Глава 21
В следующие три дня Ник вел праздную жизнь туриста, впервые оказавшегося в большом городе. Столице огромной империи.
Он погулял по историческому центру города. Впрочем, все здания, казавшиеся ему старинными, источающими флюиды истории, оказались тщательно подогнанным под те реалии новостроем, поскольку вокруг резиденций великих князей довольно часто велись боевые действия, в том числе и с применением Силы, и довольно значительная часть особняков была разрушена.
По крайней мере, так утверждали источники в сети, и Ник был склонен им поверить. Да и как не поверить, если часть домов до сих пор пребывала в руинах.
Наследие смутных времен, которые закончились не так давно. И начались благодаря его собственному предку.
Предок, кстати, никак не давал о себе знать. Не появлялся в виде фантома, не шептал призрачным голосом прямо в мозг, и, с одной стороны, это не могло Ника не радовать.
С другой стороны, это настораживало. Он не сомневался, что закуклившийся Ломтев никуда не делся из его головы и может выпрыгнуть из-за воображаемого угла в самый неподходящий момент.
То есть, в любой.
Это было похоже на рак, показавший ремиссию, на злокачественную опухоль, затаившуюся внутри его головы и готовую выбросить метастазы в любой момент. И, может быть, было бы даже проще, если бы Ломтев существовал физически. Тогда его можно было бы найти и вырезать.
Но как вырезать чужое сознание из своего? Обычный хирург с такой задачей не справится.
А мистический хирург, на которого Ник возлагал определенные надежды, временно отсутствовал в городе.
Ник сходил в музей истории кланов, но его род оказался недостаточно древним, чтобы оставить в нем свой след. А может быть, о его существовании не принято было вспоминать, хотя прямого запрета Ник не обнаружил.
Но много ли экспонатов в принципе может остаться после колебателя тверди, который давит всех своих врагов, превращая их в кашу?
Ник сходил в политехнический музей, тут уже просто из интереса, и завис в нем на целый день.
Он вообще частенько задумывался о том, что могла бы сотворить человеческая мысль и каких высот она могла бы достичь, если бы ее не сковывали ограничения Силы.
И тех, кто этими силами владел.
Ведь, по сути, значительная часть изобретений была направлена на то, чтобы повторить достижения аристократов, лордов и мастеров, но без использования магии, которой те владели. Чтобы Сила была доступна любому человеку, чтобы грамотный оператор мог встать вровень если не с наследником, то хотя бы с рядовым клановым бойцом.
Поскольку сами кланы были в этом, мягко говоря, не заинтересованы, они тормозили прогресс, как могли. То же огнестрельное оружие изобретали несколько раз на протяжении почти двух веков, и только когда аристократы поняли, что этого джинна в бутылке не удержать, они первыми бросились переоснащать свои армии.
А если уйти от этой вечной борьбы кланов, которая к двадцать первому веку переросла в противостояние империй, и если бы направить всю эту энергию в мирное русло, человечество к этому времени наверняка победило бы и болезни, и голод, и, быть может, уже замахнулось бы на исследование космоса, наконец-то выйдя за пределы орбиты…
Ник вспомнил один из разговоров с дедом, еще до того, как они оказались в России и встретили отца Ника.
— Говоря по правде, — сказал Ломтев. — Я не вижу хороших перспектив для вашего мира. Если брать в целом, то человечеству здесь придется очень хреново, и я не знаю, как эту ситуацию можно исправить в принципе.
— Почему? — спросил тогда Ник.
— История человечества — это история войн, — сказал Ломтев. — Считается, что по мере взросления цивилизации эта тенденция должна сойти на нет, но это брехня. С развитием цивилизации войны никуда не исчезают, напротив, они становятся более масштабными, жестокими и кровавыми. В моем мире в прошлом веке случилась война, которая унесла десятки миллионов жизней, и в той или иной степени затронула почти все континенты. И что ты думаешь, человечество сделало из этого какие-то выводы, типа никогда больше?
— Не сделало?
