21
Вечерние сумерки застали их чуть к северу от Фредериксберга, и тут Джуд заметил в зеркале заднего вида пикап мертвеца, мчащийся следом за ними, держась где-то в четверти мили позади.
За рулем сидел Крэддок Макдермотт, хотя отчетливо разглядеть его в неярком свете под желтоватым сиянием неба, затянутого багровыми, точно угасающие угли, облаками, оказалось непросто. На голове мертвеца вновь красовалась федора, машину он вел, сгорбившись над рулем, подняв плечи едва ли не к самым ушам, а еще нацепил на нос пару круглых очков. В лучах натриевых фонарей над полотном трассы I-95 линзы очков полыхали зловещим оранжевым огнем, будто два круга пламени, вполне под стать дополнительным прожекторам на решетке кенгурятника.
Поразмыслив, Джуд свернул с хайвэя на первом же съезде, а на вопрос Джорджии зачем, ответил, что подустал. Похоже, Джорджии призрак по-прежнему не показывался.
— Давай я поведу, — предложила она.
Большую часть дня Джорджия проспала, а теперь сидела рядом, на пассажирском сиденье, поджав под себя ноги и примостив голову на плечо Джуда.
Не дождавшись ответа, она смерила его оценивающим взглядом и продолжила:
— Что с тобой? Все в порядке?
— Просто хочу съехать с трассы до темноты.
Бон сунула голову между спинками передних сидений, чтобы послушать их разговор. Участвовать в хозяйских беседах ей нравилось. Джорджия погладила ее по голове, а Бон, тревожно, с опаской поблескивая шоколадными глазами, уставилась на Джуда снизу вверх.
Менее чем в полумиле от съезда отыскался «Дэйз Инн». Отправив Джорджию снять номер, Джуд остался в «Мустанге», с собаками. Оказаться узнанным он не рискнул: не то настроение. Настроения общаться с поклонниками у него не возникало уже лет пятнадцать, если не больше.
Как только Джорджия выбралась из машины, Бон прошмыгнула на ее место, свернулась клубком на теплом отпечатке ее зада посреди кожаного сиденья. Примостив морду на лапы, собака виновато взглянула на Джуда, ожидая окрика, ругани, команды убраться назад, к Ангусу, однако кричать на нее Джуд не стал. Теперь собаки имели полное право творить что хотят.
Вскоре после того как они отправились в путь, Джуд рассказал Джорджии, как собаки задали Крэддоку трепку.
— Подозреваю, мертвец сам не ожидал, что Ангусу с Бонни по силам его вот так прижучить. Но видимо, Крэддок заранее чуял их опасность и был бы рад напугать нас, из дому выжить, пока мы не догадались собак на него напустить.
Услышав это, Джорджия развернулась назад, перегнулась через спинку сиденья, почесала Ангуса за ушами, ткнулась носом в нос Бон.
— Кто у нас тут герои мохнатые? Кто? Ага, вы это, верно, верно. — И так далее, и так далее, пока ее сюсюканье не начало всерьез раздражать.
Выйдя из офиса, Джорджия повертела на пальце ключ от снятого номера, махнула Джуду рукой и направилась за угол здания. Джуд тронулся с места, поехал следом за ней и припарковал «Мустанг» на свободном месте напротив бежевой двери в ряду других таких же бежевых дверей вдоль задней стены мотеля.
Джорджия с Ангусом отправилась внутрь, а Джуд повел Бон на прогулку вдоль частых кустов на границе автомобильной стоянки. Затем он увел Бон в номер, оставил ее с Джорджией и пошел выгуливать Ангуса. Отходить далеко от собак ни ему, ни Джорджии сейчас не стоило.
Лес на задах «Дэйз Инн» оказался совсем не похож на тот, что окружал его загородный дом в Пайклиффе, штат Нью-Йорк. Этот лес, типично южный, пах сладковатой гнилью, сырыми мшаниками и красной глиной, серой и сточными водами, орхидеями и машинным маслом. Сам воздух здесь был совсем не таким — гуще, теплее, липким от влаги, будто под мышкой. Будто в Мурз-Корнер, где Джуд родился и вырос. Ангус то и дело щелкал зубами, ловя светлячков, порхавших там и сям среди папоротников, точно бусинки, точно искорки потустороннего зеленого пламени.
