Надзиратель провел Шамана по узкому каменному коридору, стены которого были выкрашены в яркий темно-синий цвет. Ничего радужного, такого, что могло бы порадовать глаз. На заключенных этот колер действовал угнетающе, но персонал, ко всему привыкший, ничего даже не замечал.

– К стене! – распорядился надзиратель.

Шаман привычно ткнулся лбом в шероховатую поверхность.

Надзиратель звякнул связкой ключей, открыл дверь камеры и заявил:

– Проходи.

Яков отлепился от стены, сделал два небольших шага, увидел какого-то арестанта в углу крошечного помещения, с недоумением застыл у входа и заявил:

– Начальник, что за дела? У меня должна быть отдельная камера.

– А может, тебе еще и люкс в «Метрополе» заказать? – осведомился надзиратель. – У нас в Перми таких героев, как ты, полно! Одиночек на всех смертников не хватает. Скажи спасибо, что у тебя хоть один сосед, другие и вовсе в переполненных хатах парятся, пока к стенке не встанут.

– Все мы один раз умираем, – сказал Шаман. – Мне подготовиться нужно.

– Помолиться, что ли? – спросил надзиратель.

– А хоть бы и помолиться.

– Чего же ты раньше о душе не думал, когда убивал? Глядишь, и грешил бы меньше. Зато теперь будет перед кем исповедаться. Пошел! Или тебя вне очереди к стенке отправить, чтобы ты тут права не качал?

Шаман тяжело шагнул в камеру. За спиной у него гулко стукнула дверь.

– Будем знакомы, погоняло Шаман. По жизни бродяга, в прошлой жизни был Яков Шамардов, – представился смертник.

– Игнат Коваленков. Погоняло Коваль. Слышал я о тебе.

– Не сомневаюсь, – заявил Шаман. – Я человек известный. Про меня многие слышали. Ты не переживай, я тебя надолго не стесню, может, на день-другой. А потом меня того… к стенке поставят. Они с этим делом не тянут. А тебя за что закрыли?

– Гоп-стоп на мне. Но это еще доказать надо. – Коваль выдержал театральную паузу, которая, по его мнению, должна была подчеркнуть значимость этого момента, и продолжил чуток потише: – Кто мог подтвердить, так того уже и на свете нет. Даже если к хозяину отправят, я долго сидеть не собираюсь. Все равно ноги сделаю! Мне хозяйская пайка не по нутру.

– Отчего так? – спросил Шаман.

– Изжога у меня от нее! – отвечал Коваль.

– Чувствительный, значит?

– Что-то вроде того.

– А я смотрю, ты веселый.

– Есть и такое.

Возникла пауза, каковая нередко повисает в ходе разговора между едва знакомыми людьми. Они вроде бы перекинулись парой фраз, составили первое впечатление друг о друге, выяснили, кто на что горазд. Теперь их взаимный интерес, как это часто случается, угасал. Каждый из них погрузился в собственные невеселые думы. Если ты пребываешь в неволе, то их накапливается очень много.

Якову Шамардову было о чем поразмыслить. Тяжеловатый взгляд вора остановился на Коваленкове. Тот выдержал его не без труда.

У Коваля возникло желание передернуть плечами, но делать этого ни в коем разе не следовало. Шаман почувствует слабость, начнет помыкать. Без этого такие люди, как он, обойтись не могут. Для них противостояние – естественное дело, крови они не боятся: ни своей, ни чужой.

Некоторые из них и вовсе видят свое существование только на самом острие, где жизнь соприкасается со смертью. Они неизменно испытывают себя в каком угодно конфликте, который еще более накаляется после их вмешательства в него. Без этого напряжения они испытывают лишь жуткую скуку.

Рука Коваля невольно потянулась к поясу, где был припрятан остро заточенный длинный гвоздь. Хоть что-то против такого матерого зверя. Он не чувствовал ни ненависти, ни симпатии по отношению к новому соседу. Им руководил всего лишь инстинкт выживания. В трудную минуту Коваленков готов был ударить первым. Пока ничего не происходило, но ему следовало быть подготовленным к самому худшему.

