Книга: Сам себе клан
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29

Глава 28

Особняк Ломтева был полон чужих агентов.
Они рассматривали что-то на лужайке, измеряли помещения, совали свои носы на кухню и сокрушенно цокали языками при виде царящего там запустения. Они изучили подъездную дорожку, зашли в гараж, посчитали общее количество парковочных мест. Они сфотографировали главный вход, сфотографировали вход для прислуги, проверили, мягко ли работают раздвижные двери для выхода на террасу. Они, наверное, ему много чего сделали, но Ломтев этого уже не видел.
Хоть он и сам пустил на свою территорию силы вторжения, их присутствие его раздражало, и он заперся от них в кабинете, оставив своего начальника охраны разбираться со всеми текущими вопросами. Изредка в двери кабинета стучали, обычно это был менеджер ивент-агентства, нанятого для организации свадебного торжества, которому нужно было согласовать какую-нибудь очередную глупость. Ломтев выслушивал его, кивал, поддакивал, не глядя подписывал бумажки и наблюдал, как Влад выпроваживает назойливого посетителя чуть ли не взашей.
Выставив за дверь очередного флориста, Влад прислонился спиной к стене.
— А почему здесь нет никого со стороны невесты? — поинтересовался он.
— Потому что все они бедны, как церковные мыши, и все равно ничего не решают, — сказал Ломтев.
— Зачем вы вообще так торопитесь со свадьбой? Это из-за дочери?
— Ну да, — сказал Ломтев. — Из-за дочери. Чем раньше мы сыграем свадьбу, тем раньше мне ее вернут.
— Вы ее хотя бы видели? — спросил Влад. — Я имею в виду, не на экране, а так, вживую.
— Ты же знаешь, что нет, — сказал Ломтев. — Я увижу ее завтра. Дата свадьбы назначена, посещение императорского госпиталя согласовано.
— С великим князем?
— Точные социальные механизмы мне неизвестны, — сказал Ломтев. — Да и не особенно интересны. Великий князь заверил, что пропуск будет ждать меня на КПП.
— Вы же понимаете, что он вам ее так просто не отдаст?
— Просто? — изумился Ломтев, обводя вокруг рукой. — По-твоему, устроить весь этот бедлам было простым делом?
— Я имею в виду, если ему на самом деле что-то от вас нужно, он постарается затянуть… э… процесс передачи, — сказал Влад. — Я бы на его месте так сделал. Да и любой на его месте так бы сделал, на вас ведь нет других рычагов влияния.
— Я все еще хочу верить, что великий князь играет честно, — сказал Ломтев.
— А, ну да, — сказал Влад. — Чем славится наша аристократия, так это честной игрой. Даже правила дорожного движения никто не нарушает.
— Вот, кстати об аристократии, — сказал Ломтев. — Давно хотел тебя спросить, да все время из головы вылетало… Ты не знаешь, кто такой граф Бессонов?
— А что с ним? — насторожился Влад. — Вы знакомы?
— Можно и так сказать, — согласился Ломтев. — Он налетел на меня в лобби отеля тем утром… ну, когда я возвращался в отель утром, хотел познакомиться, что-то там говорил, что рад, давно хотел и все такое, но я толком не понял, чего он от меня хотел. Может, конечно, это ничего и не значит, но все же не идет эта встреча у меня из головы.
— Он сотрудничает с СИБ, — сказал Влад.
— Но он у меня ничего толком и не спрашивал, — сказал Ломтев.
— Ему и не надо, — сказал Влад. — Постарайтесь вспомнить, это очень важно, он при встрече пожимал вам руку?
— Да вроде бы пожимал, — сказал Ломтев.
— А он при этом был в перчатках?
— Да вроде бы нет. А что?
— Он провидец, — сказал Влад. — Главный способ, при помощи которого он считывает информацию, тактильный. Ему достаточно потрогать… предмет, и он может многое о нем рассказать.
— Типа, холодный, твердый….
