Пару дней спустя Броуди объявился на пороге черного входа магазинчика Моджи. Не с пустыми руками. По телу пробежала дрожь, в сознании вспыхнул проблеск воспоминания, и свело живот. Он закрыл глаза и сосредоточился на чем-то вещественном — картонной коробке в его руках, весе ее содержимого. Вдох, выдох — и можно снова открыть глаза.

Ладно. Нужно это сделать. Перед ним была конкретная возможность опробовать на практике все то, над чем до этого момента он работал наедине с собой. Фундамент был заложен: спорт, правильное питание, здоровый сон. Приемы, с которыми его познакомил Ибрагим, отрепетированы. И они оба условились, что следующим шагом станет применение их в реальной жизни, однако ждать, пока на его дом набредет еще одна пара путешественников, — не вариант.

Набор отобранных ими техник был довольно прост. Первой было дыхание, второй — счет. В последнее время он много в этом практиковался — считал птиц, деревья, облака. Он даже мысленно готовился к нахождению в городе, добавляя к перечисленному машины определенных расцветок или конкретные породы собак — что угодно, лишь бы отвлечься от нарастающего физического дискомфорта. Чем больше внимания он ему уделял, тем больше была вероятность очередного приступа.

Третья техника показалась ему сложнее в исполнении, но Ибрагим предложил приберечь ее про запас, как крайнюю меру. Она предполагала выход за пределы личности, за пределы его симптомов, и анализ паники как чего-то внешнего, не того, что происходит с ним здесь и сейчас.

Магазинчик Моджи представлял собой отличную площадку для старта — отчасти потому, что однажды это место доставило ему неприятности, отчасти потому, что присутствие Моджи могло бы помочь, но главным образом потому, что последнее время он днями напролет работал над деревянными куклами. Что-то подталкивало его, какой-то утраченный творческий порыв.

Итак. Он взял коробку в одну руку и постучался в стеклянную дверь. Через пару секунд появилась Моджи. Просияв при виде Броуди, она открыла дверь и впустила его внутрь. Он проследовал за ней в недра магазина.

— Чайку? — предложила она, размахивая перед ним пустой кружкой с надписью: «Магазины игрушек созданы ради веселья».

— Не откажусь.

Чай был готов, и Моджи принялась распаковывать коробку. Каждая пирамидка, собачка (в одной из них безошибочно узнавался Льюис) или поезд вызывали восхищенные восклицания и комментарии. Однако, добравшись до дна коробки, она вскрикнула от восторга:

— Ого! Ты сделал ее для меня? — не верила она, доставая элегантного эльфа из пузырчатой пленки. — Она даже лучше, чем первая!

Новый эльф был действительно прекрасен, даже если Броуди сам так сказал. У нее были длинные конечности и слегка вьющиеся локоны. Она небрежно сжимала в руках длинный лук, и в тонких чертах ее лица читались сосредоточенность и решительность.

— И что мне теперь делать? — хохотала Моджи. — Ее мне тоже продавать не хочется!

Броуди улыбнулся, но, когда она потянулась к коробке за последним свертком, он снова посерьезнел. Моджи подняла на него полный недоумения взгляд, на губах застыла улыбка.

— Ты мне две сделал? — не переставая улыбаться, она стала разворачивать защитный пузырчатый пластик.

— О! — воскликнула Моджи, вертя в руках и рассматривая со всех сторон маленькую деревянную фигурку. — А она другая, — снова взглянула она на него.

«Другая, это уж точно», — подумал Броуди. Это была его Не-Эльф. Он снял ее с книжной полки в кабинете. Было, конечно, здорово проводить вечера в ее компании, любуясь, как она сидит напротив, но он подумал, что так будет лучше, пока он окончательно к ней не привязался.

— Ты уверен?.. — начала было Моджи, но в этот момент дверь магазинчика открылась, потревожив стародавний колокольчик.

Броуди застыл. Волосы на его руках и затылке зашевелились. Внутри похолодело, точно несколько кубиков льда провалились в живот и устроили там ледяной вихрь. Он сосредоточился на дыхании: три счета — вдох, три счета — задержка, три счета — выдох. Вот уже не одну неделю он повторял это упражнение по нескольку раз на дню, и теперь ощущение того, как кислород насыщает кровь, пробудило мышечную память, и он вспомнил, что мозг его способен не только на переработку кислорода.

