До смерти одного из обитателей дома 5 про Фредсгатан еще оставалось некоторое время.

Хольгеру-1 нравилась его работа в АО «Вертолетное такси». Он мастерски отвечал на звонки и варил кофе. Вдобавок время от времени его брали в тренировочный полет на один из трех вертолетов, и каждый раз он воображал, что делает очередной шаг на пути к похищению короля.

Тем временем его юная подруга-злюка раскатывала по Швеции в машине с фальшивыми номерными знаками и тешила себя надеждой, что однажды ее наконец тормознет дорожная полиция.

Три сестрички-китаянки и американец ездили с ярмарки на ярмарку и торговали древними статуэтками по девяносто девять крон за штуку. Поначалу Номбеко ездила вместе с ними, чтобы приглядывать за делом, но, видя, что оно наладилось, стала все чаще оставаться дома. Помимо ярмарочной торговли, примерно раз в год на голову «Буковскис» обрушивался очередной ханьский гусь – и всякий раз с легкостью уходил с молотка.

Китаянки планировали набить микроавтобус керамикой и отправиться к дяде в Швейцарию, как только накопят немного денег. Или много. Правда, особой спешки теперь уже не было. К тому же и в этой стране, как ее там, им жилось неплохо – и привольно, и прибыльно.

Гончар работал с ними вместе, и невротические приступы случались с ним лишь изредка, от случая к случаю. Так, ежемесячно он устраивал обход мастерской в поисках «жучков». Но так и не нашел. Ни единого. Ни разу. Что выглядело в высшей степени подозрительно!

На парламентских выборах 1991 года партия «Снести все к черту!» получила очередной недействительный голос. Тем больше их досталось Умеренной коалиционной партии. В Швеции сменился премьер-министр, так что у Хольгера-2 появились основания набрать номер нового премьера и предложить ему то, что ему наверняка не понравится, но от чего не получится отказаться. Но, увы, шанса принять или отвергнуть предложение премьеру Бильдту так и не представилось, поскольку взгляды его референта на то, кого стоит соединять с шефом, а кого нет, оказались такими же, как у его предшественницы. Хольгер предпринял попытку переговорить с тем же королем, что и четыре года назад, но тот же самый гофсекретарь ответил ему теми же самыми словами. Разве что еще надменнее, чем в прошлый раз.

Убеждение второго номера, что бомбу можно передать только премьер-министру и больше никому, разве что королю, буде тот им встретится, Номбеко в принципе разделяла.

Но по прошествии почти четырех лет и после смены правительства она поняла: чтобы подобраться к шведскому премьеру достаточно близко и не вызвать объявления общей тревоги, надо быть кем-то. Оптимально – президентом какой-нибудь страны, на худой конец – главой предприятия, на котором занято тридцать-сорок тысяч человек.

Или артистом. В тот же год, чуть раньше, девушка по имени Карола спела про то, как ее унес ураган, и выиграла песенный конкурс, который транслировали по всему миру. Встречалась ли она после этого с премьер-министром, Номбеко не знала, но он, по крайней мере, послал ей телеграмму.

Или звездой спорта. Бьорн Борг в свое время мог рассчитывать на аудиенцию, когда хотел.

Главное – быть кем-то. Но Хольгер-2 был никем, а Номбеко находилась в стране незаконно.

Зато она уже четыре года не сидела за контуром под напряжением. И хотела, чтобы так продолжалось и дальше. И поэтому готова была смириться с тем, что бомба лежит там, где лежит, раз уж это неизбежно, благо оставалась возможность каждую неделю поглощать очередную полку книг из местной библиотеки.

Тем временем Хольгер-2 расширил импорт, включив в него такие статьи, как полотенца и гостиничное мыло.

Подушки, полотенца и мыло – не об этом он грезил в юности, мечтая, как вырвется из-под власти папы Ингмара. Но что поделать.

В начале 1993 года довольны были как Белый дом, так и Кремль. Супердержавы – США и Россия – предприняли очередной шаг по установлению взаимного контроля над ядерным арсеналом. Мало того, они подписали договор СНВ-II, открывавший путь к дальнейшему разоружению.