— Нет, типа, увидеть его прошлое, — сказал Влад. — События, которые вокруг него происходили. Или, в случае с человеком, события, в которых он принимал участие.
— Твою ж дивизию, — сказал Ломтев в сердцах. — Что же у вас так сложно все?
Влад пожал плечами.
— И как много он мог увидеть за время рукопожатия?
— Это непредсказуемо, — сказал Влад. — Может быть, события предыдущей ночи. Может быть, какие-то сцены из вашей прошлой жизни. Может быть, вообще ничего. Но я бы на это рассчитывать не стал.
Черт бы их всех подрал, устало подумал Ломтев. Как будто мало было проблем, так еще одна нарисовалась. Магия, провидцы, чертовщина на каждом углу.
Исходить надо из худшего, не так ли? Исходить надо из того, что он видел все.
И он знает.
И работает он на СИБ.
Менщиков знает. И куча людей, вовлеченных в заговор с его стороны, тоже.
Влад знает.
Ребята из дальневосточной разведки знают.
Точное число знающих уже не установить.
Скоро вся империя будет в курсе, а Ломтев приближался к цели слишком маленькими шажками…
— Расскажи мне о Дальневосточной республике, — попросил он.
— Они сепаратисты, — сказал Влад.
— Это понятно, — сказал Ломтев. — Но как это у них получилось и почему?
— Слишком далеко от центра, слишком близко к Великому Китаю, — сказал Влад. — Они чувствовали угрозу оттуда, они не чувствовали поддержки от империи, а местные князья фактически превратили провинцию в свое удельное владение и вторили там, что хотели. Младшее дворянство взбунтовалось, народ их поддержал… Как водится в таких случаях, случилась резня, а те аристократы, которым посчастливилось выжить, бежали в столицу. Победившие дворяне отказались от своих титулов и организовали боевые дружины для защиты республики от поползновений извне. Это если в общих чертах.
— В правах их не поразили?
— Нет, — сказал Влад. — У них есть те же права, что и у обычных людей.
— Рассадник свободы и демократии, — констатировал Ломтев.
— А почему вы вообще интересуетесь?
— Продумываю пути отхода.
— Они вас не примут, — сказал Влад. — По крайней мере, официально. Вы — очаг напряжения, а очаги напряжения им нужны на имперской территории, а не на своей собственной.
— А тебя?
— Я — никто, — сказал Влад. — Я легко смешаюсь с толпой и меня не будут искать.
— А ты сможешь переправить туда мою дочь? — поинтересовался Ломтев. — После того, как мне ее отдадут?
— Хотите вывести ее из-под удара?
— Разве это не естественное желание любого родителя? — поинтересовался Ломтев.
— Допустим, смогу, — сказал Влад. — Но зачем мне это делать?
— Давай заключим сделку, — предложил Ломтев. — Вы увезешь мою дочь в безопасное место, а я обеспечу хаос и кровь, которые ты так жаждешь.
— И я должен буду поверить вам на слово?
— Ты же знаешь, на что я способен.
— А вы поверите на слово мне?
— Кончено, — сказал Ломтев. — Ты же не аристократ какой-нибудь.

 

***

 

Граф Кислицкий напоминал Бессонову крысу.
Не загнанную в угол крысу, ощеривую клыки и собравшуюся в пружину для прыжка, а обычную крысу, живущую в канализации. Был он мелкий, суетливый и какой-то неприятный, да и пахло у него в кабинете, откровенно говоря, так себе. Словно он не выходил отсюда неделями, ел здесь, спал здесь, и мылся… если он вообще мылся, а не обтирался влажными салфетками.
Впрочем, возможно, я несправедлив к человеку, одернул себя Бессонов. Может быть, он ночами не спит, потому что имперскую науку вперед двигает и о государственных интересах печется. Но организовать эту встречу было так нелегко, так много на это было потрачено времени, связей и нервов, что Бессонов заранее чувствовал себя предвзятым.