Выгуляв пса, Джуд вернулся с ним в номер. За десять минут, потребовавшихся, чтоб выехать из Делавэра, он заглянул на станцию «Саноко», заправился и не забыл прихватить в тамошнем мини-маркете полдюжины жестянок «Альпо», а вот о бумажных тарелках как-то не вспомнил. Пока Джорджия, заняв туалет, приводила себя в порядок, Джуд выдернул из комода ящик, откупорил пару жестянок, вывалил содержимое на дно и поставил ящик на пол, перед собаками. Бон с Ангусом жадно набросились на еду. Тишина в номере сменилась хлюпаньем, чавканьем и сопением пополам с глухим рыком.
Вышедшая из туалета Джорджия остановилась в дверях. Застиранные белые трусики, короткая блузка на лямках, оставляющая обнаженным живот… все черты ее готской ипостаси исчезли как не бывало, если не принимать в расчет блестящих черным лаком ногтей на ногах. На правой ладони ее белел свежий бинт. Взглянув на собак, она насмешливо, с отвращением сморщила нос.
— Да-а, ну и грязищу ты тут развел… Гляди, увидит горничная, что мы собак из ящиков от комода кормим, больше нас во фредериксбергских «Дэйз Инн» на порог не пустят!
К некоторому раздражению Джуда, в ее голосе уже не впервые за нынешний день прорезался говорок неотесанной кукурузницы. Все это — проглоченные «г», тягучие гласные — то появлялось, то исчезало, причем иногда Джорджия явно включала кукурузницу смеху ради, нарочно, а иногда словно бы сама этого не замечала. Как будто, покинув штат Нью-Йорк, вдобавок уехала от той, кем была там, неосознанно вспомнила прежний говор с манерами худосочной девчонки из Джорджии, в жизни не стыдившейся купаться вместе с мальчишками голышом.
— Видал я в гостиничных номерах бардак и хужей нашего, — ответил Джуд.
«Хужей» вместо «хуже»… Вот и его собственный говор, усвоенный с детства, однако с годами сгладившийся до полной незаметности, дает о себе знать. Если не следить за собой, чего доброго, еще до Южной Каролины заговоришь будто батрак-сезонник из «Хи-Хо». Нелегкое это дело — возвращаться в родные места, не превращаясь в того, кем был там…
— Однажды мой басист, Диззи, — продолжал он, — когда я надолго засел в туалете, вообще насрал в ящик комода.
Джорджия расхохоталась, однако к Джуду она приглядывалась с явной тревогой — возможно, гадая, что у него на уме. Диззи-то умер. СПИД. А Джером, игравший и на ритм-гитаре, и на клавишных — да, можно сказать, на чем угодно, тоже погиб, разбился, слетев с шоссе на ста сорока милях в час и врезавшись в дерево так, что его «Порш» смяло, будто пивную жестянку. И только горстка людей знала, что за руль он сел вовсе не пьяным — трезвым как стеклышко и с дороги свернул нарочно.
Вскоре после того как свел счеты с жизнью Джером, Кенни решил, что пора ему на покой, пожить дома, заняться детишками. Что обрыдли ему и колечки в сосках, и черные кожаные штаны, и фейерверки, и гостиничные номера — давно уж обрыдли, только он до сих пор терпел, виду не подавал. Так и настал их группе конец. С тех пор Джуд играл только соло.
А может, вообще музыкантом быть перестал. Да, пробных записей дома, в студии, скопилась целая коробка, почти три десятка новых песен, но все это, так сказать, частная коллекция. Показывать их кому-либо он даже не думал. Что это все такое? То же старье, перелицованное на новый лад. Как там сказал Курт Кобейн? Куплет, припев, куплет… снова и снова… Одним словом, музыка Джуда больше не волновала. Диззи доконал СПИД, Джерома — дорога, и Джуду сделалось все равно, напишет ли он еще что-нибудь или нет.
Почему все так повернулось? Где логика? А кто его знает… Звездой первой величины с самого начала был он, и группа их называлась не иначе как «Молот Иуды», значит, ему и полагалось трагически погибнуть в юные годы. А Диззи с Джеромом полагалось бы жить да жить и многие годы спустя рассказывать о Джуде разные разности (старательно причесанные, разумеется, хотя бы под PG-13) в ретроспективных выпусках на VH1 — облысевшим, разжиревшим, ухоженным, примирившимся и с кучами денег, и с шумным, скандальным прошлым. Ну что ж, держаться предписанного сценария Джуд не любил никогда…
Поужинали Джуд с Джорджией сандвичами, прихваченными в магазинчике той же делавэрской автозаправочной станции, где Джуд покупал «Альпо». На вкус они оказались не лучше пищевой пленки, в которую были завернуты.