Именно неволя до предела обнажает нутро всякого человека. Промашки, как и малодушия, она не прощает. Оступился разок, а далее дорога поведет тебя только вниз.

Шаман почувствовал состояние сокамерника и усмехнулся. Он умел подчинять себе людей. Тут не всегда следует прибегать к насилию и давлению. Есть немало иных методов воздействия. Одного достаточно похвалить, другого можно купить с потрохами за сладкую басню. Всякий человек, который попадал под влияние Шамардова, в полной мере ощущал на себе гипнотическую силу немигающего взгляда этого бандита. Выдерживали его немногие.

У человека, сидящего перед ним, был настоящий характер. А это уже порода, как тут ни крути. Шаман много повидал и умел понимать людей. Он увидел в сокамернике ту же непримиримость, готовность стоять до конца, что и у себя самого. Банальный гоп-стоп для такого субъекта – баловство, пустячное дело. Парень явно чего-то недоговаривал, без смертоубийства здесь не обошлось.

Да и вряд ли граждане начальники будут подсаживать человека, приговоренного к смерти, к мелкой шпане. Даже у хозяина чтут масти и стараются их не перемешивать.

Шаман одобрительно кивнул и проговорил:

– Расслабься. Вижу, что ты тот самый человек, который мне нужен. – Он возвел глаза к серому тяжелому потолку и продолжил: – Я молился, и боженька меня услышал. Другого шанса у меня не будет. Понимаю, что ты настоящий бродяга, надолго здесь не останешься. Тут такое дело. Ты можешь хорошее бабло поднять и за меня дать ответ. Такая тема тебя интересует?

– Почему нет? Давай перетрем. Говори, в чем тут расклад.

– В Московском угро у меня человечек один был прикормленный. Когда нужно, предупреждал о засаде, мог хорошего купца подсказать, за что свою долю имел. Получал он хорошо, я его не обижал. А тут как-то ювелир один подвернулся, упакованный под самый потолок. Дело казалось мне верным. Я этого ювелира еще через своего опера пробил, и тот подтвердил, что добра там немерено. А когда мы в хату вошли, так нас фараоны сразу за порогом под белы рученьки приняли. – Лицо Шамана помрачнело, на какое-то мгновение он вновь пережил недавнее событие.

Ведь можно было бы сыграть по-другому, быть предусмотрительным по-настоящему, тогда и рога не намочил бы.

– Вот только когда менты стали цацки складывать, то одного колье недосчитались. Императрица какая-то на своей белой шейке его носила. Это колье взял тот самый опер.

– Ты уверен?

– Я сам видел, как он в комнату заскочил, где драгоценности лежали. Взять его недолго было, сунул в карман и дальше потопал. Фараоны там же пытались разобраться, кто это колье прибрал. Заподозрили они прикормленного опера, вот только прямых доказательств против него у них не было. Склизкий оказался тип, выскользнул из рук как угорь.

– Сколько может стоить это колье?

– Там одних только брюликов на сотни тысяч рублей будет! Добавь к этой сумме еще и золотую оправу. Тебе и бабе твоей до конца жизни хватит. Ну как, подпишешься под это дело?

– Если на кону такой пирог, то почему бы и не попробовать? Как звать этого мента?

– Глеб Серебряков. Фамилия нетрудная. – Шаман усмехнулся и добавил: – Драгоценная. Ты ее запросто запомнишь.

– Уже запомнил, – отвечал Коваль.

– Это еще не все. Грохнуть его нужно!

Коваль внимательно посмотрел на Шамана и четко произнес:

– Не в моих правилах свидетелей оставлять.

Яков широко улыбнулся.

– Вижу, что я в тебе не ошибся. Хочу, чтобы он помучился, чтобы ты его не сразу порешил, а кишки на кулак намотал. Растолкуй ему, за что из него жилы вытягивают, пусть поймет, что не прав был. Пусть в его глазах страх застынет! А когда порешишь, оставь там две карты: пикового туза и бубнового. Пусть блатные поймут, за что его уделали. Сумеешь?

– Заметано! – пообещал Коваль.

