Чувство усталости накатило на Рогова в тот самый момент, когда он опустился в кресло машины. Мягкая кожа ласково приняла тело, позволила расслабиться и забыться.

Только майор сомкнул глаза, как водитель, белобрысый худощавый парень, аккуратно подтолкнул его под локоток и сказал:

– Приехали, товарищ Рогов.

Александр Федорович не без труда разлепил отяжелевшие веки. Сон отпускал его с трудом, крепко оплел руки и ноги, не позволял подняться. Поддаваться слабости не следовало.

– Быстро приехали. Я даже не заметил.

– Мы здесь уже минут пятнадцать стоим, товарищ майор. Я думал, что вы сами проснетесь.

– Вот как? – удивился Рогов. – Значит, я спал?

– Так вы еще и прихрапывали, товарищ Рогов. – Водитель улыбнулся.

– Скажешь тоже, – недовольно пробурчал майор. – Может, ты заявишь, что я во сне еще и матерился?

– Никак нет, товарищ Рогов!

– Вот так-то оно лучше, – пробасил тот, выбираясь из машины. – И смотри у меня, до города без приключений доберись. Лично проверю!

Рогов вышел из машины, хлопнул дверцей и зашагал в сторону подъезда, подле которого стоял фонарный столб с тусклой лампой. Дорогу он особенно не освещал, но роль маяка исполнял исправно.

Александр Федорович открыл хлипкую дощатую дверь и вошел в подъезд. Он сделал два шага по лестнице с деревянными перилами и вдруг ощутил, что он здесь не один. Какой-то человек буравил ему спину пристальным взглядом.

Остатки сна разом улетучились, боевые рефлексы встрепенулись, разум, почувствовавший опасность, прояснился. Майор приостановился на ступени и потянулся к кобуре. Нервы его были напряжены до предела, слух обострился. Александр Федорович готов был при малейшем шорохе всадить пулю в источник опасности. Он знал, что темнота не будет ему помехой.

– Товарищ Рогов, это я, Петр, – негромко произнес Кобзарь с верхнего этажа.

Рогов поднял голову и увидел темный силуэт, явственно различимый на фоне распахнутого окна.

Он опустил пистолет, неодобрительно покачал головой и сказал:

– Ты ведь и сам знаешь, что я тебя чуть не пристрелил.

– Догадываюсь.

– Мы же договаривались встретиться немного позже.

– Утром у меня не получится, поэтому пришел сейчас.

– Что у тебя?

– Шаман решил ограбить ювелира следующей ночью.

– Тебя никто не видел?

– Нет.

– Хорошо. Давай пройдем в квартиру. Там расскажешь все поподробнее.

Майор Рогов вытащил из кармана ключ, открыл дверь и пропустил вперед Петра Кобзаря.

До самого обеда Александр Рогов пробыл в управлении. Сначала он в деталях доложил начальнику уголовного розыска о событиях прошедшей ночи и получил разрешение на продолжение операции, потом собрал в своем небольшом кабинете тех оперативников, которые должны были участвовать в задержании банды.

В общей сложности набралось двенадцать человек. Сидели они плотненько, позанимали все стулья, облепили диван. Те, кому места все-таки не хватило, стояли вдоль стен. Все в ожидании смотрели на Рогова, взявшего затяжную паузу.

Общий деловой настрой сотрудников ему нравился. Они поглядывали на него серьезно, знали, что приглашены для чего-то особо важного.

– Сегодня ночью будем брать банду Шамана, – наконец-то заговорил майор Рогов. – Не подумайте, что я вам не доверяю. – Его взгляд прошелся по всем людям, присутствующим здесь. – Но здание покидать запрещается. Если кому-то потребуется ненадолго отлучиться, то обращайтесь ко мне. Какие имеются вопросы?

Сотрудники уголовного розыска молчали, осознавая важность этого момента. Каждому из них на задержание приходилось выезжать не однажды, вот только ни разу не было приказа, запрещающего им покидать здание.

– С начальником управления я уже договорился, – продолжал Рогов. – Займитесь текущими делами. Их у нас тоже много. Допросы. Отчеты. Чтобы потом не писать их в авральном режиме. – Майор посмотрел на старшего уполномоченного Серебрякова. – Твоя группа, Глеб, будет находиться в доме, где расположится ювелир. Банда должна быть арестована мгновенно, как только перешагнет порог двери. Ломайте сопротивление, не миндальничайте. Сбили на пол, тотчас надели наручники! Группа Полуянова останется снаружи. Будете подстраховывать Серебрякова на тот самый случай, если кто-то из бандитов попытается бежать. Никакого героизма проявлять не нужно. Помните, перед вами самые настоящие звери, которые не остановятся ни перед чем. На их совести ой как немало загубленных жизней. К каждому из них применима высшая мера социальной защиты. Так что к преступникам никакого снисхождения, стреляйте сразу на поражение. Вопросы?

