Глава 14
Пропавшее колье
Наступила полночь. В душе Рогова гнездилась гнетущая тревога. А вдруг он что-то не рассчитал? А если Шаман почувствовал опасность и избавился от Кобзаря? Такой матерый зверь свидетелей не оставляет. А что будет, если информация о предстоящей операции просочилась из управления и Шаман уже покинул Москву?
Причин для беспокойства было немало. Оперативники опасались навлечь на себя гнев начальства, оставались на своих местах и с нетерпением дожидались начала операции. Окулов неустанно изображал ювелира, занятого любимой работой, и что-то тихонько напевал себе под нос.
Майору следовало проверить, как обстоят дела на улице. Так ли хорошо запрятались его люди, как им было велено? Шамана может спугнуть любая случайность, а оплошности Рогову никто не простит.
– Остаешься за старшего, – сказал он Серебрякову.
– Товарищ майор, мне бы отлучиться на полчасика. Тут рядом мой дядя проживает. Нужно…
– Никаких отлучек! – прорычал Рогов и строго посмотрел на Серебрякова. – Все должны находиться на своих местах. С тебя первого спрошу!
– Есть! Не будет никаких отлучек! – энергично ответил Серебряков.
Майор Рогов спустился по высокому крыльцу в ночь. Доски, устилавшие крыльцо, активно нарушали тишину, на все лады поскрипывали под тяжелыми майорскими каблуками. Он обогнул палисадник и направился к дощатому сараю, притулившемуся к высокому забору, который буквально сливался во мраке с деревьями, стоявшими рядом. Дверь сарая была приоткрыта. Его нутро выглядело таким же мрачным и черным, как навалившееся на землю небо. Однако через эту самую дверь хорошо был виден вход в дом, что позволяло оперативникам всецело контролировать ситуацию.
Рогов скорее почувствовал, чем распознал в темноте фигуры людей и негромко произнес прямо в черный распахнувший зев сарая:
– Как у вас?
Где-то у самой дальней стенки сгустившаяся чернота как-то колыхнулась. В ней обозначились едва заметные очертания старшего лейтенанта Полуянова.
– Все в порядке, товарищ майор, – ответил он.
– Будьте начеку! – сказал Рогов не потому, что не доверял.
Так было положено. Пусть люди не расслабляются и знают, что враг им противостоит серьезный. Рассчитывать на его оплошность – дело неблагодарное.
– Никуда они от нас не денутся. Мы настроены серьезно.
Полуянов, стоявший в глубине сарая, оставался почти невидимым. Лицо его представляло собой одно сплошное темное пятно без признаков индивидуальности, но голос звучал с осознанием всей серьезности момента. На этого парня можно было положиться.
Майор Рогов хотел что-то добавить к сказанному, как-то приободрить подчиненных, но раздумал. Он понимал, что любые его слова сейчас прозвучат поучительно, с некоторыми нотками недоверия, а этого старший лейтенант Полуянов не заслуживал. Требовательный к окружающим, с себя он спрашивал еще строже. Этот парень в лепешку расшибется, но поставленную задачу выполнит.
Майор не сказал более ни слова, зашагал в противоположную сторону, к небольшой деревянной будке, в которой дворник держал свой нехитрый инвентарь. В ней находились еще трое оперативников. Дверь, смотревшая прямо на дом, оставалась слегка приоткрытой.
Рогов остановился у проема и спросил:
– Никто не подходил?
– Никак нет, товарищ майор, – услышал он голос младшего лейтенанта Трубачева.
– Будьте повнимательнее. Наши клиенты скоро должны подойти, – произнес Рогов и, не дожидаясь ответа, заторопился в дом.
Волнение его помалу улетучилось. На смену ему пришло напряжение, желание действовать. Весьма знакомое чувство по прошлым делам.
Майор поднялся на крыльцо. Доски, ждавшие его появления, пропели нечто похожее на мелодию из «Проводов масленицы» Римского-Корсакова. Дверь скрипнула заключительным аккордом и впустила его внутрь.
Курить ему хотелось невероятно. Но на время операции это удовольствие было под строжайшим запретом. Одна случайная искра могла спалить все дело. Да и расхолаживаться никоим образом не следовало. Требовалась полнейшая концентрация.