По телевизору показывали «Май Кемикл Романс» в гостях у Конана. Колечки в губах и бровях, волосы торчат кверху иглами дикобраза… однако под густым слоем белого грима и черной помадой на губах все они казались компанией пухлощеких детишек — вполне возможно, всего пару лет как из школьного маршевого оркестра. Музыканты скакали из стороны в сторону, падали друг на дружку, будто сцена под ногами бьет током, играли отчаянно, лихорадочно, будто вот-вот обмочатся с перепугу. Джуду эти ребята нравились. Интересно, который из них умрет первым?
После ужина Джорджия погасила прикроватную лампу, и оба улеглись в постель, а собаки свернулись клубком на полу.
— Похоже, не помогла моя идея от него избавиться, — сказала Джорджия уже без акцента Дейзи Дьюк. — Спалила я этот костюм, а толку?
— Однако идея-то была неплоха.
— Нет, вряд ли… это же он меня надоумил костюм сжечь, верно?
Джуд промолчал.
— А что, если нам вообще не удастся придумать, как от него избавиться? — не унималась Джорджия.
— Значит, придется день и ночь собачьи консервы нюхать.
Джорджия рассмеялась, щекоча дыханием его шею.
— А куда мы все-таки едем? И что делать будем, когда доберемся? — спросила она.
— Потолкуем с той женщиной, приславшей костюм. Выясним, не известно ли ей, как его отвадить.
С I-95 доносился гул моторов. За окном стрекотали сверчки.
— А если не признается? Силой заставишь?
— Не знаю. Хотя вообще-то могу. Как рука?
— Заживает, — ответила Джорджия. — А твоя?
— Тоже, — заверил ее Джуд.
Однако сам он соврал и был на все сто уверен, что Джорджия врет тоже. Как только они заселились в номер, она отправилась в туалет сменить повязку. Следом за ней в туалет, поменять бинты, отправился Джуд и там, в корзине для мусора, нашел ее старые бинты. Вытащив из корзины полосы марли, он осмотрел их. Бинты оказались густо заляпаны запекшейся кровью и еще чем-то желтым — должно быть, гноем: вони гниющей раны не заглушал даже резкий запах антисептической мази.
Что до его собственной ладони, нанесенную самому себе рану, похоже, требовалось зашить. С утра, перед отъездом из дому, Джуд вытащил с верхней полки кухонного шкафчика аптечку первой помощи, залепил порез несколькими полосками пластыря для бесшовного сведения краев ран, а сверху забинтовал покрепче. Однако порез продолжал кровоточить, и к тому времени как он снял повязку, кровь начала проступать сквозь бинты, а рана между полосками пластыря разошлась, раскрылась, будто влажный малиново-алый глаз.
— А девушка, покончившая с собой… та, из-за которой все это заварилось, — начала Джорджия.
— Анна Макдермотт, — подсказал Джуд, на сей раз назвав ее настоящим именем.
— Анна, — повторила Джорджия. — Тебе известно, с чего она решила уйти из жизни? Не оттого, что ты велел ей проваливать?
— Очевидно, ее сестра так и думает. И приемный папаша, полагаю, тоже, раз уж покоя нам не дает.
— Этот дух… умеет подчинять себе людей. Заставлять их делать, что ему требуется. Вроде как меня костюм сжечь заставил. И Дэнни заставил повеситься.
О Дэнни Джуд рассказал ей в дороге. Выслушав его, Джорджия отвернулась к окну, какое-то время негромко плакала, сдавленно, влажно всхлипывала, но мало-помалу ее плач перешел в неторопливое, мерное посапывание спящей. С тех пор о Дэнни никто из них до сей минуты вслух не вспоминал.
— Мертвец наш, приемный папаша Анны, — пояснил Джуд, — выучился гипнозу, пытая чарли во время военной службы, а демобилизовавшись, стал зарабатывать гипнозом на жизнь. Менталистом рекомендоваться любил. При жизни вводил людей в гипнотический транс при помощи этой своей цепочки с кривой серебристой бритвой на конце, но теперь, мертвый, больше в ней не нуждается. Просто… он говорит что-нибудь, а ты, хочешь не хочешь, должен слушаться. Раз — и будто сидишь в сторонке да смотришь, как он гоняет тебя туда-сюда. А сам даже не чувствуешь ничего. Тело становится вроде тряпья, костюма, только носишь его не ты — он.