Шамана увезли на третий день. Ранним утром за ворота заехала грузовая машина с глухой будкой на месте кузова, протарахтела по двору и остановилась. Караул загнал в нее сокамерника Коваля вместе с десятком других заключенных. С металлическим дребезжанием грохнула закрываемая дверца, громко заревел двигатель, и машина выкатилась с тюремного двора.

Назад Шаман не вернулся. Наверняка его пустили в расход в тот же день. Обычно с такими делами в тюрьмах не тянут.

Это был третий смертник, с которым Коваленков чалился за последний месяц. Первые двое пробыли с ним десять дней. Срок непродолжительный, по местным меркам даже ничтожный, но даже он сумел вселить в этих сидельцев крохотную надежду на спасение.

Одним из этих смертников был сумрачный военный, обвиненный в шпионаже. Он неожиданно уверовал в свое спасение, даже как-то подобрел лицом и бесконечно рассказывал о своей сытой довоенной жизни.

А вот второй сиделец, дядька интеллигентного вида с добрым задумчивым взглядом, на деле оказался самым настоящим маньяком.

Он бесконечно терзал Коваля одним и тем же вопросом:

– А вдруг помилуют?

Игнат Коваленков вконец устал от назойливости соседа, нащупал гвоздь, припрятанный в кармане, и сказал так, как оно и было:

– Кранты тебе, дядька, при любом раскладе! Если сейчас к стенке не поставят, так уркаганы все равно тебя пришьет. Не любят на зоне таких.

Интеллигентный сокамерник как-то сразу поник и более расспросами не донимал.

Смерть обстреливала Игната то справа, то слева. Он отчетливо осознавал, что в следующий раз она может и не промахнуться, ударить точно по нему.

Кроме грабежей, где против Коваля имелись серьезные обоснования, следаки инкриминировали ему еще три убийства, случившиеся месяцем ранее. Прямых доказательств его вины у них не существовало, были только косвенные улики. Но Коваленков не исключал вероятности, что кто-то из случайных свидетелей мог увидеть его на месте преступления.

Он старался обезопасить себя со всех сторон, отправлял малявы на волю надежным людям, которые могли бы подтвердить его алиби. Но такие доказательства были хлипкими и крайне ненадежными. Опытный следователь обязательно уловит в их показаниях противоречия. И тогда за него возьмутся по-настоящему, очень крепко.

Когда Шаман не вернулся, Коваль твердо решил, что не следует более искушать судьбу. Нужно делать ноги из каземата.

На первое время после побега место для лежки можно будет отыскать. Но вот для того, чтобы осесть поосновательнее и обзавестись надежными документами, потребуются серьезные вложения.

Хорошего купца отыскать всегда трудно. Наколка Шамана окажется весьма кстати. По его заверениям, при продаже колье денег хватит на десяток лет безбедной жизни. На большее время ему и не нужно. Еще неизвестно, что может произойти завтра. Жизнь – хороший советчик. Она непременно подскажет, как поступать дальше.

Просто так, нахрапом в дом адвоката не заявишься. Для начала следует узнать, где у него запрятаны деньги и брюлики. Он наверняка спрятал это добро в какое-то надежное место.

Самое разумное – заслать в дом Серебрякова человека, который сумел бы узнать, где тот припрятал драгоценности. Лучше всего для такой щекотливой роли подойдет сестра. Умна, артистична, фигурой и лицом бог тоже не обидел.

В недавние времена Дарья без труда разводила самого прожженного и недоверчивого субъекта. Она прикидывалась ласковой, доброй, неискушенной девочкой, именно таковой, на каких западает большинство мужчин, и те безо всякой опаски выкладывали ей все свои тайны.

Необходимо написать сестре, чтобы приехала в Пермь как можно быстрее, пока его не перевели в другое место, а то и в крытку могут запереть! Вот тогда со свиданиями возникнут проблемы. На это у граждан начальников имеются серьезные основания. Все-таки он сидит не за кражу кошелька, а за особо серьезные преступления.

Дарье придется проявить немалую смекалку. Просто так свидания особо опасным преступникам не дают, но она девушка умная, что-нибудь обязательно придумает.

Этим же вечером Игнат Коваленков отписал письмо сестре, проживавшей у тетки в Чехове. Он сообщил ей, что нуждается в помощи, и попросил ее немедленно приехать в Пермь.