Майор стоял у окна, посматривал на улицу, ожидал появления Шамана и его свиты. Что-то этот уголовник припозднился, уж не раздумал ли? От вынужденного бездействия Рогов изучал двор. Теперь каждый бугорок представлялся ему едва ли не родным. Он пересчитал даже все планки на штакетнике, а Шаман появляться не спешил.
Наконец-то Рогов услышал за окном похрустывание гравия под чьей-то размеренной поступью. Он слегка отодвинул занавеску и даже не удивился, когда узрел, что к дому подходят четверо мужчин. В последнем из них по слегка ссутулившейся долговязой фигуре майор узнал Кобзаря.
Он вышел из комнаты и сказал:
– Подходят. Берем, когда они войдут в дом. Всем по местам! – Майор замолчал, вытащил из кобуры пистолет, застыл за косяком и принялся наблюдать за входной дверью.
Послышалось нерешительное топтание на пороге. Затем как-то вдруг все стихло и переросло в затяжную паузу. Неужели бандиты почувствовали опасность и ушли?
Но уже в следующую секунду Александр Федорович услышал, как между косяком и дверью кто-то из дорогих гостей просовывает лом. Раздался негромкий характерный треск расщепленной доски. Дверь будто бы перепугалась насилия, запросила пощады, тихонько заскрипела, затем с громким шумом открылась настежь.
В коридор стремительно ворвались трое мужчин. Раздался сильный удар. Кто-то мешком упал на пол.
Рогов, напрягая легкие, закричал:
– Всем стоять! Милиция! Будем стрелять!
В ответ раздались грубые ругательства и проклятия.
Чей-то сдавленный голос кое-как сумел выдавить:
– Фараоны!
Свет вспыхнул неожиданно и очень ярко. Рогов увидел Шамана, лежащего на полу. На него взгромоздился стокилограммовый Головин, уперся коленом ему в шею и заломил руки за спину. Действовал он проворно и быстро, не обращая никакого внимания на трещавшие суставы. Звонко щелкнули наручники.
– Теперь он никуда не денется!
– Фараоны! Твари! – орал Калаш, пытаясь вырваться.
Но один из оперативников уселся на его ноги и крепко удерживал тело. Другой перехватил руками шею и лишил бандита возможности даже пошевелиться. Третий, пренебрегая его стонами, крепко завязывал ему руки за спиной.
Более других доставалось Авдею, попытавшемуся выбежать из дома, как только включился свет. Ему не повезло. Он натолкнулся на Кобзаря, шедшего позади, который без особых раздумий крепко приложился рукоятью пистолета прямо ему по лбу. Связанный уголовник лежал на спине и никак не мог прийти в себя.
– Крепко ты его, – посетовал Головин. – Не помер бы.
– А хоть и помрет, не велика потеря, – высказался майор Рогов.
Бандит негромко застонал и открыл глаза.
– Эти твари живучие, – заметил Трубачев.
– Поглядим. Мы это можем исправить. Давайте, ребята, поднимайте его. Всех в ту комнату. Нам нужно обыск провести. Найдите понятых.
Оперативники подхватили бандитов под руки, приволокли в соседнюю комнату и рассадили по углам.
– Вот мы и встретились, гражданин Шамардов, – сказал Рогов и посмотрел на ухмыляющегося Шамана. – Долго мне пришлось за тобой бегать.
– Перехитрил ты меня, начальник, – заявил Шаман, сплюнул на пол кровь с разбитой губы и злобно оскалился. – Твоя взяла. – Он посмотрел на Кобзаря, стоявшего в дверях, и процедил: – Значит, ты стукачок ментовский. Как же я тебя, мусора поганого, сразу не раскусил, – посетовал он. – У меня ведь на вас особый нюх. Если бы знал, так ты у меня и дня не протянул бы. Еще поквитаемся, гадом буду!
Майор Рогов пододвинул к себе стул, в упор посмотрел на арестанта и проговорил:
– Шаман, ты зубами-то не щелкай. А то я тебе последние вырву. Давай-ка рассказывай, что ты здесь собирался делать?
– За папиросами сюда пришел. Курить захотелось, – с усмешкой ответил Шаман.
– Товарищ майор, разрешите мне. Он со мной посговорчивее будет, – вмешался Головин.
– Не кипятись, – одернул его Рогов. – Он сам все расскажет, если не хочет, чтобы его к стенке поставили.
– Ты мне, начальник, не втюхивай туфту! Знаю свои расклады. Деревянный макинтош меня ждет. А ты мне тут рамсы красивые расписываешь.