«Вроде костюма для мертвеца», — мелькнуло в голове.
— Вообще, я о нем мало что знаю, — содрогнувшись от отвращения, продолжал Джуд. — Анна об отчиме распространяться не любила. Помню, рассказывала, что одно время зарабатывала на жизнь гаданием по ладони, а выучилась этому от приемного папочки. Он вроде как всю жизнь интересовался малоизученными свойствами человеческого разума. К примеру, по выходным подрабатывал лозоходцем.
— Лозоходцы… это такие — машут в воздухе палками и воду ищут? Моя бабуля, когда колодец у нее пересох, наняла старика-хиллбилли с полным ртом золотых зубов отыскать новый источник. У него для этого прут ореховый был.
— Ну, а приемный папаша Анны, Крэддок, прутья с собой таскать брезговал. У него вот эта самая симпатичная бритва на цепочке была. Наверное, маятник действует не хуже лозы. И вот, эта Джессика Макдермотт-Прайс, сука психованная, приславшая мне костюм, сообщила, что ее папочка обещал после смерти поквитаться со мной. Выходит, старикан имел некоторое представление, как вернуться назад. Другими словами, не случайно призраком обернулся, если так понятнее будет, а принял нынешний вид сознательно.
Где-то вдали забрехала собака. Бон подняла голову, задумчиво взглянула в сторону двери и вновь опустила морду на передние лапы.
— А она красивой была? — спросила Джорджия.
— Анна-то? Ну да, а как же. Еще поинтересуйся, хороша ли она была в постели.
— Я же просто спросила, чего ты вдруг?
— «Просто»? Ну-ну. Не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответов. Вспомни: я о твоих бывших хоть раз расспрашивал?
— «Бывших»… ну и словечко! Может, ты и обо мне в тех же выражениях думаешь? Сейчас «нынешняя», а скоро тоже «бывшей» стану?
— Ну вот, началось…
— А еще я не просто сую нос в твою прошлую жизнь. Я в том, что сейчас происходит, разобраться хочу.
— И как ответ на вопрос, красивой она была или нет, поможет нам с призраком разобраться?
Джорджия, натянув простыню до подбородка, уставилась на него сквозь мрак.
— Так. Она была Флоридой. Я — Джорджия. Скольким еще штатам ты присунуть успел?
— Спроси что-нибудь полегче. У меня на стене карта с флажками не висит. Или мне вправду подсчетами на ночь глядя заняться? Да, и если уж на то пошло, штатами можно не ограничиваться. У меня, как-никак, тринадцать мировых турне за плечами, и болт я дома ни разу не забывал.
— Муд-дак…
Джуд усмехнулся в бороду.
— Понимаю, для невинной девицы вроде тебя это, наверное, окажется нешуточным потрясением, но вынужден кое-что сообщить: у меня есть прошлое. В размере целых пятидесяти четырех лет.
— Ты любил ее?
— Слушай, с чего тебя эта тема никак не отпустит?
— Да потому, что это важно, дубовая твоя голова!
— И отчего это настолько важно?
На это Джорджия не ответила.
Джуд приподнялся и сел, опершись спиной на спинку кровати.
— Около трех недель, — ответил он.
— А она тебя любила?
Джуд молча кивнул.
— И письма тебе писала? После того, как ты отправил ее домой?
— Ага.
— С руганью?
Над этим вопросом Джуду пришлось призадуматься.
— Да ты, блин, хоть читал их, козлина бесчувственный?!
Опять явственный говорок сельского юга. Из себя вышла, забылась малость, и вот, пожалуйста… хотя, может, вовсе она не забылась — наоборот, вспомнила, она такова?
— Читал, читал, — проворчал Джуд. — И искал их по всему дому в Нью-Йорке, когда все это дерьмо в морды нам полетело.
Да, он вправду жалел, что Дэнни их не нашел. И Анну вправду любил, и жил с нею бок о бок, и разговаривал с ней каждый прожитый вместе день, но теперь понял, что почти ничего о ней не узнал. И теперь знать не знает, как и чем жила она до него, а уж после — тем более.
— Поделом тебе все это, — сказала Джорджия, отодвинувшись от него. — И не только тебе — нам обоим.