Джордж Буш и Борис Ельцин решили, что теперь жить на земле станет куда безопаснее.

Ни тот ни другой не бывали в Гнесте.

Тем же летом бизнес-возможности китаянок сильно пошатнулись. Началось все с того, что некий арт-дилер из Сёдерчёпинга обнаружил, что подлинные гуси ханьского периода свободно продаются на ярмарках по всей стране. Закупив дюжину гусей, он явился с ними в «Буковскис» в Стокгольме. И хотел получить за каждого по двести двадцать пять тысяч крон, а взамен получил наручники и место в КПЗ. В подлинность дюжины ханьских гусей плюс к пяти уже проданным аукционным домом за столько же лет никто не поверил.

О попытке мошенничества написали в газетах, те попались на глаза Номбеко, и она немедленно запретила сестричкам приближаться к «Буковскис» – с очередной фальшивкой или без.

– Но почему? – спросила младшая сестра, начисто лишенная чувства опасности.

Номбеко ответила, что если человек сам этого до сих пор не понимает, то объяснять ему бесполезно. Но запрета это не отменяет.

Сестры поняли: бизнес пора заканчивать. Денег они уже поднакопили, а больше с ценовой политикой американца-гончара вряд ли накопят.

Так что они загрузили в микроавтобус двести шестьдесят новеньких керамических древностей, обнялись на прощание с Номбеко и отбыли в направлении Швейцарии, дядюшки Чэна Тао и его антикварной лавки. Гусей предполагалось продавать по сорок девять тысяч долларов штука, лошадей – по семьдесят девять тысяч. Прочие изделия вышли настолько неудачными, что могли считаться уникальными и на этом основании получить ценники от ста шестидесяти до трехсот тысяч долларов. Что до американского гончара, то он возобновил разъезды по ярмаркам, где продавал свои экземпляры по тридцать девять крон. Радуясь, что больше не нужно проводить компромиссную ценовую политику.

В своем напутственном слове Номбеко сказала, что предложенные сестричками цены кажутся ей вполне разумными, ведь вещи такие древние и красивые, особенно на неискушенный взгляд. Но на случай, если швейцарцы окажутся не такими легковерными, как шведы, посоветовала китаянкам быть аккуратнее с сертификатами подлинности.

Тут, заверила старшая сестра, Номбеко может не беспокоиться. У дяди есть свои недостатки, но по части изготовления сертификатов подлинности равных ему нет. Он, правда, отсидел как-то четыре года в Англии, но виноват в этом один лондонский растяпа, который притащил такой затрапезный подлинник сертификата подлинности, что дядин рядом с ним выглядел чересчур новеньким. Этот лопух даже отсидел три месяца под арестом, пока Скотленд-Ярд не выяснил, что фальсификат, в отличие от подлинника, не фальсифицирован.

Для Чэна Тао это стало уроком. С тех пор он избегает совершенства в работе. Примерно как сестренки-китаянки, придумавшие отбить ханьским лошадкам ухо, чтобы набить им цену. Так что все получится, заверили они.

– В Англии? – переспросила Номбеко, в основном потому, что не была уверена, что сестрички понимают разницу между Великобританией и Швейцарией.

Нет, Англия осталась в прошлом. В тюрьме дядя сидел в одной камере со швейцарцем – брачным аферистом, – который оказался таким мастером своего дела, что получил в два раза больший срок, чем дядя Чэн. Вследствие чего временно не нуждался в документах, удостоверяющих личность, и легко мог одолжить их дяде, причем даже без его просьбы. Дядя вообще не имел привычки спрашивать, когда брал вещи взаймы. В день освобождения у ворот его встретили полицейские. Они собирались препроводить его в Либерию, поскольку в последний раз дядя явился оттуда. Но китаец оказался не африканцем, а швейцарцем, так что его выслали в Базель. Или это был Берн? А может, Бонн. А то и Берлин. Но что в Швейцарию, это точно.

– Прощай, милая Номбеко, – сказали сестрички на коса, который местами еще помнили.

– 祝你好运! – крикнула Номбеко вслед удаляющемуся «фольксвагену». – Удачи!