– Нам и так все известно, Шаман.
– А если известно, тогда чего ты соловьем поешь?
Громко топая массивными каблуками по деревянному полу, в комнату вошел Окулов.
– Ну-ка, потеснитесь, – заявил он и протиснулся между оперативниками, сгрудившимися у входа в комнату.
Этот огромный, очень высокий человек с неподдельным интересом рассматривал бандитов, сидящих на стульях.
– Вот, значит, вы какие. А знаете, я вас именно такими и представлял. Надо же, какие типажи! Дивная фактура!
– Этот шут и есть ваш ювелир? – осведомился Шаман.
– Позвольте представиться, заслуженный в полном смысле этого слова артист Московского художественного театра Никанор Окулов, он же ювелир.
– По полной развели! – посетовал Шаман. – Как каких-то фраеров. Сказал бы мне кто, что я так лоханусь, так в жизни не поверил бы! А я ведь и в самом деле этого клоуна за ювелира принял.
– Значит, говорить не будем? – осведомился майор Рогов.
– Начальник, мне это без надобности, – равнодушно отвечал Шаман. – У меня билет в один конец.
– Ты можешь попробовать. У тебя есть шанс.
– Теперь он мне без надобности. Я хорошо пожил, начальник, так, что тебе и не снилось. И жратва у меня на столе была, и баб хватало. Никогда себе ни в чем не отказывал. Мне и желать-то больше нечего.
– Обыскали вы их? – спросил майор кого-то из подчиненных.
– Так точно! У каждого по револьверу было, – ответил тот.
– Соберите все эти брюлики, чтобы ни один камушек не потерялся, – строго наказал Рогов. – Я за них головой поручился.
– А не боишься без головы остаться? – неожиданно спросил Шаман.
– Ювелирные изделия на месте? – Майор Рогов повернулся к Никанору Окулову, продолжавшему топтаться в комнате.
На породистом полноватом лице застыла блаженная улыбка.
– А разве может быть иначе? Все на столе, как и полагается. Я получил огромное удовольствие, разглядывая все эти сокровища. Прямо как в Алмазный фонд попал!
– Полуянов, забери драгоценности.
– Есть! – энергично ответил старший лейтенант.
– А вы знаете, я и в самом деле на какое-то время почувствовал себя настоящим ювелиром, – продолжал Окулов, пребывающий в приподнятом настроении. – Особенно мне понравилось колье. Вы сказали, что оно принадлежало императрице Марии Федоровне?
– Точно так, – подтвердил майор Рогов.
– Какая все же тонкая работа! – в восхищении воскликнул Никанор Окулов. – На одном из камушков я насчитал двадцать четыре грани. Все они одинаковых размеров. Но говорят, что граней может быть больше: тридцать шесть и даже семьдесят две. Такое трудно представить. Можно только догадываться, какая была игра света, когда это колье украшало прекрасную шею императрицы.
Вернулся Полуянов. Выглядел он обескураженным.
– Товарищ майор, нет колье.
– Что значит нет? – удивленно произнес майор Рогов. – Ищите! Оно не могло пропасть, было там! Это же вам не коробок спичек.
– Мы уже все обыскали. Я это колье сам видел, оно лежало на столе, а сейчас его там нет.
– Послушай, Никанор, куда колье подевалось? – с заметным раздражением спросил Рогов.
– Не имею чести знать. Когда в дом вламывались преступники, я как раз рассматривал это колье в лупу. А когда вы задержали этих громил, я поднялся и пошел к вам. Колье оставалось лежать на столе. Ведь в доме милиционеры, все под присмотром. Разве можно было предположить, что эта вещь куда-то пропадет при такой охране?
– Пойдем посмотрим. Может, его кто-нибудь смахнул со стола нечаянно, и оно лежит себе где-то в углу.
Шаман неожиданно хмыкнул и заявил:
– Плакало ваше колье. Больше вы его не найдете.
Они прошли в комнату, где каких-то пятнадцать минут назад сидел актер Окулов. Этот человек, всегда уверенный в себе, с проникновенным громким голосом, сейчас выглядел заметно расстроенным, даже ссутулился, чего прежде за ним никогда не замечалось. На столе стояла сумка, в которой лежали ювелирные украшения.
– Где находилось колье? – строго спросил Рогов у актера.
