23

– Ты, главное, представь себе такую картину. За неделю этого пустоголового специально пригласили, а он мало того, что не пришел, не предупредил – ну понятно – служба, да еще появился тут, как прыщ, голый…

– То есть как голый? Совсем? – перепугался Колька.

– По пояс, – успокоила Оля, но твердо заявила, что все равно голый.

– И, главное, с этой их, новенькой. Майка разорвана, сам как из клозета вылез, несет от него навозом и спиртягой.

Колька попытался воззвать к совести:

– Оль, воля твоя, но ты городишь.

– Я горожу?! – возмутилась она.

– Не пьет Палыч.

– Я вру, по-твоему?

– Нет, но…

Оля дернула подбородком, отрыла рот. Закрыла. Замкнулась в молчании, гордясь своей сдержанностью. В гробовой тишине они прошли еще пару кварталов, потом она решительно развернулась и, фыркнув, последовала в сторону дома.

Колька шел рядом, терпеливо ждал: рано или поздно пояснения последуют – или в форме тихого дружелюбного разговора, или в форме гневной отповеди. Вышло второе:

– Ты готов выгораживать того, кто тебе лично симпатичен, и плевать хотел на мое мнение! И, несмотря ни на что, будешь до последнего отрицать очевидное: непорядочность того, кого ты лично считаешь порядочным!

Колька молчал, вздыхал, пытаясь смирением и кротостью утихомирить этот вулкан, но она завелась надолго.

«Да-а, как это, оказывается, у них, – размышлял он, слушая вполуха, – все помнит. Станет ли нормальный человек поминать то, за что простил месяц назад? Это я полгода назад обмишулился. А тут, извини, оба виноваты, сама собиралась битый час с хвостом… вот, говорят, порядочные девушки не красят губы и ногти, одеваются скромно, сколько же, любопытно было бы узнать, собираются непорядочные? Ох, ну будет ли у нее сегодня дно?..»

Мысли его утекли в сторону: «Вот, даже Сонька, мелочь, от горшка два вершка, и та считает, что можно ругаться на взрослого только потому, что это мужик. И регулярный профессор бежит от нее, подбирая тапки. Не ценят они нас. Не многовато ли им дали свободы?»

Не додумав опасную мысль, Колька опомнился, немедленно прекратил – и с удивлением обнаружил две вещи. Во-первых, они как-то очень быстро дошли до дома – оказывается, если идти прямиком, а не гулять, не любезничать, а ругаться или спорить, то до Олиного дома – рукой подать. Во-вторых, на лавочке, что за палисадником перед двором, покуривает Акимов, и все неуловимо свидетельствует о том, что его разговор с Гладковой-старшей уже завершился. Вздернув нос еще выше – хотя, казалось бы, куда же еще, – Оля павой проплыла мимо, не сказав лейтенанту ни слова, и исчезла в подъезде.

Колька молча присел на лавочку. Акимов кивнул и непонятно к чему констатировал:

– Вот так вот.

– Да.

– Тоже пропесочили?

Колька неопределенно хмыкнул.

– Вообще я до бати твоего ходил, – вдруг сообщил Акимов, смутившись, – только дверь никто не открыл. Ясное дело, отсыпается с ночной.

Парень стал чернее тучи. «Повестку» сорокинскую он отцу передал, тот как-то приободрился, по всему видать, увидел светлую изнанку тучи. Какое-то время ходил сияющий, тихий, торжественный, о чем-то они с матерью шептались за шкафом. Торжественно были выглажены свежая рубашка, костюм… Но потом – очередная смена, по всей видимости, с задушевными разговорами «прощенного» и, конечно, возлияниями. И пошло-поехало: с каждой сменой все больше и больше, трезвым теперь отец бывал крайне редко…

– Чего там, Сергей Палыч, я вам детсадовский, что ли? Так и говорите – бухой папаша.

– Грубо, Николай, разве так можно? Короче, Сорокин приглашал его как-то, но он, видать, в дурь попер, так что я тебе передаю.

– Что? – насторожился Колька.

– Да я и сам толком не понял. Сорокин говорит: приводом этого дурня… ну, извини, в точности воспроизвожу. Приводом, говорит, не притащишь, жалоб нет, тихо себя ведет, но документы-то заполнять он должен.

– Какие документы?

– Не знаю, надо у Николаича спрашивать. Заявления, прошения, ходатайства – не ведаю. Ты тогда уже, когда будет уместно, до родителя донеси. Отчаяние-то водочкой не лечится, да и здоровье у него не то. Поговори с отцом, слышишь?

Колька тотчас перевел на другое:

– Сергей Палыч, а чего с черепушкой-то, которую я давеча припер? Неясно?

– Николай, ты знаешь, что такое тайна следствия? – внушительно уточнил Акимов.

– Да знаю уж, – буркнул в ответ Колька.

– А знаешь, так и не спрашивай лишнего. Работаем. Своими делами занимайся вот…