— Ну, какие-то сделало, — сказал Ломтев. — Само слово «война» на какое-то время оказалось… не в тренде. Боевые действия стали называть по-другому. Антитеррористическая операция, принуждение к миру, восстановление суверенитета… Миллионами больше не убивают, но вполне возможно, что это только вопрос времени. Средства для подобной войны в моем мире есть.
— А из-за чего началась та большая война? — поинтересовался Ник.
— Причин, как обычно, набралось много, и одной из них была теория расового превосходства, — сказал Ломтев. — И заметь, что это случилось в моем мире, в мире, где нет аристократии в вашем понимании этого термина, и никто не владеет силами, и в принципе люди друг от друга отличаются не так уж сильно. В основном, цветом кожи и разрезом глаз.
— У нас, между прочим, такой войны не было, — сказал Ник.
— Если к числу погибших в вашей мировой войне добавить количество тех, кто пал в так называемых локальных конфликтах, то за двадцатый век примерно то на то и выйдет, — сказал Ломтев. — Но здесь, как по мне, ситуация хуже и будет ухудшаться и дальше.
— То есть позитивного сценария ты и вовсе не видишь?
— Нет, — сказал Ломтев. — Исключительно негативные, и то, что сейчас происходит в мире, и то, что происходило во времена моего первого… включения в повестку дня, не дает мне повода сомневаться в моем видении. Войны обычно происходят из-за неравенства, экономического, политического, какого угодно. А люди в вашем мире слишком уж неравны. Огромный разрыв между аристократами и простолюдинами…
— Существует достаточно давно, и его пытаются сократить.
— Ничего не выйдет, — сказал Ломтев. — Простолюдин, как бы богат и влиятелен он ни был, в этом мире никогда не сравнится с аристократом даже чисто по физическим параметрам. Социальный лифт, работающий исключительно через стихийный дар, который в подавляющем большинстве случаев наследуется внутри ограниченной группировки лиц, это, в общем-то, и не социальный лифт. И большая часть так называемых простолюдинов, которые неожиданно получили Силу, а вместе с ней и титул и какое-то положение в обществе, на самом деле является бастардами аристократов. Или потомками бастардов. И в количественном отношении эта цифра ничтожна и не может повлиять на общие расклады.
— А у вас этого, значит, не было?
— Нет, — сказал Ломтев. — Что не мешало нам всю дорогу воевать друг с другом. Но в вашем мире политические и экономические предпосылки для войн отягощаются тем, что, по факту, на Земле живут два вида существ, и один из них изначально ставит себя выше другого. Волки и овцы никогда не смогут договориться.
— А ДВР? — спросил Ник. — Там ведь у всех равные права, и лорды… в смысле, там нет лордов, там их называют дружинниками, не стоят выше обычных людей и не имеют никаких привилегий.
— ДВР — это утопия, — сказал Ломтев. — ДВР в том виде, в каком она существует сейчас, возникла из-за противоречий внутри самой аристократии, когда молодое поколение не желало мириться со властью старшего — тут надо еще помнить, что самый старший и властный сидел в Москве, за десятки тысяч километров оттуда — и, вооружившись модными демократическими идеями, устроило переворот. При поддержке обычных людей, конечно же, которые тоже поверили в эту сказку. Но если создавалась ДВР юными идеалистами, сейчас им управляют пожилые циники, вроде твоего отца. В ДВР выстроена целая система сдержек и противовесов, но сама конструкция довольно шаткая и проверку временем она еще не прошла.
— За столько-то лет и до сих пор не прошла?
— Один миг по историческим меркам, — сказал Ломтев. — Если все будет продолжаться так, как оно идет сейчас, я думаю, в течение двадцати лет ДВР и без всякого внешнего вторжения превратится во что-то более… отвечающее местным реалиям.
— То есть, аристократы вернут власть себе?
— Скорее всего, — сказал Ломтев. — При этом, вполне может быть, они не перестанут прикрываться демократическими ценностями, которые будут декларировать исключительно на словах.
— Но если все так печально, то что же делать обычному человеку? — спросил Ник. — Куда ему податься?