– Когда мы выдвигаемся? – спросил Николай Трубачев.

– На место мы выйдем часа через три, когда стемнеет. Так что у вас будет время осмотреться там и как следует все обсудить. Руководители группы проведут с вами дополнительный инструктаж. А теперь за дело!

Окулова майор Рогов застал в театре. Его громкий голос, раздававшийся из гримерки, достигал самых отдаленных уголков длинного коридора и отзывался устойчивым эхом. Этот великий артист неизменно играл какую-то роль даже за пределами сцены. Всякого своего собеседника он воспринимал прежде всего в качестве благодарного зрителя.

Перед кем же Никанор выступал в этот раз?

Майор слегка приоткрыл дверь и увидел Окулова и девушку, совсем молоденькую, лет двадцати двух. Они сидели на кожаном диване. Барышня не сводила глаз с возбужденного и раскрасневшегося Никанора. Она энергично и глубоко вздыхала, сопереживая ему.

– Вы не представляете, как это опасно! Бандиты, воровская малина, уркаганы! Но на какие только риски не пойдешь по просьбе нашей доблестной милиции, чтобы помочь трудовому народу. – Окулов все более повышал тон, взял девушку за руку, закатил глаза и вещал громкоговорителем. – Самый главный из них так и сказал: «Никанор Яковлевич, если вы не поможете, то предстоящая операция будет провалена! Только на вас одного вся надежда!» Вот я и вошел в это самое логово…

Майор Рогов стукнул в дверь, вошел в гримерную и спросил:

– Разрешите? – по-хозяйски вошел.

– Милочка! – Артист понизил голос, напустив в него таинственности. – Это человек оттуда. Он и есть у них самый главный. Мы с ним сейчас немного поговорим о предстоящем деле, а потом вы ко мне приходите. Я вам все обстоятельно расскажу. Только ради бога никому ни слова, умоляю вас! Не подводите меня, это государственная тайна!

– Никанор Яковлевич, я вас прекрасно понимаю. Ведь это так опасно! Вы очень мужественный человек. Берегите себя. Что же будет делать театр, если с вами что-то случится? – проговорила девушка, поднялась с дивана, глянула на угрюмого майора и быстрым шагом устремилась из гримерной.

Дождавшись, когда она выйдет, майор Рогов с заметным неодобрением спросил:

– Что ты ей там наплел? – Он уже стал жалеть, что привлек актера к секретной операции. – Проболтался, что ли?

– Как же можно? – вполне серьезно возмутился Окулов. – Неужели ты думаешь, что я не вижу разницы между простой операцией и секретной? Государственная тайна! Она не услышала от меня ни единого слова правды. Но я артист, мне важна игра! Это импровизация. Если бы ты только знал, как эти молоденькие, совершенно очаровательные девушки любят рассказы опытных актеров.

– А что же ты тогда ей втирал? – с усмешкой полюбопытствовал Рогов.

– Хотел подивить, увлечь. Знаешь ли, это чертовски здорово, когда красивая девушка смотрит на тебя вот такими здоровущими восхищенными глазами. Ну что тут поделаешь? Я артист! Меня не перевоспитать! Давай лучше поговорим о наших делах. Как тебе мое выступление в образе ювелира? Знаешь, на меня нашел кураж, в тот вечер я просто блистал! – продолжал басить Окулов. – Признаюсь, я даже жалел, что было так мало зрителей.

– Вот по поводу зрителей ты не прав. Сыграл ты хорошо, вот только хлопать в ладоши нам было никак нельзя. А еще у меня есть вот какой вопрос. Зачем ты нацепил эту чертову красную бабочку? Неужели думаешь, что ювелиры сидят дома в таком вот виде?

– Совсем нет, – несколько смущенно произнес Окулов. – Но вряд ли ювелиры ходят по дому в рваных трусах и стоптанных башмаках. Я должен был подчеркнуть свою индивидуальность. Профессия ювелира накладывает на человека определенный отпечаток. Представители этой профессии – люди особенные, не похожие на других. Если это не так, тогда я ничего не смыслю в искусстве, – отвечал Никанор напыщенно. – А потом у меня была премьера. Как же в этом случае без красной бабочки? Я всегда надеваю ее на премьере! Если хочешь, это мой талисман.

– Послушай, Никанор, тут не искусство, – твердо произнес Рогов. – Аплодисментов ты ни от кого не дождешься, а вот пулю в грудь – так это запросто!

– Ты меня не испугаешь! Окулов играл и злодеев, и героев, а уж ювелиров…

– Дело очень серьезное, Никанор. Это не твои театральные жулики с бутафорскими пистолетами, а самые настоящие убийцы и грабители!