Не должен честный подданный императора так тщательно прятаться и избегать разговора с другим честным подданным императора. Если он на самом деле честный, и ему нечего скрывать.
— Итак, вы долго искали беседы со мной, граф, — сказал Кислицкий. — Могу я поинтересоваться, зачем?
— Меня заинтересовал предмет ваших исследований, граф, — сказал Бессонов. — Параллельные миры, перенос сознания…
— Это секретная информация, граф. У вас есть доступ?
— Я работаю на СИБ.
— Удивительное совпадение, я тоже, — сказал Кислицкий. — И я проверял список допущенных лиц. Угадайте, чьего имени я там не нашел?
— Моего, — сказал Бессонов.
— Вот именно, — сказал Кислицкий. — До свидания.
— Статский советник заверил меня, что вы можете сообщить мне сведения общего характера, — сказал Бессонов. — Меня не интересует, чем конкретно вы занимаетесь в данный момент, меня не интересуют подробности вашей работы. Только несколько общих принципов. Полагаю, в их разглашении нет ничего страшного.
— И почему я должен идти вам навстречу?
— Потому что вас попросили, — сказал Бессонов. — Статский советник попросил. И я прошу.
— Вы интересуетесь этим в рамках своего расследования? Могу я увидеть какие-то бумаги?
— Нет, — сказал Бессонов. — Всего несколько слов. Не под запись и не для протокола, просто в рамках частной беседы. И я нигде не буду на вас ссылаться, мне просто нужно кое-что понять для самого себя.
— Вы понимаете, что я все равно буду обязан доложить об этой частной беседе?
— Конечно, — сказал Бессонов.
— Это хорошо, хорошо, — сказал Кислицкий. — Ладно, у вас десять минут, граф. А потом я должен буду вернуться к моей работе.
— Конечно, — сказал Бессонов. — Не удивляйтесь, если мои вопросы покажутся вам глупыми, но я на самом деле ничего в этом не понимаю. Параллельные миры существуют?
— Да.
— Сколько их?
— Наука пока не в состоянии их сосчитать, — сказал Кислицкий. — Поэтому мы используем термин "бесконечное множество".
— И они похожи на наш мир?
— Какие-то похожи, какие-то нет, — сказал Кислицкий. — Если их бесконечное множество, то там могут отыскаться любые миры, понимаете? Вообще любые. В теории.
— Можно ли путешествовать из одного мира в другой?
— Физические тела не могут пересечь разделяющее миры пространство, — сказал Кислицкий. — Ни живые, ни неживые.
— А если не физически? Возможен ли перенос сознания из одного мира в другой?
— Да, — неохотно сказал Кислицкий. — Так называемые случаи "одержимости", когда в человека из нашего мира вселяется сознание человека из параллельного пространства. Такие люди начинают странно себя вести, разговаривать на неизвестным нам языках, в конечном итоге все это заканчивается безумием. Эти случаи всегда на виду, за последние сто лет наблюдений их было пять или шесть, по моему.
— Так мало, но вы не можете сказать точно?
— Некоторые случаи под вопросом, — объяснил Кислицкий. — Может быть, имела место одержимость. А может быть, это было обычное безумие.
— Пять или шесть случаев, значит. Это в пределах империи?
— Это в пределах всего мира, — сказал Кислицкий. — Возможно, существуют незадокументированные случаи, но я вам об этом ничего сказать не могу.
— А были ли прецеденты, когда вселение происходило в тело аристократа?
— Нет, — сказал Кислицкий. — Есть теория, согласно которой аристократы имеют лучшую ментальную защиту, нежели простолюдины. В силу своего происхождения, знаете ли.
— Но такое может произойти? В принципе?
— В принципе может произойти все, что угодно, — сказал Кислицкий. — Но я не оперирую вероятностями. Я ученый и привык иметь дело с фактами.
— А как насчет гипотез?
— Неподтвержденные гипотезы мало кому интересны, граф.