— Это не так важно, — сказал Ломтев. — Жить, в принципе, можно почти при любом режиме, и у вас тут еще не самые людоедские. Главное, чтобы избежать глобального разочарования, обычному человеку нужно отказаться от возможности поменять мир — ввиду ее полной бесполезности, разумеется — и построить для себя личную зону, которая даст требуемый им уровень безопасности и комфорта. Для себя и для своих близких.
— Иными словами, сидеть и не рыпаться? — уточнил Ник.
— Ну, по большому счету, да.
— Именно поэтому ты убил императора?
Ломтев глубоко вздохнул.
— Что не так? — поинтересовался Ник.
— Мы же говорим об обычных людях, которые хотят существовать в этом мире, — сказал он.
— А ты не обычный.
— И, кроме того, у меня никогда не было планов здесь существовать, — сказал Ломтев. — Все, что я сделал, я делал не ради себя. И на императора мне, по большому счету, было наплевать, он просто сам подставился. Не явился бы он тогда на поле боя, не случились бы в империи смутные времена.
— И единственное оружие, которым можно было его убить и которое не позволило тебе окончательно умереть, оказалось там совершенно случайно? — уточнил Ник.
— Не совсем так, но определённая доля случайности во всем этом все же была, — сказал Ломтев. — Никто из нас с твоим отцом не знал наверняка, как работает это оружие и сработает ли оно против императора. Продавец уверял его, что этой штукой можно убить кого угодно, но она же одноразовая, и такое утверждение можно было проверить только практикой. К тому же, я допускал, что император явится лично, но стопроцентной гарантии, конечно же, не было. И если бы он не пришел, я бы не стал открывать на него охоту и бегать по всему городу. Тем более, что в том бою я выложился до предела, и далеко убежать все равно бы не смог.
— Значит, ты хочешь сказать, что древний могущественный артефакт был просто куплен…
— У торговца артефактным оружием, — сказал Ломтев. — По крайней мере, такой версии придерживается твой отец. Стоила эта штука, опять же, по его утверждениям, очень недешево.
— И ты не считаешь, что эта версия какая-то… мутная?
— Может быть, — сказал Ломтев. — Но у меня не было возможности ее проверить. Сначала я как бы умер, а потом появился ты… Не с руки мне тогда было искать человека, которому можно было бы задать все эти вопросы. А сейчас это тем более бесполезно. Два десятка лет прошло, а подпольный оружейный бизнес — дело достаточно опасное. Может быть, он к этому времени уже помер. К тому же, в мире случаются и более странные совпадения. Тем более, в таком мире, как ваш.
— То есть, тебя все устраивает, и ты не хочешь узнать, как оно было на самом деле?
— Это знание представляет исключительно академический интерес, — сказал Ломтев. — То, что случилось, уже случилось, и я о своем выборе не жалею. Если бы мне довелось пережить этот эпизод еще раз, даже с высоты сегодняшнего знания, я, быть может, пересмотрел бы какие-то тактические моменты. Но общую стратегию менять бы не стал. Убийство императора и последовавшие за ним смутные времена были идеальной возможностью выиграть хоть какой-то запас времени для твоей матери.
— Значит, все ради нее?
— Когда у тебя появятся собственные дети, ты поймешь, — сказал Ломтев. — Может быть. Как говорил Доминик Торетто, нет ничего сильнее семьи.
— Кто говорил?
— Один лысый пафосный придурок, не знакомый с учебником физики за восьмой класс, — сказал Ломтев. — Но, как и сломанные часы, которые дважды в день могут показать правильно время, пафосные придурки иногда тоже попадают в цель.
— Мне кажется, я потерял нить беседы, — сказал Ник.
— Ничего страшного, — сказал Ломтев. — Это персонаж не вашего фольклора.
При постоянном присутствии Ломтева в его голове Ник считал перспективу обзавестись собственными детьми довольно туманной и весьма отдаленной, а потому углубляться в эти дебри не стал.
И, несмотря на все минусы Ломтевского присутствия, сейчас, когда предок затаился, Ник не мог не признать, что ему немного не хватает этих бесед, этого циничного и изрядно мрачного взгляда на мир. Может быть, он в какой-то степени на самом деле поверил в Ломтева, как своего деда, и сейчас, в незнакомой стране, ему настолько не хватало близких людей, что он был готов цепляться даже за этого призрака.