– Вот здесь. – Никанор показал пальцем. – Я его как раз смотрел, перед тем как бандиты взломали дверь.
– Надо поискать по углам, в щелях. Может, кто-то в суматохе зашвырнул его куда-то за шкаф, – сказал майор Рогов.
Он уже сильно сомневался в том, что колье удастся вернуть.
– Мы уже все посмотрели, – несколько растерянно произнес Полуянов.
– Посмотреть еще раз!
Оперативники разбили комнату на квадраты, осмотрели каждый уголок, отодвинули громоздкий шифоньер, стоявший рядом со столом, искали под креслом и стульями, но так ничего и не нашли. Колье пропало, как если бы его не было вовсе.
Этому факту следовало дать подобающее объяснение, вот только подходящих слов у майора Рогова не находилось.
Он хмуро посмотрел на подчиненных, стоявших перед ним, и заявил:
– Колье пропало. Его взял кто-то из своих.
– Но позвольте! – вскинулся Окулов. – Неужели вы подозреваете, что это сделал я, заслуженный артист?! – Негодованию актера не было предела. – У меня безупречная репутация. Меня в жизни никто не упрекнул в чем-либо подобном! Я царей да императоров играл, а вот воров – никогда! Это для меня принципиально. Неужели вы думаете, что я способен на такое? – Артист буквально оглушал всех своим хорошо поставленным басом.
– Никанор, тебя никто не обвиняет, – примирительно произнес майор Рогов. – Ты видел, кто именно сюда заходил?
– Саша, друг мой сердечный, неужели ты думаешь, что я за кем-то присматривал? Для этого есть милиция!
– Сюда мог зайти кто угодно, – подал голос старший лейтенант Серебряков. – Нас здесь пятнадцать человек. В комнате постоянно кто-то находился. Мы заходили сюда, смотрели украшения, потом покидали помещение. Я могу назвать сразу пятерых, а ведь видел наверняка не всех.
Майор Рогов неодобрительно покачал головой. Он понимал, что незаметно забрать колье из-под самого носа у импульсивного Никанора Окулова не составило особого труда. Кто-то отвлек его внимание на что-то второстепенное и мгновенно сунул вещицу в карман. Даже если проверить всех тех, кто побывал в этой комнате, а таковых наберется не менее десятка, то нет никакой гарантии, что можно обличить вора. Вряд ли похититель станет хранить при себе украденную вещь. Времени на то, чтобы запрятать ее в какое-нибудь укромное и малодоступное место, у него было предостаточно. Через пару дней он заявится под каким-нибудь предлогом в дом и заберет эту штуковину, которую считает драгоценной. И ведь не подкараулишь его, не узнаешь, когда именно этот тип тут объявится.
Чем больше размышлял Александр Федорович, тем сильнее укреплялся в мысли, что колье не отыскать.
– Кто был в этой комнате, шаг вперед! – строго приказал майор Рогов.
Шагнули семь человек. Смотрели они на него прямо, взглядов не прятали. Подозревать их в чем-то противозаконном было бы вроде как и грешно. Принято считать, что люди с такими честными глазами не воруют. И все-таки кто-то из них был нечист на руку. Устраивать сейчас дознание, пожалуй, не стоило. Это была не самая лучшая идея.
На стульях в соседней комнате с завязанными за спиной руками сидели преступники и с интересом наблюдали за происходящим. Не всякий день такое представление увидишь. Будет что рассказать впоследствии сокамерникам.
Через приоткрытую дверь Рогов видел ухмыляющуюся физиономию Шамана.
Майор захлопнул дверь, посмотрел на крепкого плечистого лейтенанта, стоявшего рядом с ним, и сказал спокойно, стараясь не выдать своего настроения:
– Начнем с тебя, Седых. Ты ведь у нас, кажется, из Мурома?
– Так точно, товарищ майор! – отвечал оперативник.
– Что ты делал в этой комнате?
Такой вопрос явно застал лейтенанта врасплох. Белесые ресницы дрогнули, и он проговорил медленно, слегка растягивая слова:
– Посмотреть хотел. Как и все. Такое только в музее можно увидеть. Но у меня и в мыслях дурного не было. Просто посмотрел и ушел. Можете у Сидорова с Терехиным спросить, они рядом были.
– А вы что скажете? – Александр Федорович посмотрел на Сидорова с Терехиным.
