал — точного перевода не знаю, но это нечто вроде благословения.
«Будь сильным. Воплощай мечты. Не сгибайся. Пожалуй, все это мне по силам».
Шаман исчезает в темноте, и с его уходом начинают разбредаться собаки. Остается только Руби. Она ждет, пока Лия не попрощается с остальными, и тогда они вместе идут к дому Эгги. Небо над пустыней оглашает хлопанье крыльев улетающих ворон.
— Нам тоже пора, — говорит Рувим Сантане. — Я провожу тебя домой.
— Спасибо, но я прекрасно доберусь сама, — отзывается девушка. — Я отлично знаю дорогу, ходила по ней тысячи раз!
— Возможно, но я обещал Томасу доставить тебя домой и намерен именно так поступить.
Наконец остаемся только мы вдвоем. Я встаю и, подав руку Калико, помогаю ей подняться. Не отпуская ее, беру футляр, и вместе мы уходим в горы. Моя подруга необычно молчалива.
— Все нормально? — не выдерживаю я в конце концов. — Ты не злишься, что я взял на себя инициативу разобраться с Сэмми?
Она сжимает мою ладонь.
— Ничуть! Все разрешилось неплохо, хотя могло бы обернуться совсем по-другому, если бы ты поторопился с выводами, как это сделала я.
Я пожимаю плечами:
— Да я тоже поторопился, но решил сначала выслушать его.
— Вот поэтому-то ты и хороший Арбитр, — улыбается Калико.
— Как раз в этом я не очень уверен, — качаю я головой, — в особенности потому, что столько всего изменилось.
— И как ты себя чувствуешь после всего происшедшего за эти две недели?
— Растерянным. Даже немного в панике, — признаю я.
Она обнимает меня за талию, и мы продолжаем подъем к знакомой тропе.
— Я помогу тебе расслабиться. У меня припасено кое-что… — шепчет моя подруга, целуя меня на ходу в щеку.
Всю оставшуюся дорогу до трейлера она продолжает заигрывать, и я только рад отвлечься от своих размышлений. Перед самым спуском Калико останавливает меня.
— Просто помни, — говорит она, и на этот раз ее голос звучит совершенно серьезно, — тебе не обязательно пытаться справиться со всеми проблемами в одиночку. У тебя есть Морагу, Тетки, Рувим. Если тебя что-то смущает, они все тебе разъяснят.
— И еще у меня есть ты.
Она встает на цыпочки и целует меня.