— Понимаю, — сказал Бессонов. — А если мы рассмотрим гипотетическую ситуацию, когда одержимым стал аристократ. Ведь можем же мы ее рассмотреть?
— У вас осталось пять минут, — сказал Кислицкий, глядя на часы. — За них вы можете рассмотреть, что хотите.
— Я управлюсь быстрее, — пообещал Бессонов. — Итак, наша теоретическая ситуация. Сознание человека из другого мира переселяется в тело аристократа. Сохранит ли этот человек свои силы?
— Нет, — сказал Кислицкий. — Это невозможно. Силы привязаны не к телу и не могут передаваться другому носителю. Аристократ — это больше, чем просто телесная оболочка. Вы граф не потому, что ходите в теле графа, понимаете?
— Общий принцип улавливаю, — сказал Бессонов.
— Это хорошо, хорошо, — повторил Кислицкий.
— А если тот человек, чье сознание перенесено, был аристократом в своем мире, сохранит ли он способности в нашем?
— Нет, это исключено, — сказал Кислицкий. — Пространство, разделяющее миры, для простоты назовем его "астралом", взымает свою плату за переход и обнуляет все способности, даже если бы они были. Но, в рамках нашей частной беседы я могу вам сообщить, что на данный момент нам известны четыре мира, из которых когда-либо совершались такие переходы, и ни в одном из них того, что вы называете "силой аристократа", попросту не существует. Нельзя перенести то, чего нет, знаете ли.
— А как вообще происходят подобные переносы? — поинтересовался Бессонов. — Что их инициирует?
— Спонтанные флуктуации, астральные бури, воля богов, — развел руками Кислицкий. — Назовите это, как хотите, точный механизм происходящего нам пока неизвестен. Но это ничего, ничего, мы над этим работаем, и думаю, что в ближайшие пару десятилетий сможем дать ответ.
— То есть, — сказал Бессонов, собираясь подвести итог этой беседе. — Если кто-то из аристократов начал вести себя странно…
— То этому стоит поискать более простые объяснений, — сказал Кислицкий. — Например, безумие. Довольно распространенная болезнь у тех, чьи силы несоизмеримы с силами обычного человека, если задуматься. Ну, и возрастные изменения тоже могут сказаться.
— Позвольте, — сказал Бессонов. — Но в предложенной мной гипотетической ситуации я ни слова не сказал о том, что этот человек стар.
— Я просто иду от очевидного, — парировал Кислицкий.
— А в чем ваша сила, граф?
— Это закрытая информация, и я не имею права ее обсуждать даже в личной беседе.
— Понятно, — сказал Бессонов, поднимая со стула и протягивая собеседнику руку. — Спасибо за потраченное время.
— Пожалуй, я воздержусь, — сказал Кислицкий, демонстративно убирая руки в карманы. — Мне-то известно, в чем ваша сила, граф. И закрытая информация должна остаться закрытой.
— Все тайное рано или поздно становится явным, — сказал Бессонов.
— Вы — сыскарь, вам положено так думать, такая у вас картина мира, — сказал Кислицкий. — Но это ничего, ничего. С возрастом вы научитесь видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Ни черным, ни белым, а пятнистым.
— Пятнистым?
— Белые пятна на карте, черные пятна истории, кровавые пятна на полу… — сказал Кислицкий. — Идите, молодой человек, возвращайтесь к своим расследованиям, но помните о пятнах. Не смею вас больше задерживать.

 

***

 

Граф Бессонов был глубоко погружен в свои размышления, поэтому он не сразу понял, что произошло. Вот он вышел из здания, прошел по проспекту, свернул в переулок, в котором припарковал свою машины, и уже сунул руку в карман, чтобы нащупать ключ, как вдруг обнаружил, что машины на месте нет.
Перед ним было пустое парковочное место, белые линии на сером асфальте. И, судя по тому, что оно было до сих пор не занято, машина уехала отсюда не так давно.