– Человек, который когда-то сыграл самого Цезаря, бояться не может! Особенно каких-то там прощелыг!

– Вижу, что ты серьезно настроен. Тогда слушай меня. Сегодня вечером тебе нужно быть там.

– Мы будем брать бандитов? – по-деловому поинтересовался артист.

– Брать будем мы, а ты – сидеть на своем стуле и делать вид, что разглядываешь побрякушки, – ответил Рогов.

– В таком случае я могу рассчитывать на пистолет?

– Нет. Еще прострелишь себе какой-нибудь важный орган, и тогда на тебя не взглянет ни одна барышня. Рядом с тобой будут находиться наши оперативники. Слушай их во всем. Вечером пройдешься у окон, чтобы бандиты тебя видели снаружи, а потом спрячься в самой дальней комнате и будешь сидеть там как мышь, пока мы тебя не позовем.

– Но я же должен буду открыть дверь, – недоуменно протянул Окулов. – Как-то ответить на вопросы этих уголовников.

– Ты хочешь получить ломом по голове? – осведомился Рогов.

– Ну…

– Будет кому открыть дверь, не переживай. Вечером за тобой заедут и подвезут прямо к дому, так что будь готов. Еще вот что. Не забудь нацепить свою красную бабочку. Она приносит нам удачу, – проговорил Рогов.

На Земскую улицу оперативники подъехали в половине одиннадцатого. Они осмотрели окрестности, заняли позиции у выходов, расположились в квартирах пятиэтажки, стоящей рядом с домом, отведенным для фальшивого ювелира. Группа захвата Серебрякова разместилась непосредственно в нем.

Актер Никанор Окулов принял для вдохновения стопку коньяка и лицедействовал. Он протирал браслеты и кольца мягкой тряпицей, тщательно изучал сверкающие грани под лупой. Для большей убедительности половину его стола занимали различные ювелирные инструменты. Среди них были весы, различные пинцеты, крохотные гирьки, два тигеля для плавления драгоценного металла, бензиновая горелка с различными насадками.

Вряд ли Никанор Окулов подозревал о значении доброй половины тех инструментов, которые лежали перед ним. Однако он без всякого сомнения взял из коробочки надфиль и, глядя в бинокуляр, сделал вид, что спиливает какой-то заусенец. Артист изобразил, что вполне удовлетворен проделанной работой, кивнул и принялся замерять штангенциркулем камень на броши. Потом он перевернул ее и сделал вид, будто штихелем для ручной гравировки наносит на полированную поверхность какую-то надпись.

Кто знает, возможно, в нем умер великолепный мастер этого дела. Не зная точного названия инструмента, не особенно представляя, для чего он предназначен, Никанор действовал так, как будто имел тридцатилетний опыт ювелирной работы. Глядя на него со стороны, никто даже не заподозрил бы, что все эти шаберы и гладилки он держит в руках впервые в жизни. На людей, которые наблюдали за ним с улицы, его лицедейство должно было произвести должное впечатление.

Майор Рогов собрал оперативников в комнате с темными занавесками на окнах. Эти серьезные люди в неброской одежде чем-то неуловимо походили друг на друга. Все они в ожидании смотрели на майора. Для многих из них до сих пор оставалось непонятным, почему их вызвали из пригородов для проведения этой операции. Ведь в МУРе и своих классных специалистов предостаточно. Но приказы не обсуждаются. Оперативники прибыли в Москву в установленный срок, разместились на конспиративных квартирах и к назначенному часу, воспользовавшись густыми сумерками, подтянулись на Земскую улицу. Там им и предстояло произвести захват бандитов.

– Примерно через два часа в дом попытается проникнуть банда грабителей и убийц, – проговорил майор Рогов твердым, уверенным голосом. – Как именно они это сделают – пройдут через двор к двери или выдавят окно, – я не знаю. Поэтому нужно быть готовым к любым неожиданностям. Не будет лишним повторить, что мы захватываем очень опасных преступников, которые не остановятся ни перед какими жертвами. Им просто нечего терять. Действовать нужно жестко и предельно решительно. Уложить их мордой в пол и связать!

В глазах сотрудников уголовного розыска читалось полное понимание, уверенность в своих силах. Каждый из них не однажды выходил на задержание.

Рогов посмотрел на крепкого тридцатилетнего лейтенанта со светлыми короткими волосами и проговорил:

– Ты, Головин, встанешь за дверью. Как только бандиты войдут, захлопнешь ее и разоружишь последнего из них. Справишься?

– Справлюсь, товарищ майор, – отвечал лейтенант. – Не впервой!

Александр Федорович ткнул пальцем на оперативников из Владимира, стоявших в углу комнаты.