Он перевел глаза на входную дверь, в сторону женщины в мешковатом свитере и джинсах. На него она даже не взглянула — коротко кивнув Моджи, гостья отправилась бродить по секции с книгами.

Паническая атака была тут как тут, но еще не накрыла его с головой, и, если он хотел это предотвратить, стоило найти что-нибудь, что он бы мог посчитать…

Вот только в магазинчике Моджи никак не находилось ничего подходящего. До самых стропил он был забит всевозможными игрушками и утварью, в которых ничего не поддавалось группировке. Никаких терьеров или красных машин. Тем временем женщина подошла ближе — расстояние между ними сократилось до каких-то шести футов.

Ему вдруг стало тесно — и психологически, и физически. Не хватало места, чтобы перенести фокус с крупного плана на панораму и взглянуть на себя со стороны. Дышать стало труднее. Возникло то самое неприятное чувство, будто все вокруг какое-то ненастоящее, — признак того, что он мог вот-вот сорваться с края этого страшного скользкого склона.

Нет. Он закрыл глаза. Нет! Ему вовсе этого не хотелось. Не хотелось провалить свою первую попытку выйти из собственного заточения. Только не теперь, когда было приложено столько усилий. Судорожно копаясь в памяти в поисках чего-нибудь еще, он смог припомнить только одну технику — визуализацию — и был больше чем уверен, что она не сработает.

Когда-то у него было такое особое, укромное место, наподобие того, что Ибрагим предлагал ему создавать в его воображении, место, в котором он всегда ощущал себя полным жизни и в безопасности, но теперь оно исчезло. Его сровняли с землей. Он пробовал возвращаться туда с помощью Ибрагима, но в реальности все оказалось плачевнее, чем в его воспоминаниях: голые деревья и выжженная земля. Впрочем, что-то он все же еще узнавал. Он подумал, что если бы захотел, то мог бы гулять по этому некогда чудесному лугу, уходящему в небольшую рощицу, но воздух был пропитан страхом, потому что он знал, что ожидает его в конце пути.

Пруд. Он даже думать не мог о том пруде. Поэтому он просто убежал, запер калитку своего воображения, ведущую туда. И зарыл ключи.

Женщина подошла задать Моджи какой-то вопрос. Но Броуди его не слышал. Казалось, она говорит откуда-то из-под воды. Моджи положила деревянную фигурку на стойку и пошла помочь женщине найти какую-то конкретную книгу, которую та искала.

Его Не-Эльф.

Анна.

Он подумал об Анне. О фотографии в его телефоне, о выражении ее глаз — таком пытливом и в то же время открытом. Тот кадр был сделан на улице. На заднем плане виднелся какой-то лесок. Он представил, как бы она смотрелась где-нибудь еще на фоне леса — на его террасе с видом на сад, сидящая за небольшим столиком. На ней был серый шарф и сиреневая шапочка с цветком, как и на той фотографии. Дыхание ее парило ввысь чистыми белыми облачками, она глядела вдаль. Он как будто понял, что она кого-то высматривала, ждала, — и вдруг обернулась и улыбнулась ему.

Сердцебиение его замедлилось, переходя на твердый размеренный ритм.

Пусть на том фото она и не улыбалась, его воображение ясно рисовало эту картину: вот, чуть дрогнув, уголки ее губ поползли вверх — это казалось таким настоящим, таким искренним. Она смотрела на него, а за ее головой всходило солнце. Его бледно-золотые лучи заставляли иней искриться на скрученной, засохшей глицинии, которая цеплялась за стену дома.

— Броуди, ты в порядке?

Обернувшись, он встретил взгляд Моджи. Магазин уже опустел — только в ушах еще стояло звонкое эхо колокольчика. Броуди дышал медленно и методично, где-то в подсознании все еще продолжая отсчитывать: «Раз, два, три…», хоть мысли его уже успели уплыть прочь.

— Да, — отозвался он, и легкая тень улыбки тронула его губы. — Да, думаю, в порядке.

Моджи взглянула на Не-Эльфа. Броуди крепко держал фигурку в руках.

— Ты уверен, что в коробке она не случайно? — решила уточнить Моджи. — То есть я ее, конечно, приму. Она чудесная. Но она отличается от всего, что ты мне приносишь.

— Да, — ответил он, жадно разглядывая решительный подбородок и задумчивые глаза, — ты права. Я ошибся. Она не должна была оказаться здесь.