Однажды после обеда, ближе к концу августа, Джуд, взмокший от пота, насквозь пропеченный солнцем, забрел в дом и обнаружил на автоответчике сообщение от Нэн. В сообщении говорилось, что у Нэн есть для него кое-какая информация и Джуд может позвонить ей в любое удобное время. Рассудив, что «любое удобное время» как раз настало, Джуд позвонил ей в приемную и в ожидании присел на край когда-то принадлежавшего Дэнни стола. Вскоре секретарша соединила его с Нэн.

— Боюсь, сообщить о личности этого Джорджа Ругера мне почти нечего, — без предисловий заговорила Нэн. — Тебя интересовало, не упоминался ли он в каких-либо прошлогодних судебных разбирательствах на уголовную тему, и ответ у нас вырисовывается отрицательный. Возможно, располагая более детальными сведениями, зная, в чем именно заключен твой интерес к нему, я могла бы…

— Не надо, — оборвал ее Джуд. — Кончай с ним и больше о нем не волнуйся.

Выходит, жаловаться на Джуда властям Ругер не стал. Что ж, неудивительно. Вздумай он подать в суд или потребовать ареста обидчика, Джуд об этом так или иначе узнал бы давно. Сказать по правде, от Нэн он ничего другого не ждал. Как Ругер мог бы рассказать кому-либо об избиении, не рискуя, что наружу выплывет история с Мэрибет, совращенной им школьницей старших классов? Насколько помнилось Джуду, он был какой-то важной фигурой в местных политических раскладах, а обвиняемому в растлении несовершеннолетней собирать денежки на предвыборные кампании, знаете ли, нелегко.

— А вот с Джессикой Прайс мне повезло чуть больше.

— Вот как?

От одного этого имени желудок сжался в тугой, холодный комок.

— Эта Прайс, — с деланой, слишком уж нарочитой, а потому не слишком-то убедительной беззаботностью заговорила Нэн, — под следствием. Вменяют ей оставление ребенка в опасности плюс развратные действия в отношении малолетней. Собственной дочери, можешь себе такое вообразить? Очевидно, полиция явилась к ней в дом после телефонного сообщения об аварии. После того, как Прайс угораздило въехать в чью-то машину прямо напротив собственного гаража на сорока милях в час. Прибыв на место, полицейские обнаружили ее без сознания, за рулем. А ее дочь — в доме, со стволом в руках, рядом с убитой собакой.

Тут Нэн сделала паузу, предоставляя Джуду возможность вставить словечко, но Джуд промолчал. Сказать ему было нечего.

— Тот, в кого Прайс въехала, — продолжила Нэн, — полиции не дождался. Личность не установлена до сих пор.

— А Прайс им разве не сообщила? Сама-то она что говорит?

— Ничего. Видишь ли, успокоив девочку, полицейские забрали у нее ствол. А убирая его на место, нашли под бархатной обивкой футляра конверт с фотоснимками. С поляроидными фото вот этой самой девчонки. Жуть. Уголовщина в чистом виде. По всему судя, полиции удалось установить, что снимки сделаны матерью, и Джессике Прайс светит до десяти лет. А девочке, насколько я понимаю, всего-то тринадцать, в этом-то и весь ужас, верно?

— Верно, — подтвердил Джуд. — Вернее некуда.

— И хочешь верь, хочешь нет, все это — авария с участием Джессики Прайс, и застреленная собака в доме, и снимки… словом, произошло все это в тот самый день, в день смерти твоего отца. Вот совпадение, а?

Однако Джуд вновь промолчал. Молчание казалось надежнее любых слов.

— Следуя совету адвоката, — продолжала Нэн, не дождавшись ответа, — Джессика Прайс с момента ареста пользуется законным правом хранить молчание. В ее случае это имеет смысл. А заодно играет на руку тому, кто еще там с ними был. Тому, кто собаку привел, понимаешь?

Джуд крепче прижал к уху трубку, однако на сей раз Нэн умолкла надолго. Может, разъединили?

Чтоб проверить, здесь ли она, пришлось нарушить молчание самому:

— И это все?

— Еще одно, — с абсолютной невозмутимостью в голосе ответила Нэн. — Плотник, работавший по соседству, на стройке, показал, что видел подозрительную парочку в черной машине, ошивавшуюся неподалеку с утра пораньше. А водителя описал так: «Вылитый, — говорит, — солист из „Металлики”».

Джуд, не сдержавшись, расхохотался в голос.