Эти дюжие оперативники, имеющие немалый опыт работы, сейчас под взглядом столичного начальства бледнели, краснели, покрывались испариной. Они совершенно не ведали, как следует себя держать в сложившейся ситуации.
– Лейтенант Седых все верно сказал. Нам добавить нечего, – произнес с некоторым вызовом круглолицый Терехин.
С его стороны это был промах. Тон он взял неверный. Ему не стоило входить в откровенную конфронтацию с начальством. Тому позволительно метать громы и молнии. Подчиненному полагается внимать и одобрительно кивать в ответ на слова руководства. Тем более сейчас, когда атмосфера наэлектризована до такой степени, что аж волосы на затылке потрескивают.
Майор Рогов выдержал паузу, сумел не разразиться десятибалльной руганью. Он по собственному опыту знал, что от такой терапии результаты нулевые, а вот нервы будут изрядно подпорчены.
– Вы пришли в комнату, посмотрели на драгоценности и ушли? Я правильно понимаю? Или все-таки решили что-то подержать в руках?
Оперативники переглянулись. На их лицах промелькнуло смущение. Тут не слукавить, свидетелей много, видно каждое движение лицевого нерва.
Майор Рогов не торопил их с ответом, пусть подумают, соберутся с мыслями. Нутром он понимал, что эти парни не причастны к краже. Тут замешан кто-то другой, куда более расторопный, изворотливый и циничный. Стоит он сейчас где-то рядом и с равнодушным видом наблюдает за происходящим.
Надо психологически надавить на настоящего вора. У майора оставалась надежда на то, что он все-таки дрогнет и расскажет о своем грешке. Дескать, в спешке сунул в карман и позабыл. Главное, держать его в напряжении.
– Посмотрели, конечно. Я, например, брошь в руках повертел, но ведь она не пропала, – отвечал Седых. – А колье на столе уже не было, мы его не видели.
– Это уже кое-что, – сказал Рогов и спросил: – Кто вошел в комнату первым, когда Окулов ее покинул?
– Товарищ майор, трудно сказать, – отвечал Серебряков. – Тут вообще такая толчея была. Нужно ведь было преступников повязать, они же сопротивлялись. Вор мог войти в комнату в это время, за ней ведь никто не присматривал.
Серебряков был прав. В коридоре творилась самая настоящая толкучка. На какое-то время о драгоценностях все просто позабыли. Да никто и предположить не мог, что колье вдруг пропадет.
Майор видел, что просто так оперативники сдаваться не собираются. Они будут до последнего биться за свою репутацию. У каждого из них наличествует железная внутренняя убежденность в собственной правоте. Таких людей не нагнешь и даже особо не напугаешь. Да и есть ли среди них именно тот негодяй, который украл колье? Ведь он мог и не объявляться в этой комнате после похищения вещицы, которую считал очень ценной. Стоит этот тип сейчас где-нибудь в коридоре и хмыкает себе под нос. У него было достаточно времени на то, чтобы выйти на улицу и надежно припрятать колье.
Майор Рогов подошел к окну и посмотрел на крыльцо. Несколько оперативников из внешнего кольца оцепления смолили там папиросы и о чем-то оживленно разговаривали. Может быть, злодей среди них?
Он повернулся и глянул в напряженные лица оперативников. Обвинять своих людей в краже – дело последнее, но заниматься попустительством тоже нельзя.
Вряд ли колье взял Окулов. Ведь ему было известно, что это всего лишь копия украшения императрицы Марии Федоровны. Он разве что мог захватить эту вещь из чудачества, чтобы преподнести в качестве шикарного подарка одной из своих любовниц. Но это вряд ли. Такое можно допустить в обычной ситуации, но уж никак не здесь, где работала милиция. Представителей власти великий артист опасался более холеры.
– Послушай, Серебряков, а ты ведь, кажется, заглядывал в комнату, еще дверь за собой закрыл, – добродушно произнес Рогов, в упор посмотрев на старшего оперуполномоченного. – А потом почему-то на улицу вышел.
Мускулы на лице Глеба Серебрякова не дрогнули, глаз отводить он не стал, даже нисколько не стушевался. Держался вполне естественно, как и подобает честному человеку.
– Выходил, – подтвердил Серебряков. – Шум там какой-то был. Решил посмотреть, все ли в порядке на улице.
– Ну и как, проверил?
– Так точно, товарищ майор, проверил.
– И что ты там выявил?