Это было так неожиданно, так не вписывалось в привычные ему порядок вещей, что он некоторое время просто стоял и оглядывался по сторонам, гадая, не перепутал ли он парковки, и только потом, когда окончательно убедился, что е перепутал, сунул руку в карман и достал телефон, дабы известить полицию об угоне.
Но позвонить он не успел. Он только еще начал набирать номер, когда рядом с ним остановился бронированный черный лимузин.
Пассажирское стекло толщиной с руку плавно уехало вниз.
— Что-то потеряли, юноша? — весело спросили из салона.
— Всего лишь свою машину, ваша светлость, — сказал Бессонов. — Вот, собираюсь в полицию звонить.
— Не надо никуда звонить, — сказал великий князь Менщиков, открывая дверь. — Это мой водитель ее переставил.
— Как? И главное, зачем?
— Шутка такая, — хохотнул великий князь, обнажая свои белоснежные зубы. — Смешно же, нес па?
— Смешно, — согласился Бессонов, убирая телефон.
— На самом деле, мне просто нужен был повод, чтобы вас подвезти, — сказал Менщиков, сдвигаясь в глубину салона и освобождая графу место. — Садитесь, юноша, прокатимся и поговорим.
Ясно, с некоторым даже облегчением подумал Бессонов, усаживаясь на заднее сиденье лимузина. Значит, это не случайность и не морок, и я видел великого князя в видениях Ломтева не просто так. А из этого следует, что сейчас меня будут запугивать и убеждать, что я сую нос не в свое дело. И я, конечно же, запугаюсь и дам себя убедить.
Хотя бы на время.
Потому что я уже понимаю, в какое болото меня может завести это расследование.
Вот в это вот болото.
Осушить которое я смогу только с помощью императора, но идти к императору мне сейчас попросту не с чем. Косвенные улики, догадки, домыслы и видения. Над всем этим великий князь только посмеется.
Но копаю я в нужном направлении, иначе его бы здесь сейчас не было. Просто в таких делах не нужно лезть на рожон. Нужно затаиться, выждать момент, собрать доказательства, и только потом…
Время визита к Кислицкому было согласовано вчера, и Менщиков заранее знал, что я тут буду, тут ничего сложного. Почему он приехал сам? Наверное, чтобы сразу обрубить все вопросы на корню.
Когда великий князь говорит не лезть, причем сам, в личной беседе и без посыльных, тут уж до любого дойдет, что лезть действительно не надо.
Ну и потом, Менщиков эксцентричен, все об этом знают. Или у него есть и какие-то другие дела в этом районе…
— Куда мы едем, ваша светлость? — спросил граф.
— Просто покатаемся вокруг квартала, а потом я высажу вас около вашей машины, — сказал Менщиков.
— При всем моем уважении, есть и более простые способы со мной пообщаться, ваша светлость, — сказал Бессонов.
— Есть, — сказал Менщиков. — Но я люблю драматический подход. Мне иногда кажется, что в моем лице современный театр потерял гениального характерного актера.
— Вы и правда задумывались о театральной карьере, ваша светлость?
— Конечно же. нет, — сказал Менщиков. — Великому князю не пристало увеселять публику за деньги. Это просто игра ума, знаете ли. Мысли о том, что могло бы быть, если, нес па? Некоторые размышления, которым я предаюсь, просто чтобы убить время.
Бессонов машинально бросил взгляд на часы. Часы стояли, стрелки прекратили свой бег по циферблату. Запатентованный швейцарский механизм дал сбой две минуты назад, примерно в то время, когда лимузин великого князя остановился в том переулке.
— Хронометры часто так ведут себя рядом со мной, — объяснил Менщиков, перехватив его взгляд. — Не беспокойтесь, они придут в норму, когда я уеду. А если не придут, то можете прислать мне счет из мастерской, я с удовольствием оплачу вам ремонт.
— Непременно, ваша светлость, — сказал Бессонов. — Так о чем вы хотите поговорить?