Провожая сестричек-китаянок, она за несколько секунд прикинула статистическую вероятность того, что три незаконные китайские беженки, путающие Базель с Берлином, смогут проехать через всю Европу на незастрахованном микроавтобусе, найти Швейцарию, въехать в страну и найти там своего дядюшку. Так, чтобы никто их не заметил.

Поскольку больше Номбеко с сестричками не встречалась, то так и не узнала, что они решили ехать напрямик через Европу, пока не наткнутся на искомую страну. Другого пути, помимо прямого, для них не существовало, поскольку кто же разберет, что написано на указателях поворота по обеим сторонам дороги? Не узнала Номбеко и того, что туристического вида «фольксваген»-минивэн со шведскими номерами легко преодолел все границы, включая австро-швейцарскую. И того, что, едва оказавшись в Швейцарии, сестрички отправились в ближайший китайский ресторан, чтобы спросить у хозяина, не знает ли он, часом, господина Чэна Тао. Тот его, разумеется, не знал, однако знал кое-кого, кто мог знать того, кто, возможно, знает кого-то, кто говорил, что в гостинице его брата останавливался господин с похожим именем. Так что сестрички обрели-таки своего дядю в одном из пригородов Базеля. И семейство счастливо воссоединилось.

Но ничего из этого Номбеко, как уже сказано, так и не узнала.

Все прочие обитатели дома 5 по Фредсгатан покуда были живы. Хольгера-2 и Номбеко все больше тянуло друг к другу. Последняя чувствовала, что ей хорошо только рядом с ее Хольгером, который в свою очередь ощущал безграничную гордость, едва она открывала рот. Его Номбеко была самой умной из всех, кого он знал. И самой красивой.

Они по-прежнему не оставляли благородных усилий произвести на свет среди подушек на складе совместное дитя. Несмотря на все сложности, которые вызвало бы его появление, оба страшно переживали, что этого никак не происходит. Обоим казалось, что они попали в некую временную петлю и что рождение малыша позволило бы им из нее вырваться.

Постепенно они пришли к мысли, что во всем виновата бомба. Главное – сбыть ее с рук, тогда рождение ребенка станет лишь делом времени. Умом оба понимали, что связь между ребенком и бомбой – не такая прямая, но эмоции все чаще брали верх над здравым смыслом. Например, раз в неделю они переносили эротическую активность в гончарную мастерскую. Новое место – новые возможности. Или нет.

Двадцать восемь необработанных алмазов все еще хранились в подкладке куртки Номбеко, которую она давно не носила. После предпринятой несколько лет назад неудачной попытки реализовать один из них рисковать самой и подставлять других ей как-то расхотелось. Но теперь она задумалась об этом снова. Если у них с Хольгером будет куча денег, может, удастся найти подход к труднодоступному премьер-министру? Жалко, что в Швеции так плохо с коррупцией. Взятка многое бы решила!

Хольгер задумчиво кивнул. В целом мысль ему нравилась. Он тотчас решил попробовать, нашел телефон Умеренной коалиционной партии, позвонил, представился Хольгером и сказал, что хотел бы пожертвовать партии два миллиона крон, при условии встречи с ее лидером (он же премьер-министр) с глазу на глаз.

В партийной штаб-квартире предложение вызвало неподдельный интерес. Встречу с Карлом Бильдтом, разумеется, можно устроить, если господин Хольгер сообщит, кто он такой и чем занимается, и назовет свое полное имя и адрес.

– Я предпочел бы сохранить анонимность, – начал было Хольгер и услышал в ответ, что он, разумеется, вправе так поступить, однако существуют определенные требования безопасности и их приходится соблюдать, особенно если речь идет о партийном лидере, тем более возглавляющем правительство.

Хольгер сообразил, что может выдать себя за брата, назвать адрес в Блаккеберге и место работы в АО «Вертолетное такси» в Бромме.

– А если я все это вам сообщу, мне гарантируют встречу с премьер-министром? – спросил он.

Этого штаб-квартира обещать не могла, но заверила, что сделает все возможное.

– То есть сначала я пожертвую партии два миллиона, а потом, возможно, с ним встречусь?