На третий день, в рамках ведения здорового образа жизни, Ник решил погулять по парку, но очень быстро выяснил, что люди, праздношатающиеся по аллеям, катающиеся на самокатах, играющие с детьми или сидящие в своих гаджетах изрядно его раздражают.
Как они могут жить своей обычной жизнью в то время, когда в мире идет одна война и совершенно явно готовится другая? Ладно, шут с ней, с Австралией, она слишком далеко, и, говорят, даже в Метрополии большинству наплевать, как там идут дела, но Дальний Восток… Тоже далеко? И наплевать, что империя готовит вторжение? Или стремительная победоносная война только всем на пользу?
А война готовилась, и готовилась не только одной стороной.
В новостях то и дело рассказывали о пожарах, странных смертях высокопоставленных чиновников и успешных бизнесменов, несчастные случаи со взрывами и стрельбой происходили в военных частях по всей империи. ДВР, разумеется, никакой ответственности за происходящее на себя не брало, и официальные лица тоже не торопились ее на республику возлагать.
Просто пожар.
Просто подрыв.
Просто несчастный случай или убийство на бытовой почве.
А то, что оно так зачастило, так это совпадение просто, видимо. И никакой связи с грядущим вторжением, о котором не говорит только ленивый, тут нет.
С другой стороны, а что эти обычные люди могут сделать? Как могут на происходящее повлиять? Политику страны определяет один человек, который вроде как и обещал прислушиваться к мнению своих подданных, но это не точно, и он имеет собственное представление об их благе. О благе империи.
У него есть свои мотивы, он ведет свою игру, и ставки в этой игре так высоки, что обычными человеческими жизнями можно пренебречь. Как там говорил дед? Война — это такая штука, когда много маленьких и больших трагедий складываются в статистику? Императоры сего мира, скорее всего, именно такими категориями и мыслят, у них понимание трагедии совсем другое.
Утром четвертого дня позвонил Лев.
— Есть новости? — поинтересовался Ник.
— Нет, интересующий нас человек все еще не в городе, — сказал Лев. — Я просто хотел узнать, как у тебя дела.
— Нормально, — сказал Ник.
И ведь не соврал. Он был здоров, бодр и даже чувствовал себя выспавшимся, чего с ним не случалось уже довольно давно. Больно уж много было отвлекающих факторов. То учеба в колледже, то вторжение китайцев, то бегство через страны и континенты…
— Как насчет вместе выпить кофе и позавтракать прямо сейчас? — поинтересовался Лев.
Ник отметил, что Лев не стал спрашивать, где он, но это как раз было неудивительно. За отелем наверняка следили. Может быть, отслеживали и самого Ника в его передвижениях по городу.
Например, через телефон, по которому он сейчас разговаривал.
— Почему бы и нет, — сказал Ник.
— Отлично, — сказал Лев. — Я заеду за тобой минут через пятнадцать.
— Хорошо, — сказал Ник, но Лев уже повесил трубку.
“Интересно, чего Льву надо на самом деле?” — подумал Ник, натягивая джинсы. Если интересующий нас человек не в городе, а кроме встречи с этим самым человеком нас вроде бы ничего и не интересует.
Вряд ли разведчику просто стало скучно и одиноко, и не с кем кофе попить, и вряд ли он стал бы заботиться о том, чтобы скучно и одиноко не было Нику. По крайней мере, в предыдущие дни предложений разделить завтрак от него не поступало.
Раньше он вообще бы не стал задумываться над подоплекой этого приглашения, но теперь, после знакомства с другой стороной реальности и после коротких, но весьма запоминающихся лекций деда, его все чаще стали интересовать истинные мотивы других людей.
На выходе из отеля Ник натолкнулся на смутно знакомого ему паренька из местного обслуживающего персонала, и тот попросил у Ника закурить.
— Не курю, — машинально сказал Ник, вежливо улыбнулся и сбежал по ступенькам к машине Льва, уже ждущего его у подъезда.