– Вы втроем спрячетесь в чулане, дверь оставите открытой и станете следить за входом. В темноте вас заметно не будет, зато вы увидите всех. Как только Головин приступит к задержанию, вы разоружаете остальных бандитов. Действовать решительно и жестко, безжалостно ломать всякое сопротивление! Всем остальным рассредоточиться по комнатам и сидеть там тихо, как мыши! Ваша задача – вовремя подоспеть на помощь своим товарищам. – Майор Рогов остановил взгляд на рыжеватом долговязом парне из Подольска и продолжил: – Группе лейтенанта Седых оставаться на улице и закрыть бандитам все пути отступления. Ни один из них не должен уйти! Вопросы есть? Вопросов нет! Тогда еще раз проверяем оружие и расходимся по местам!

Ночь выдалась темной. Облака висели низко, наваливались всем своим громадьем на верхушки крон. На небе ни звездочки. Луна, еще вчера полная и ясная, вдруг куда-то запропастилась. На том месте, где она обычно висела, зияла черная беспросветная пустота.

Земля и небо перемешались, слились в нечто единое. Чернота хищно поглощала все, что находилось вдалеке и поблизости.

– Поторапливайтесь, – сказал Шаман чуть отставшим приятелям.

Когда они вышли на дорогу, стало как-то повеселее. Здесь горели фонари, вытянувшиеся в длинную тусклую ленту. Однако дома были черны, светились только некоторые окна. Город спал, но злодейство было рядом, затаилось в соседнем переулке. Неожиданно поблизости прозвучал громкий девичий смех, а потом эта особа, видимо, устыдилась своей бесшабашности и резко умолкла.

Кобзарь и бандиты свернули во двор, в котором находился дом ювелира. Шаман остановился и долго всматривался в черную глубину. Тихо. Спокойно. Даже ветка не дрогнет. Нечасто встречается такая заповедная ночь.

Шамардов вытащил из кармана пачку папирос, затем нервно вогнал ее обратно. Не самая подходящая минута, чтобы травиться дымком. Осторожность не помешает. Не исключено, что из черноты двора за ними кто-то пристально наблюдал прямо сейчас.

– Фомка с собой? – спросил Шаман Кобзаря, стоявшего рядом с ним.

– Обижаешь, Яша, – произнес в ответ Петр, распахивая полы плаща. – Вот она. Я для такого случая даже оделся соответствующим образом, чтобы не было видно.

– Сделаем вот что. С отмычками возиться не будем. Услышат! Быстро отожмем дверь ломиком и войдем в дом. Я тут днем немного прошелся, посмотрел, что и как. Дверь хлипкая, откроется сразу.

– А что дальше? – спросил Кобзарь.

– Успокаиваем домочадцев, трясем этого старика, забираем наличку с ювелиркой и уходим. На все про все у нас будет минут десять-пятнадцать. Потом на хате раздербаним добро. Не дрейфь, Козырь, обидно не будет!

– С ювелиром двое мужиков, – заявил Кобзарь. – А если что-то пойдет не так?

– Не кипешуй, – почти ласково обронил Шаман. – Все будет в ажуре. Возьмем добро безо всякого шухера и так же тихо отчалим.

Свет в доме горел только в одном окне. За ним через полупрозрачную занавеску угадывалась фигура ювелира, склоненная над столом. Проходя мимо, Шаман приостановился, всмотрелся в эту тень и зашагал быстрее.

За ним шел Калаш, его правая рука. Это был худой, нескладный парень, состоящий из одних углов. Его острые коленки буквально распирали узкие штаны.

Третьим шагал Авдей. Он, наоборот, был полноват, свой упругий живот нес торжественно и важно, вышагивал как гренадер на полковом смотре.

Замыкал шествие Кобзарь.

Они подошли к высокому деревянному крыльцу, над которым нависал козырек, обитый жестью. Из глубины дома сюда не доносилось ни звука.

– Дай фомку. – Шаман протянул руку, получил ломик и продолжил: – Как только я открою дверь, ты, Авдей, сразу врываешься и крушишь всех подряд, кто попадется под руку.

– Не в первый раз, – с некоторой обидой в голосе протянул громила. – Сделаю в лучшем виде.

– Потом заходите вы. – Шаман посмотрел на Калаша и Кобзаря. – Трясем этого ювелира, забираем цацки и мажем подошвы скипидаром.

Шаман ухватил ломик поудобнее, просунул его заостренный конец в щель напротив замка и с силой надавил на другой. Дверь не поддавалась, лишь изрыгнула из себя непродолжительный тонкий скрип, какой бывает, когда наступаешь на ссохшуюся половицу.

Шаман навалился на ломик всем телом и ощутил нешуточное сопротивление древесины, желавшей стоять до последнего. Но бандит добился своего. Металлический язычок замка с громким щелчком выскочил из пазов. Дверь распахнулась.