Доктор откашлялся, и Лия приготовилась к худшему. Мариса вскочила с дивана:

— Что случилось? Что с Эгги?

— Пока ничего не изменилось, не волнуйтесь. Просто на сестринский пост заявился какой-то тип и требует, чтобы его пропустили к раненой. Здоровый такой мужик, и персонал его побаивается. Они хотят вызвать охрану, но я решил спросить сначала у вас, вдруг вы его знаете и сможете успокоить.

— Как его зовут? — спросил Морагу.

— Говорит, Диего Мадера.

Лие имя было незнакомо, но шаман немедленно встал и сказал врачу:

— Я поговорю с ним.

— Вы его знаете? — поинтересовалась писательница, когда они шагали по коридору вслед за Марисой и медиком.

Морагу кивнул.

— Он живет в горах. В резервации его называют Старик-Пума.

— Почему? — удивилась Лия.

— Потому что он древний дух-пума, обитавший здесь еще в те времена, когда пустыня была океаном. Говорят, здешние горы названы в его честь.

— В честь его рода, вы хотите сказать?

— Нет, — покачал головой Морагу. — В его честь.

— Но это… — она хотела сказать: «Невозможно». Но события бесконечно длинного дня лишали это слово всякого смысла.

Они свернули за угол, и перед ними предстал персонаж из индейских легенд. Лия, по правде говоря, испытала некоторое разочарование. Ей почему-то казалось, что мифическое существо должно производить впечатление одним своим видом, например живописно одеваться — носить, скажем, вычурные ковбойские сапоги, богато расшитую куртку и разукрашенную серебром и бирюзой огромную шляпу гаучо, как у Панчо Вильи. А облачение ожидавшего их на сестринском посту пожилого мужчины — высокого, широкоплечего и узкобедрого, с копной золотистых волос и светло-коричневой кожей — оказалось весьма скромным: потрепанные роперы, выгоревшие джинсы и простая белая хлопчатобумажная рубашка. Диего повернулся на шум шагов — тут Лия разглядела, что у него проницательные бледно-зеленые глаза, — и провозгласил глубоким баритоном:

— Морагу! Скажи этим людям, что мне необходимо повидаться с Эгги.

— Ойла, Диего. Она не с нами сейчас.

— Знаю. Я только что встречался с ней в царстве духов. И сказал ей, что она должна сделать выбор — жить или уйти. Она ушла.

Лия, как и медики с Марисой, выслушала все это с недоумением. Морагу помрачнел и нахмурился:

— Зачем же ты ей так сказал?

— Думал, помогу, — Диего бросил взгляд за плечо шамана на Лию и Марису. — А вы кто такие?

— Это внучки Эгги.

Визитер принялся разглядывать женщин, затем, видимо удовлетворенный результатом, кивнул и повторил:

— Мне необходимо повидаться с Эгги, но пятипалые не пускают.

По мнению Лии, чинить препятствия такому здоровенному старцу не имело смысла — да его вряд ли сумел бы одолеть и отряд спецназа! Но затем до нее дошло, что Диего старается соблюдать правила общения с людьми. Хотя по глазам старика было видно, что запасы его терпения иссякают.

— Зачем повидаться? — настаивал Морагу.

Диего с искренним недоумением воззрился на шамана.

— Позвать ее обратно — зачем же еще? Но для этого мне необходима связь через ее тело. Тогда она наверняка услышит меня.

Морагу кивнул и обратился к доктору:

— Пустите его к Эгги.

— Боюсь…

— Сейчас не до научных экспериментов, — перебил его шаман, — необходимо спасать ее дух. — Он повернулся к Диего и кивнул на дверь: — Приступай. Постарайся не разбить окна.

— О чем вы? — поразилась Мариса. — Что он собирается делать?

— Именно то, что и сказал. Позвать ее дух обратно. Но у него громкий голос.

Они всей компанией прошли по коридору к палате Эгги, Диего открыл дверь и вошел. Взволнованный врач метнулся было за ним, но Морагу преградил ему путь.

— Моя пациентка… — лицо доктора пошло красными пятнами.

Шаман не дал ему произнести больше ни слова:

— Теперь она моя пациентка. Отныне она под опекой духовного главы племени кикими.

— Вы про этого типа? — врач показал через смотровое окошко на Диего, который медленно шел к койке Эгги.