— Ни упреков, ни ругани в ее письмах не было, — заговорил Джуд. — Вот эмоций порой хватало, но случалось и наоборот: такое равнодушие в каждом слове, что жутко становится. Помню, в последнем она писала, что хочет о многом поговорить, что очень устала держать все в секрете и что долго этой постоянной усталости не выдержит. Мне бы уже тогда насторожиться, да только она сколько раз заводила подобные разговоры, и ни разу ничем они не… ладно, проехали. Я что сказать-то хочу: худо ей было. Невесело.
— Но как по-твоему, она тебя любила? Даже после того, как ты ее выставил коленом под зад?
— Я не… — начал было Джуд, но тут же, стиснув зубы, с негромким шипением перевел дух. Нет уж. На эту приманку он не клюнет. — Наверное, да. Любила.
Джорджия, повернувшись к нему спиной, надолго умолкла. Джуд тоже молчал, не сводя глаз с изгиба ее плеча.
— Жалко мне ее, — наконец сказала она. — Веселого в этом, знаешь ли, мало.
— В чем «в этом»?
— В любви к тебе. Сколько у меня ни перебывало мерзавцев, с которыми я чувствовала себя гаже некуда, ты — это что-то особенное. Насчет них я ни минуты не сомневалась, что им на меня плевать, а вот тебе я не безразлична, но все равно кажусь себе дерьмовой шлюхой у тебя на содержании.
Говорила она просто, спокойно, по-прежнему не глядя на Джуда. Услышанное заставило его призадуматься. На миг ему даже захотелось извиниться перед Джорджией, да только просить прощения показалось неловко. От извинений он давным-давно поотвык, а выяснения отношений терпеть не мог сроду.
Не дождавшись ответа, Джорджия потянула на себя одеяло и прикрыла плечо. Джуд, соскользнув на подушку, лег, заложил руки за голову.
— Завтра мимо бабули проезжать будем, — сказала Джорджия, так и не повернувшись к нему. — Хочу к ней завернуть, повидаться.
— К бабуле? — будто ушам своим не поверив, переспросил Джуд.
— Бамми я люблю, как никого на свете. Однажды она в боулинге три сотни вчистую выбила.
Прозвучало это так, будто одно самым естественным образом следовало из другого… и, вполне возможно, так оно и было.
— Ты себе представляешь, во что мы влипли?
— Ага. Представляю. Смутно.
— И думаешь, нам самое время с пути сворачивать?
— Мне нужно с ней повидаться.
— Давай лучше на обратном пути к ней заедем, тогда и вспоминайте прежние времена сколько угодно. Может, даже в боулинг сходите вместе.
Ответила Джорджия не сразу.
— Я просто чувствую, что должна увидеться с ней немедля, — поразмыслив, сказала она. — Вот чувствую, и все тут. А еще сильно подозреваю, что назад мы с тобой не вернемся. Тебе так не кажется?
Окинув взглядом силуэт Джорджии под одеялом, Джуд сжал бороду в кулаке. Задерживаться по дороге ради чего бы то ни было ему совсем не хотелось, однако ей следовало хоть в чем-нибудь да уступить, хоть немного ослабить ее неприязнь. К тому же, если Джорджии нужно поговорить о чем-то с той, кто ее любит, зачем откладывать это в долгий ящик? Зачем откладывать на потом то, что для тебя важно? Вот именно, незачем.
— Лимонад у нее в холодильнике есть?
— Есть, и всегда свежий.
— Окей, — решил Джуд, — заглянем к ней. Только ненадолго, ладно? Если не тормозить, завтра примерно в это время уже доберемся до Флориды.
Кто-то из собак шумно вздохнул. Чтобы проветрить номер, изрядно провонявший «Альпо», окно пришлось оставить приоткрытым. Выходило оно во внутренний двор в центре мотеля, и снаружи явственно веяло ржавчиной от стальной сетки ограды, а еще почему-то хлоркой, хотя вода из бассейна была слита до капли.
— А еще у меня когда-то была доска Уиджа, — добавила Джорджия. — Доберемся до бабушки, надо будет ее отыскать.
— Я ведь уже говорил: толковать мне с Крэддоком не о чем. Что ему нужно, я и так знаю.
— Не в том дело, — с заметным раздражением пояснила Джорджия. — С ним я разговаривать и не собираюсь.
— Тогда зачем тебе эта доска?
— Пригодится. Хотя бы для разговора с Анной, — ответила Джорджия. — Она, говоришь, любила тебя — так, может, научит, как нам из этой беды выпутаться. Или, может, сама убедит его отвязаться от нас.