– Бабка какая-то на крики вышла. Спросила меня, в чем там дело, почему в доме шум, а потом ушла, – со всей серьезностью отвечал Серебряков.
– А дверь зачем в комнате закрыл?
– Мало ли. Вдруг ломиться начнут, – объяснил Серебряков.
Действия его были правильными, вот только почему Серебряков не признался в этом раньше? Он тоже попадал под подозрение. На то, чтобы взять со стола колье и сунуть его в карман, ему хватило бы нескольких секунд. Логично предположить, что он вышел наружу для того, чтобы спрятать колье где-нибудь в хитром и малодоступном месте, а потом организовать себе алиби в виде беседы со старушкой.
Серебряков расценил затянувшееся молчание не в свою пользу и продолжил, слегка повысив голос:
– Кажется, вы мне не верите, товарищ майор, так посмотрите по карманам. – Он вывернул их наружу. – Убедились?
Александр Федорович добродушно улыбнулся и произнес:
– Ты чего раскипятился? Никто тебя не подозревает. Поищем еще, может, эта штуковина и в самом деле куда-нибудь запропастилась. Давай уводи арестованных!
Шаман с подельниками сидел в соседней комнате под присмотром оперативников. Он уставился в стену, был погружен в какие-то свои невеселые мысли.
– Встать! На выход! – приказал Серебряков.
– Брюлики не нашли? – спросил Шаман, тяжело поднялся со стула, не дождался ответа, глумливо усмехнулся и заявил: – Ай да фараон! Ай да тихушник! Всех обскакал! Ну да ничего. Я тебе эти брюлики в глотку засуну! Поперхнешься! – Уголовник, подталкиваемый в спину нетерпеливым конвоиром, замолчал и зашагал к выходу.
Вернулся Рогов домой только под утро, когда надвигавшийся рассвет уже готов был погасить далекие звезды, пока еще сиявшие на небе. По опыту Александр Федорович знал, что двух часов сна ему будет вполне достаточно для того, чтобы почувствовать себя бодро.
Ему еще следовало написать отчет о проведенной операции. Старший майор Овчинников ой как не любил, когда его подчиненные запаздывали с бумажными делами. Без особой раскачки, практически сразу после сна следует засесть за написание отчета и постараться его завершить часам к двенадцати, чтобы успеть выслушать от строгого начальства какие-то нарекания. Оно никак не может обойтись без этого, даже в самой блистательной операции всегда умудряется находить какие-то просчеты.
Проснувшись, майор Рогов положил на стол пачку «Беломорканала», заправил ручку фиолетовыми чернилами, закурил и взялся за дело. Писалось ему на удивление легко, события прошедшего дня сами представали перед глазами, выглядели свежими, обрастали существенными деталями. Теперь, по прошествии нескольких часов, эта история выглядела как-то по-другому. Порельефнее, что ли. Так что с отчетом он справился быстрее, чем предполагал.
Александр Федорович перечитал то, что написал, кое-что подправил, сложил листки в папку и вышел на улицу, где его уже поджидала служебная машина. Еще через полчаса он был в управлении.
Рогов поднялся в приемную начальника уголовного розыска и спросил у лейтенанта, исполнявшего роль секретаря:
– Товарищ Овчинников у себя?
– Да. Он ждал вас, но сейчас занят. К нему неожиданно товарищи из наркомата подошли, старший майор приказал не беспокоить. Давайте ваш отчет. Я передам его, а потом свяжусь с вами.
– Хорошо, я буду у себя, – сказал майор Рогов и протянул лейтенанту папку с отчетом.
После этого майор Рогов прошел в свой небольшой кабинет, весьма уютный, со старым дореволюционным креслом и дубовым столом с резными ножками в виде лап диковинного зверя. Для душевного тепла на стену были повешены семейные фотографии.
В душу его вползала тревога. Секретарь сказал о внезапном появлении в кабинете старшего майора Овчинникова «товарищей из наркомата». Майор знал, что просто так они не приходят. Их появление почти всегда влечет за собой самые трагические последствия.
А ведь совсем недавно Овчинников пользовался расположением самого наркома. Лично ему было поручено заняться расследованием убийства учительницы Марии Прониной, делегата Восьмого чрезвычайного съезда Советов, произошедшего в Куйбышевской области. Виктор Петрович собрал группу самых опытных сыскарей, выехал на место преступления, за три дня вышел на след убийц, оказавшихся местными рецидивистами, и арестовал их.
