Рога вверх! Кое-какие мысли насчет второго романа
Первым в моей жизни рок-концертом был концерт группы «КИСС» на сцене Медисон-сквер-гарден в первоначальном составе, в том самом броском, причудливом гриме, с Джином Симмонсом, извергающим изо рта кровь и пламя. Я по ним просто с ума сходил. У меня имелся и их набор «Колорформс», и комиксы, и «Двойной платиновый» на виниле. Я был посвящен во все их секреты. Я знал их истинные имена — Демон, Кот, Инопланетянин и Звездное Дитя, подходящие им куда лучше, чем Джин, Пол, Эйс и Питер. Знал, что их название, «KISS», означает «Knights In Satan’s Service», пусть даже сами музыканты от этого всячески открещивались (ну да, еще бы. Я был типичным призванным, можно сказать, на действительную, солдатом армии «КИСС». В то время мне только-только исполнилось восемь, и, когда группа, выскочив из-за завесы белого пламени, появилась на сцене, я заорал во все горло и вскинул над головой «рога» — или, как их еще называют, «козу». Что это такое, известно каждому: сжимаешь кулак, оттопыриваешь указательный и мизинец да поднимаешь руку повыше, демонстрируя преданность дьяволу и готовность к осуждению на вечные муки. Правда, обо всей этой символике я по малолетству, скорее всего, даже не подозревал — просто знал: так оно будет верно.
Важность любого «первого раза» — первого концерта, первого поцелуя, первого друга, первого секса, первой машины, первого нарушенного обещания, первой разлуки — сильно переоценивают. На самом-то деле мы — вовсе не утята, обреченные запоминать и всю жизнь считать матерью первое живое, движущееся существо, попавшееся на глаза сразу же после рождения. Да, да, музыка, сочиненная «КИСС», первой запала мне в душу, однако сейчас, спустя тридцать лет после той изначальной безумной страсти, мне кажется, что их подлинная гениальность заключалась не в музыке, а в искусстве маркетинга. (Разумеется, Иуда Койн отправился бы с ними в совместный тур с превеликой радостью. «Молот Иуды» и «КИСС» на одной афише? Касса гарантирована, детка.)
С тех пор я ушел далеко вперед. Одолжите на часок мой айпод, покрутите подборку музыки в случайном порядке и, может статься, наткнетесь на Джоша Риттера или, скажем, «Уизер», однако «Оближи» не услышите ни за что.
Но если влияние ранних впечатлений и переоценено, то «заводящее» нас в детстве все же нередко может подсказывать, что придется нам по сердцу после. Восторг, охвативший меня, когда я впервые услышал «Небеса в огне», был следствием шока новизны, шага через порог некоей потайной двери, ведущей в целую анфиладу комнат — темных комнат с разной музыкой в каждой, да не просто какой-нибудь музыкой, а исключительно громкой: тут тебе и «AC/DC», и «Лед Зеппелин», и «Нирвана», и «Найн Инч Нэйлс».
Вдобавок музыку «КИСС» я, возможно, и перерос, однако некоторые идеи, впервые подкинутые мне этой шайкой добропорядочных еврейских мальчиков, обернувшихся самыми яркими глэм-рокерами из Нью-Йорк Сити, увлекают, завораживают до сих пор. К примеру, подумайте, чего можно достичь, отвергнув прежнее имя и приняв новое, более откровенное; представьте, какой душевный трепет чувствуешь, извергая из горла огонь хоть в прямом, хоть в переносном, метафорическом смысле; вообразите открывшуюся перед самым обычным человеком возможность превратиться в нечто большее, надмировое, нечто чудовищное и в то же время чудесное — вспомните, много ли грима понадобилось Хаиму Вицу для превращения в демона с гитарой? Да, да, Иисус спасает людские души, однако дьявол рубит рок-н-ролл каждую ночь напролет, а с утра продолжает праздновать. Возможно, маленьким я не понимал эротических связей, проведенных группой от горящих небес к любовным играм, от разрушения к сексуальному освобождению, но и глухотой не страдал, так что определенное воздействие эта песня на меня оказала.
Кое о чем из всего этого я написал в «Коробке в форме сердца», а после, закончив роман, растерялся: что дальше-то делать? Хватался за то, безнадежно проваливал се… нелучшие, одним словом, переживал времена. Теперь я думаю так: многие из писателей, пишущих тяжело, в действительности борются не с создаваемым текстом, а с собственной индивидуальностью. Им хочется написать не свой роман, а еще чей-то, чужой — скажем, роман Майкла Чабона или Нила Геймана, а почему? Потому что им кажется, будто в последней книге они слишком раскрылись, слишком разоткровенничались, а повторять это боязно. Возможно, они предстали перед читателями в дьявольском гриме, изрыгая кровь, и не хотят больше быть такими — хотят смыть грим, хотят, чтоб их принимали всерьез.
Но вспомните, что случилось, когда ребята из «КИСС» начали выступать без грима и отказались от бредовых псевдонимов? Все волшебство исчезло, как не бывало. «КИСС» убежали от того самого, что делало их… ими. Превратились из «КИСС» в обычную четверку музыкантов, играющих хард-рок — спору нет, технично, однако на удивление пресно. Все мастерство в мире не стоит ломаного гроша, если над тобою не реет по ветру твой флаг, твой идиотский штандарт, если не вкладывать в то, что пишешь, всех своих увлечений, восторгов, тайных пристрастий, чаяний, ненависти и надежд. По-моему, отказавшись от грима, «КИСС» вовсе не показали миру истинные свои лица, а стерли их без остатка. Маски оказались куда интереснее, чем то, что скрывалось под ними, потому-то они-то и были подлинными, настоящими.
Разговор этот я завел, чтоб подчеркнуть вот какую мысль: главное творение любого художника — вовсе не его произведения, но порождающая их острота чувств. Писать (рисовать, режиссировать, танцевать) нужно всем своим существом — подлинным, неподдельным, а для этого, прежде всего, следует разобраться, что у тебя есть за душой, определить круг «своих» тем, мотивов, персонажей, ритмов и настроений. В итоге я отыскал путь к тому, что имею, а естественным побочным продуктом этого возвращения к себе самому оказались «Рога» — история о преображении, о пламени, об изрыгании крови, о музыке, о раскаянии и искуплении… нет, не греха, об искуплении через грех. Ведет она совсем не в те края, что «Коробка в форме сердца», но каждому очевидно: написал ее тот же тип, с теми же интересами, с теми же маниями. Сам не знаю, что все это может значить, что побуждает меня писать о таких вещах, — знаю одно: так оно будет верно.
Другими словами, я вправду одно время старался стать человеком добропорядочным, лучше, чем есть, кем-то другим, тем, кому по плечу написать историю о любви — настоящую, без подвохов, кому по плечу завоевать литературную премию, а то и две, создав роман, изобилующий аллюзиями на классику, исполненный величайшего общественного значения… но в итоге так и остался прежним, знакомым вам дьяволом.
Надеюсь, вы позволите шепнуть вам на ухо еще кое-что. Всего одну фразу. И когда я пошлю вас к чертям, помните: продиктовано это только самыми лучшими побуждениями.
Ну, а сейчас — рога кверху! Поехали! Рубим рок!