— Сразу к делу, нес па? Мне нравится такой подход, мне нравится ваш молодецкий задор, — сказал Менщиков. — Мне нравятся люди, которые не боятся задавать вопросы. Вчера, например, вы задавали какие-то вопросы князю Карамзину. Не поведаете, о чем вы пытали этого доброго безобидного старика?
— Князь Карамзин — архивариус и выдающийся историк, ваша светлость, — сказал Бессонов. — Мы беседовали с ним о делах давно минувших дней.
— Я тоже, в своем роде, историк, — сказал Менщиков. — И даже жил в те давно минувшие дни, о которых вы разговаривали. В чем же был предмет этой беседы?
— Вам же наверняка это известно, ваша светлость.
— Я хотел бы услышать это от вас, юноша.
— Мы обсуждали падение дома Троезубовых, — сказал Бессонов. — И того, чем было вызвано это падение.
— Оно было вызвано тем, что род Троезубовых строил заговор против императора, нес па?
— Такова официальная версия, ваша светлость.
— А какова же неофициальная?
— Это только байка, которую мне поведал князь Карамзин… Она похожа на детскую сказку…
— Детские сказки могут быть очень поучительны, — сказал Менщиков. — Взять, например, эту историю про Колобка. Каждый должен знать свое место и не разгуливать по лесу, а если ты возомнил себя умнее всех, ты должен помнить, что рано или поздно встретишь кого-то еще умнее, нес па?
— Может быть, — согласился Бессонов.
— Так расскажите мне детскую сказку Карамзина, юноша.
— В те времена бытовало мнение, что род Троезубовых был выбит из-за пророчества.
— В нашем обществе тогда любили всякую мистику, — согласился Менщиков. — Какой только ерунды люди не несли. Пророчество хоть древнее?
— На тот момент оно было современным, — сказал Бессонов. — Предсказание сделала Анга, слепая провидица…
— Помню ее, — перебил Менщиков. — На самом деле, шарлатанка, ей бы в шатре на каком-нибудь базаре сидеть, но мода, сам понимаешь. Пролезла в светские салоны и напророчила нам кучу всего, так чтоб никто обиженным не ушел. И в чем суть предсказания?
— Вы же должны знать, ваша светлость, — напомнил Бессонов. — В пророчестве утверждалось, что последний колебатель тверди сокрушит империю.
— Прямо вот так?
— Несколько более завуалированно и в стихах, — сказал Бессонов. — Но суть от этого не меняется.
— Пророчества всегда завуалированы, туманны и расплывчаты в формулировках, нес па? — сказал Менщиков. — Каждый может толковать их по-своему, и если предсказанное не произошло, всегда можно сослаться на неправильную трактовку. Но вы не не можете всерьез полагать, что из-за дрянного четверостишия был под корень вырезан целый княжеский род?
— Нет, конечно, ваша светлость, — сказал Бессонов. — Я просто привожу вам одну из версий.
— Это было не так, — сказал Менщиков. — Карамзин изучал этот случай только по архивам и дневникам, но я помню всю. Был заговор. Троезубовы заслужили свою участь.
— Вне всякого сомнения, ваша светлость, — они уже обогнули квартал и пошли на второй круг, но своей машины Бессонов пока так и не увидел.
— Я люблю, когда задают вопросы, — сказал Менщиков. — Молодые люди должны познавать мир, нес па? Но я не люблю, когда мутят воду.
По крайней мере, когда это делает не он сам, подумал Бессонов.
— Я предпочитаю кристальную ясность во всем, — продолжил Менщиков. — И сейчас я хотел бы внести кристальную ясность в нашу беседу. Вы понимаете, к чему я клоню, юноша?
— Конечно, ваша светлость, — сказал Бессонов. — Я прекращу мутить воду. Но позвольте мне задать напоследок один вопрос. В рамках познания картины мира, так сказать.
— Конечно, позволяю, — сказал Менщиков. — Наставничество молодых — это долг, который накладывает на нас наш возраст. И наш опыт.