Как-то так. Господин Хольгер все правильно понимает.

Однако господин Хольгер не понимал. Разочарованный тем, какое это охренеть сложное дело – поговорить с простым премьер-министром, – он предложил умеренным разводить на деньги других дурачков, пожелал им максимального провала на предстоящих выборах и положил трубку.

Номбеко тем временем размышляла. Ведь премьер-министр не сидит в своей правительственной канцелярии сутками напролет до самой отставки. Он встречается с разными людьми. От глав иностранных государств до собственных сотрудников. Иногда бывает на телевидении. Общается с журналистами налево и направо. В основном направо.

Вряд ли у Хольгера или Номбеко есть шанс возглавить иностранное государство. Скорее удастся найти работу в канцелярии правительства или поблизости, хоть и это будет непросто. Для начала номер второй мог бы поступить в университет. Дело за малым – сдать вступительные экзамены. Дальше он мог бы под именем брата изучать что угодно, лишь бы это помогло подобраться к премьер-министру. Подушечный бизнес им больше не понадобится – стоит только обналичить содержимое куртки Номбеко.

Номера второго идея зацепила. Политология? Экономика? Это займет не один год. И может в результате ничего не дать. Но альтернативой было сидеть на месте до скончания времен или по крайней мере до того момента, пока номер первый не поймет, что он никогда не научится пилотировать вертолет, или пока юной злюке не надоест ждать, чтобы ее наконец задержала полиция. Если прежде что-нибудь не учудит чокнутый американец.

К тому же мысль о высшем образовании манила второго номера давно.

Номбеко радостно обняла своего Хольгера: наконец у них появилось хоть что-то похожее на план. Раз уж не задалось с ребенком.

Оставалось найти надежный способ реализовать алмазы.

Покуда Номбеко раздумывала, как, где и к какому скупщику алмазов ей лучше подкатить, ноги сами привели ее к ответу на вопрос. Случилось это на тротуаре перед Гнестинской городской библиотекой.

На самом деле его звали Антонио Суарес, он был родом из Чили и бежал в Швецию с родителями после путча 1973 года. Но по имени его здесь мало кто знал. Называли его попросту Ювелиром, хотя занимался он всем чем угодно, кроме этого. Правда, когда-то он работал продавцом в единственной в Гнесте ювелирной лавке и устроил так, что лавочку обчистил его родной брат.

Налет прошел без сучка без задоринки, но назавтра брат с размахом отпраздновал успех, после чего сел за руль сильно пьяным и был остановлен полицейским патрулем, поскольку машина не только крепко превысила скорость, но и рыскала с полосы на полосу.

Брат, будучи натурой романтической, для начала отметил, какая у инспекторши полиции красивая грудь, за что схлопотал в рыло. И немедленно влюбился: ничто так не украшает женщину, как готовность к отпору. Он отложил алкотестер, в который его попросила подуть оскорбленная инспекторша, достал из кармана кольцо с бриллиантом ценой в двести тысяч крон и попросил ее руки.

Взамен согласия, на которое он так рассчитывал, ему достались наручники и бесплатная поездка до ближайшего полицейского участка.

Слово за слово, и брат любителя быстрой езды тоже загремел в кутузку. Хотя отрицал все вчистую.

– В жизни не видел этого человека, – заявил он прокурору в городском суде Катринехольма.

– Но это ваш брат? – уточнил прокурор.

– Да, но я в жизни его не видел.

Однако у прокурора были козыри в рукаве. В том числе совместные фотографии братьев, начиная с раннего детства. Дело осложнялось тем, что оба были зарегистрированы по одному адресу, а большая часть награбленного обнаружилась в их общем шкафу. К тому же против братьев свидетельствовали их честные родители.

Будущий Ювелир отправился вместе с братом на четыре года в исправительное заведение Халль. Потом брат улетел обратно в Чили, а Ювелир пробавлялся продажей дешевой бижутерии из Боливии. Он планировал откладывать денежки, пока не накопится миллион, а потом перебраться в Таиланд на заслуженный отдых. С Номбеко он был знаком по ярмаркам. Не то чтобы они плотно общались, но при встрече кивали друг другу.