— Я про себя, — отрезал Морагу.

Медик попятился и развернулся к посту:

— Вызовите охрану.

Лия посмотрела в окошко на Диего, возвышающегося над раненой. Цветущая пожилая женщина, с которой они с Марисой познакомились несколько часов назад, этим утром, словно усохла, почти развоплотилась, очертания ее тела терялись за агрегатами, трубками и проводами системы жизнеобеспечения. Пожалуй, врач прав — если состояние Эгги настолько скверное, что возникла необходимость в подобной установке, вмешиваться в процесс лечения не стоит.

Краем глаза заметив какое-то движение за окном палаты, Лия с интересом посмотрела на улицу. Оказалось, на карнизе рядком расселись вороны. Их черное оперение поблескивало на солнце, взгляд темных птичьих глаз был устремлен на Эгги, словно эти создания понимали трагизм и важность происходящего. Диего придвинул к постели раненой стул и сел.

— Когда я приехал, вы сообщили мне, что причину погружения Эгги в кому установить не в состоянии, — заговорил шаман. — Что ее рана, пускай и серьезная, не может вызвать подобного осложнения.

— Ну и что? — отозвался доктор.

— Причина кроется в духе, и заниматься лечением теперь должны специалисты, сведущие в этой области.

— Это больница, а не какой-то там шаманский вигвам в резервации, — огрызнулся врач.

— Ради Эгги я проигнорирую это оскорбительное замечание, — парировал Морагу. Не успел он, однако, сказать что-то еще, как в дальнем конце коридора распахнулась дверь, и к ним трусцой двинулись два здоровенных парня в полувоенной форме.

Лия, обернувшись на шум и топот, увидела в коридоре, впрочем, не только сотрудников охраны, но и вошедших следом за ними нескольких атлетически сложенных парней в гражданской одежде, смуглых и черноволосых. У женщины мелькнула мысль, что это могут быть визитеры из резервации.

Двигались они неторопливо, однако в мгновение ока нагнали охранников и блокировали их у стен, по двое на каждого. Санитар на сестринском посту потянулся к телефону, но не успел он даже поднять трубку, как один из незваных гостей, перегнувшись через стойку, положил ладонь ему на руку. Санитар попытался высвободиться, однако Лия ясно видела, что черноволосый слишком для него силен.

Вдруг стоявшая рядом Мариса схватила ее за плечо и сдавленно вскрикнула:

— О боже!

Лия снова повернулась к палате Эгги и прижала ладонь к губам: лицо Диего прямо у нее на глазах стало деформироваться. Оно расширялось. Оно вытягивалось, утрачивая человеческие черты. И через несколько мгновений на мужских плечах утвердилась голова пумы. Словно зачарованная, женщина наблюдала, как Диего подается телом вперед, широко — шире, нежели возможно для исполинской кошки, — раскрывая пасть. Лие припомнились сказанные пару минут назад Морагу слова: «У него громкий голос».

Писательница приготовилась услышать чудовищный рев, однако в какой-то момент голова Диего начала исчезать, словно старик сунул ее во что-то, чего ей не дано было видеть. Вслед за головой пропали и плечи. Где-то рядом, ощутила Лия, отпрянул от смотрового окошка доктор. Вполне понятная реакция, подумалось ей, учитывая, что ноги у нее самой так и подкашивались.

И снова в памяти всплыли слова шамана: «Он собирается позвать ее дух обратно».

Вот куда делась голова Диего. Он наполовину скрылся в ином мире и теперь зовет Эгги.

— Понимаете, — донесся до нее голос Морагу, пытающегося где-то за ее спиной просветить врача, — не все происходит так, как вас учили в медицинском институте.

— Я… я…

— Не волнуйтесь, доктор. Мы очень хотим помочь вашей пациентке. Как и вы, мы печемся только о ее благе.

Лия прильнула к смотровому окошку. Ей оставалось лишь гадать, в каком именно мире находится голова Диего, однако большая часть его тела по-прежнему оставалась видимой.

Вдруг она заметила, что пальцы Эгги начали подергиваться.

— Ты видела? — прошептала Мариса, еще сильнее вцепившись ей в плечо.