— Вы могли бы мне позвонить, и я понял, — сказал Бессонов. — Вы могли бы прислать ко мне кого-то из своих людей, и я бы поверил. Но зачем эта сцена? К чему эта поездка?
— Все просто, — улыбнулся Менщиков. — Мне интересны люди. Я наблюдаю за ними в их естественной среде наблюдаю за ними в стрессовых ситуациях, чтобы понять, из чего они сделаны и как далеко они могут зайти. Насколько далеко вы готовы зайти, юноша? Какую ставку вы готовы сделать в этой игре и, самое любопытно, что именно вы собираетесь выиграть?
— Я пас, — сказал Бессонов. — Я уже никуда не иду.
— Мудрое и взвешенное решение, — одобрил Менщиков. — Иногда нужно быть очень сильным, чтобы остаться стоять в стороне. Или очень мудрым.
Бессонов кивнул.
Угроз не было, по крайней мере, прямых. Но намек великий князь дал весьма недвусмысленный.
Конечно, Бессонов был дворянином, сотрудником СИБ, вращался в высших кругах, и его смерть не так легко устроить, и еще сложнее сделать так, чтобы она смогла бы остаться незамеченной, но если он будет упорствовать, великий князь может здорово осложнить ему жизнь.
— Я рад что мы поняли друг друга, — улыбнулся великий князь и протянул ему руку. — Ну же, беритесь, я знаю, что это ваш коронный прием.
Бессонов посмотрел на предложенную ладонь. Перчаток великий князь не носил.
— Вы уверены, ваша светлость? — спросил он.
— Смелее, граф.
Бессонов неуверенно стянул тонкую лайковую перчатку, и великий князь сам схватил его за руку.
И ничего.
В буквальном смысле, ничего. Ни калейдоскопа образов, ни видений, и даже салон лимузина и улыбающееся лицо великого князя куда-то пропали. Вместе с шумом улицы и еле слышным рычанием мотора.
Бессонов видел лишь тьму. Пустую тьму, в которой не было ничего. Вообще ничего, ни времени, ни расстояний, ни звуков, ни прикосновений, и самого графа там тоже не было…
Спустя вечность до его слуха донесся голос великого князя.
— Что вы видите, граф? Что вы видите?
Бессонов обнаружил, что его руку уже никто не держит. Он несколько раз моргнул, пытаясь вернуться в реальный мир, оставить за спиной эту черную пустоту и…
Сделать это было не так легко. пустота была слишком масштабной, она давила, и даже теперь, когда он полностью открыл глаза и вернулся в салон лимузина, к вопрошающему его великому князю, он знал, что эта пустота никуда не делась.
Она всегда была здесь, просто он не знал о ее существовании. И сейчас она затаилась и ждет его.
И теперь он знал, что она всегда будет его ждать.
— Так что вы видели, юноша?
— Ничего, — сказал Бессонов. — Пустоту. Тьму.
— И часто такое бывает в вашей практике? — осведомился великий князь.
— Первый раз.
— Хотите, я интерпретирую ваше видение? — спросил Менщиков.
— Конечно, ваша светлость.
— На этот раз вам довелось увидеть не прошлое и не настоящее. Вам открылось будущее, — сказал великий князь. — Ваше личное будущее.
Бессонов почувствовал покой и умиротворение. Расслабленность… Нет, слабость.
Он посмотрел на свою руку, и увидел, что кожа на ней сморщилась и покрылась старческими пигментными пятнами. Он повернул голову, чтобы увидеть свое отражение в оконном стекле.
Из отражения на него смотрел незнакомый старик.
— Я… — он закашлялся.
Спустя минуту его истлевший скелет рассыпался в прах.
Великий князь пошарил рукой в кучке одежды, лежащей на сиденье, достал оттуда швейцарский хронометр и постучал им в перегородку, отделяющую его от водителя.
— Это тебе, Володенька, небольшой сувенир. Ты ведь у меня коллекционер, нес па?
Загородка медленно поехала вниз.
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29