Увы, публике на шведских ярмарках никогда особо не нравились серебряные сердечки из боливийской пластмассы. После двух лет трудов Ювелир впал в депрессию, решив, что кругом сплошное дерьмо (в чем отчасти был прав). Из намеченного миллиона он накопил сто двадцать пять тысяч – на большее его не хватило. И однажды субботним днем, пребывая в крайне депрессивном состоянии, он махнул на ипподром Сульвалла и на все свои денежки сделал самую большую за неделю ставку на бегах по системе V75 – с тем расчетом, чтобы все проиграть, лечь на скамейку в парке Хюмлегорден и умереть.

Но случилось так, что лошадь за лошадью проходили дистанцию именно так, как надо (чего за ними сроду не водилось), и по окончании заездов единственный победитель, угадавший все семь результатов, стал обладателем тридцати шести миллионов шестисот тысяч крон, двести тысяч из которых получил непосредственно на руки.

И Ювелир, вместо того, чтобы умирать на скамейке в Хюмлегордене, решил пойти в ресторан «Опера» и напиться.

Это ему более чем удалось. На другой день он проснулся пополудни в сьюте отеля «Хилтон» возле Слюссена, голый, не считая трусов и носков. Трусы наводили на мысль, что ночь он провел не так весело, как к тому располагала ситуация, но наверняка сказать он не мог, поскольку ничего не помнил.

Он заказал завтрак в номер. И за омлетом с шампанским стал размышлять, что ему дальше делать со своей жизнью. Мысли насчет Таиланда он отбросил. Нет, он останется в Швеции и начнет собственное дело.

Ювелиру надо стать ювелиром.

Из чистого ехидства он приобрел помещение в Гнесте стена к стене с тем, в котором начинал продавцом, а закончил одновременно жертвой и соучастником ограбления. А поскольку Гнеста – всего лишь Гнеста, где и одного ювелирного магазина многовато, то не прошло и полугода, как Ювелир разорил своего бывшего босса. Кстати, это был тот самый тип, который пригрозил вызвать полицию, когда его в свое время навестила Номбеко.

И вот однажды в мае 1994 года по пути на работу Ювелир столкнулся перед библиотекой с темнокожей женщиной. Где он ее раньше видел?

– Ювелир! – окликнула Номбеко. – Давно не виделись! Как поживаешь?

Точно, это она. Та, что тусовалась с чокнутым американцем и тремя бестолковыми китаянками.

– Спасибо, неплохо, – отвечал он. – Вот, перешел с серебряных сердечек из боливийской пластмассы на, так сказать, стоящие вещи. У меня теперь ювелирная лавка.

Поразительно, подумала Номбеко. Нежданно-негаданно у нее появился знакомый в шведских ювелирных кругах. С заведомо маневренной совестью. А то и вовсе без таковой.

– Потрясающе, – сказала она. – Так вы у нас теперь господин ювелир. Не заинтересовало бы вас одно дельце? У меня тут завалялась пара-тройка необработанных алмазов, и я бы с удовольствием обменяла их на деньги.

Пути Господа нашего воистину неисповедимы, подумал Ювелир. Молиться ему он, конечно, всегда молился, но ответа сподабливался редко. А тут еще это злополучное ограбление – вряд ли оно улучшило его репутацию в глазах Всевышнего. Но тут Господь возьми да и отсыпь от щедрот.

– Необработанные алмазы меня интересуют в высшей степени, фрекен… Номбеко, правильно?

До сих пор дела шли совсем не так, как он рассчитывал. Но на этот раз Ювелир может себе позволить, чтобы его ограбили еще раз.

Спустя три месяца все тридцать восемь алмазов были оценены и проданы. Взамен Номбеко и Хольгер получили полный рюкзак денег. Девятнадцать миллионов шестьсот тысяч крон – на пятнадцать процентов меньше, конечно, чем дала бы чуть более официальная сделка. Но, как сказал Хольгер: «19,6 миллиона – это все же 19,6 миллиона».

Он только что подал заявление на сдачу осенних вступительных экзаменов. Светило солнце, и пели птицы.