Броуди проснулся, ощущая необыкновенный прилив сил. Впервые за многие годы он проспал всю ночь, не ворочался и не вылеживал по несколько часов, бесцельно глядя в потолок и дожидаясь рассвета. Возможно, это было как-то связано с телефоном на прикроватном столике. Он так и уснул под звуки сонного дыхания Анны.

Напугав Льюиса, он буквально выпрыгнул из постели, полный решимости отправиться на супердлинную пробежку. Но, начав одеваться, понял, что ему нужна вовсе не пробежка, а кое-что другое.

Это странное зудящее ощущение так и рвалось наружу, но интуиция подсказывала ему, что бег здесь не поможет. Оно останется, даже когда он вернется с ноющими мышцами, весь влажный от пота. Но ему определенно требовалось что-нибудь предпринять, чтобы его высвободить. Не потому, что оно было каким-то дурным, но потому, что так было нужно.

Вот почему после крепкого кофе и дымящейся тарелки каши он оказался за своим рабочим столом. Сердце его отчаянно металось — как и всегда, когда он сидел здесь в эти дни, но сейчас к прежним чувствами добавилось что-то еще. Теперь уже не один только страх подгонял его пульс; его дополняло нечто новое.

Вопреки обыкновению, он не потянулся за ручкой и бумагой, а открыл ящик и достал ноутбук. Сколько же он там пролежал? Четыре года? Пять? Он даже засомневался, заработает ли устройство после такого перерыва, но, стоило подключить его к розетке и активировать, оно ожило. Было что-то умиротворяющее в возникшей на экране знакомой картинке обоев.

Поначалу он избегал такого метода ведения записей — уж очень мудрено — и всякий раз возвращался к ручке и бумаге, что в каком-то смысле помогало работе фантазии, но со временем это тоже перестало работать. С замиранием сердца он щелкнул по иконке своей любимой программы для письма.

Новый файл. Новый документ. Новая жизнь. Он уставился на белый прямоугольник на экране, зависший перед ним в ожидании букв и слов, предложений и параграфов. Но этот белый цвет больше не символизировал непроглядный туман — как он и надеялся, мгла стала проясняться. И вот он уже мог различить перед собой фигуру ребенка, девочку, — она поставила руки на бедра и дерзко подняла подбородок.

Он закрыл глаза, чтобы прогнать видение, и заерзал в кресле, готовясь встать, но только он уперся ногами в пол и подался вперед, как что-то привлекло его внимание. Это был тот самый эльф. Точнее тот самый Не-Эльф, как он мысленно начинал ее величать. Взгляд фигурки был обращен куда-то вдаль, за него, но тут — она словно что-то ему шепнула — Броуди снова уселся в кресло, положил руки на клавиатуру и его пальцы забегали по кнопкам.

Спустя полчаса он уже вовсю трудился над текстом, из которого мог выйти небольшой рассказ, а может, и новелла. Материал был сыроват. У него даже не возникло никакого плана — он лишь превращал в текст то, что рисовало ему сознание, все, что выглядывало из тумана. История начиналась с Не-Эльфа, сидевшей на лесной опушке. Тепло солнечных лучей заботливо ласкало ее плечи, дышавшая прохладой зелень была щедро усыпана маргаритками. Он подробно описал свою героиню, а затем ее пробуждение от глубокого сна. Без сновидений. И без поцелуя. Без принца или еще кого-нибудь, пришедшего спасти ее просто потому, что она была готова.

Он остановился, пальцы его зависли над клавиатурой — подступал новый поток видений. Он продолжил печатать. Вот она потянулась, разминая затекшие, ставшие будто чужими за долгое время мышцы, потопталась на месте, точно новорожденный жеребенок. Но, когда она наконец распрямилась в полный рост, случилось что-то невероятное — ее наполнила сила, подсказавшая ей цель. Обернувшись, она взглянула на тропку меж деревьев, уводящую куда-то во тьму и неизвестность. Она собиралась куда-то отправиться, покинуть свою сонную лесную опушку.

Броуди оторвал руки от клавиш и рывком отстранился от стола. Предложение обрывалось посередине, однако придвигать кресло обратно и дописывать его он не желал. Он не желал знать, куда эта девушка — вовсе не эльф — собиралась отправиться.

Он крутанулся на стуле и встал. Пора было сделать перерыв на чай. Ни к чему было так уж себя заставлять, рискуя снова уйти в затворничество. Кроме того, всегда лучше оставить главу или сцену неоконченной. Тогда в следующий раз, садясь писать, не приходится начинать с пустого листа. Он множество раз обращался к этому приему, пока это было его карьерой. Так что беспокоиться не о чем. Завтра он просто подхватит мысль и продолжит дальше.

Пытаясь вести себя как ни в чем не бывало — даже перед самим собой, — усилием воли он сумел убедить себя не встречаться глазами с маленькой деревянной женщиной на другом конце комнаты, развернулся и вышел из кабинета.