Писательница кивнула и перевела взгляд за окно. Вороны на карнизе — числом, пожалуй, штук семь-восемь — пристально всматривались внутрь палаты. За ними парили, словно дожидаясь своей очереди занять место на наблюдательном пункте, еще несколько птиц, периодически появляясь и исчезая из виду.

— Наши братья переживают так же сильно, как и мы, — послышался чей-то незнакомый голос.

Женщины обернулись: перед ними стоял один из черноволосых парней. Лия поморгала от удивления, покосилась на ворон за окном, затем снова взглянула на незнакомца. По спине у нее пробежал холодок. С чего бы? Парень-то симпатичный. Впрочем, «эффектный» для его описания подходило больше. Угловатые черты темного лица, несколько длинноватый нос, выступающие скулы. Кожа у него, как и у его товарищей, оставшихся в коридоре, была значительно темнее, нежели у Морагу. Эх, где бы разжиться вот такими густыми, черными и блестящими волосами?

Парень протянул руку Марисе.

— Меня зовут Гонсало, и я хочу поблагодарить вас за заботу о нашем друге, — взгляд его переместился на Лию. Он улыбнулся, но лишь губами — в глазах его застыла тревога.

Мариса стиснула ладонь Гонсало.

— Вы сказали «братья»… — начала она, но вдруг замялась.

Лия поняла, что хотела спросить подруга, поскольку у нее возник тот же самый вопрос.

Гонсало кивнул:

— Мы все корба из Желтого каньона — и крылатые, и пятипалые. Вороньи братцы.

Сохранять хотя бы видимость спокойствия, слушая пояснения черноволосого парня и глядя на наполовину исчезнувшего неизвестно где старика в палате Эгги, Лие было невероятно трудно. Хотелось закричать…

— У него получится позвать ее обратно? — Мариса внимательно посмотрела на Гонсало.

— Не знаю, — пожал плечами вороний братец. Какое-то время он молчал, разглядывая подруг, затем поинтересовался: — Откуда вы знаете Эгги?

— По правде говоря, мы ее толком и не знаем, — ответила Мариса. — Но мы были рядом, когда ее ранили, и она… Она из тех людей, к которым привязываешься сразу, едва успев познакомиться. И потом думаешь, что знал их всегда.

— Вы мне нравитесь, — снова улыбнулся Гонсало.

Уловив какое-то движение в палате, Лия прильнула к смотровому окошку.

— Что-то происходит, — прошептала она.

Положение Диего никак не изменилось, зато тело Эгги, недвижно лежавшее на койке с минуту назад, теперь парило в воздухе в десятке сантиметров над матрацем. В свое время Лия посвятила несчетное количество ночей фильмам об одержимости и экзорцизме и отлично помнила, что согласно жанру, все самое страшное начинается после воспарения над кроватью.

С каким-то нездоровым восхищением писательница наблюдала, как тело Эгги продолжает подниматься над больничным ложем. А затем оно начало крутиться вокруг своей оси.

— Капельница! — закричала Лия.

И не только капельница, но еще и кислородная трубка, и бог знает сколько датчиков, отслеживающих жизнедеятельность раненой.

Протолкнувшись мимо Морагу, она распахнула дверь и метнулась в палату.

— Стой! — заорал шаман.

Но Лия и не думала его слушать. Времени практически не оставалось.

Она вскочила на кровать и крепко обхватила Эгги за ноги. Вращение ей остановить удалось, но на этом все и закончилось — тело художницы упорно продолжало подниматься к потолку, несмотря на отчаянные усилия Лии.

— Убирайся оттуда! — донесся до нее крик Морагу — шаман одним прыжком оказался примерно на полпути между дверью и кроватью.

А затем перед глазами Лии все поплыло, искажаясь самым невероятным образом: ноги, голова и руки Морагу стали вытягиваться, становясь все длиннее и тоньше, а его торс раздался в стороны, словно накачанный автомобильным насосом воздушный шар. Казалось, она смотрит на отражение шамана в кривом зеркале. Морагу протянул к Лие жуткую бескостную ручищу, изгибающуюся и колышущуюся, как резиновый шланг, а потом в глазах у нее потемнело. Заболели, как при резком перепаде давления, уши.

И Лия начала падать.

Падать.

Падать.

Оставаясь в сознании, но при этом совершенно ничего не чувствуя.

Ей очень хотелось отключиться.

Укрыться в черноте беспамятства.

Но она продолжала падать.