За расследование этого громкого преступления Овчинников был награжден орденом Красной Звезды и удостоился приема в Кремле у самого товарища Сталина. Следовательно, за последние недели в его личном деле выискались какие-то моменты, которыми невозможно было пренебречь. Они перечеркивали все прежние немалые заслуги этого человека.
Тут задребезжал телефон. Звонок вырвал Рогова из состояния задумчивости.
– Старший майор Овчинников просит вас подойти к нему, – услышал майор голос секретаря.
– Иду, – ответил Александр Федорович и положил трубку.
Он быстрым шагом прошел через длинный коридор и спустился на этаж, где размещался кабинет начальника уголовного розыска.
– Проходите, – произнес секретарь.
Майор негромко постучал в дверь, чтобы обозначить свое присутствие, открыл ее и спросил:
– Разрешите?
Старший майор Овчинников стоял у окна в глубокой задумчивости, курил папиросу и пускал тонкую струйку дыма в открытую форточку.
Услышав звук распахнувшейся двери, он повернулся, сделал несколько шагов навстречу визитеру, крепко пожал ему руку и сказал:
– Проходи, Александр. – Губы старшего майора тронула печальная улыбка.
В ответ Рогова резанула жалость.
«Поделился бы ты, рассказал, в чем там дело. Мы ведь не чужие. Может быть, я тебе совет какой-нибудь дельный дал бы», – подумал он.
– Прибыл по вашему приказанию. В отчете я подробно изложил все детали ареста банды Шамана. Операция проведена успешно.
– Но колье-то пропало! – заявил Овчинников.
– Пропало, – невесело согласился Рогов, избегая взгляда старшего майора.
Он чувствовал себя так, как если бы лично был причастен к пропаже этой фальшивой драгоценности.
– Не могло же оно куда-то закатиться, так ведь? – осведомился Овчинников.
Он рубил сплеча, резал прямо по живому, вполне осознавая всю тяжесть вопроса, не смотрел на Рогова, а просто вжимал его в пол своим взглядом.
– Не могло, – понуро признал майор. – Я пытался выяснить, где оно, опросил оперативников, но никто ничего не видел.
– Когда именно пропало колье?
– Скорее всего, когда мы находились в комнате с арестованными. Кто-то прошел в пустую комнату, где на столе были разложены украшения, и забрал колье. Для этого ему понадобилось никак не более двух минут.
– Грубо говоря, кто-то просто шагнул в комнату, сунул колье в карман и тотчас вышел. Никто из твоих оперативников даже не видел, как все это происходило.
– Именно так.
– Кто знал, что драгоценности не настоящие?
– Только артист Никанор Окулов. Вы предлагаете провести служебное расследование? Возможно, мне удастся добиться результатов. Круг подозреваемых примерно очерчен. Осталось только…
– Не нужно никакого внутреннего расследования, – прервал монолог Рогова старший майор Овчинников. – Мне сейчас не до этого. Колье не настоящее, значит, оно не представляет собой особой ценности. Заплатим, столько затребуют театральные бухгалтеры, и забудем об этом!
– Есть забыть! – бодро отозвался Александр Рогов, хотя облегчения и не почувствовал.
– Мы сделаем даже наоборот. Всему оперативному составу, принимавшему участие в этой операции, объявим благодарность с занесением в личное дело. В главке уже распорядились выдать сотрудникам солидные премии. Как-то несолидно будет выискивать при этом воришку. Этот случай может лечь темным пятном на все управление.
– Понятно.
– А сам-то ты кого-нибудь подозреваешь?
– Да. Это один из наших сотрудников. Однако я не готов назвать его фамилию прямо здесь и сейчас.
– Понимаю, если не уверен, то и не нужно. Это только подозрения, – сказал Овчинников. – Но человека, которого ты считаешь виновным в воровстве, из органов уволь! Найди какую-нибудь подходящую причину, а в нашем деле их наберется немало. Тебе все понятно?
– Так точно, товарищ старший майор! – тут же отозвался Рогов.
– Если у тебя все, то можешь идти. У меня сейчас дел невпроворот, – хмуро обронил начальник уголовного розыска.
Рогов немедленно покинул кабинет.
Тут обязательно надо сказать о том, что старший майор Виктор Петрович Овчинников стал жертвой репрессий. Он был расстрелян 20 августа 1938 года.
