Глава 18
Рассказ Марка Истербрука
– Ну и как прошло? – нетерпеливо спросила Рода за завтраком.
– Была вся обычная ерунда, – небрежно ответил я.
– Пентаграммы, нарисованные на полу?
– Навалом.
– Белые петухи?
– Само собой. Это вклад Беллы в общую игру и веселье.
– А впадение в транс и все такое прочее?
– Именно – впадение в транс и все такое прочее.
Рода разочарованно посмотрела на меня.
– Похоже, тебе это показалось порядком скучным, – огорченно сказала она.
Я ответил, что ничего нового для таких сеансов там не увидел, но в любом случае любопытство свое удовлетворил.
Позже, когда Рода удалилась на кухню, Деспард обратился ко мне:
– И все-таки это вас слегка потрясло, а?
– Ну…
Мне очень хотелось ответить в легкомысленном тоне, но провести Деспарда было нелегко.
– Это было, – медленно проговорил я, – в некоторых отношениях… просто отвратительным.
Деспард кивнул.
– Никто по-настоящему в это не верит, – сказал он. – Никто со здравым складом ума. Но такие штуки оказывают свой эффект. Чего я только не навидался в Восточной Африке! Тамошние знахари обладают ужасающей властью над людьми, и, следует признать, там случаются странные вещи, которые нельзя объяснить с точки зрения здравого смысла.
– Смерти?
– О да. Если человек узнаёт, что он отмечен и ему суждено умереть, он умирает.
– Сила внушения, полагаю.
– Предположительно.
– Но вас это объяснение не вполне удовлетворяет?
– Да… Не вполне. Некоторые случаи трудно объяснить с точки зрения любой нашей бойкой западной научной теории. Колдовство обычно не действует на европейцев – хотя мне известно несколько исключений. Но если в твоей крови живет вера – с тобой все кончено!
Больше Деспард ничего не добавил, а я задумчиво сказал:
– Согласен с вами в том, что в данном случае нельзя быть слишком дидактичным. Даже в нашей стране бывают странные случаи. Однажды мне довелось быть в лондонской больнице, когда туда поступила девушка-неврастеник. Она жаловалась на ужасные боли в костях, руках и так далее. Никто не мог найти тому объяснения. Подозревали, что она – жертва истерии. Доктор сказал ей, что есть эффективное средство от ее недуга: провести сверху вниз раскаленным докрасна железным прутом по ее руке. Согласится ли она попробовать излечиться? Девушка согласилась. Она отвернулась и зажмурилась, а доктор обмакнул в холодную воду стеклянную палочку и провел ею по внутренней стороне ее руки. Девушка завопила от ужасной боли. «Теперь вы поправитесь», – сказал врач. А она ответила: «Полагаю – да, но это было ужасно. Так жгло!» Мне показалось странным не то, что она поверила, будто ее обожгли, а то, что на ее руке действительно остался ожог. Кожа покрылась пузырями в тех местах, где ее коснулась стеклянная палочка.
– И она вылечилась? – с любопытством спросил Деспард.
– О да. Этот ее неврит, или что там у нее было, исчез навсегда. Пришлось только лечить ее обожженную руку.
– Потрясающе! – сказал Деспард. – Вот вам и доказательство, не так ли?
– Доктор сам был потрясен.
– Держу пари, что так… – Он с любопытством посмотрел на меня. – А на самом деле – почему вы прошлым вечером так рвались на этот сеанс?
Я пожал плечами:
– Те женщины меня заинтриговали. Хотелось посмотреть, какое представление они устроят.
Деспард больше не спрашивал. Вряд ли он мне поверил. Как я уже говорил, это был очень проницательный человек.
Вскоре я отправился в дом викария.
Дверь была приоткрыта, хотя в доме, похоже, никого не было. Я прошел в маленькую комнату, где стоял телефон, и позвонил Джинджер. Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышал ее голос:
– Алло!
– Джинджер!
– О, это вы! И как прошло?
– С вами всё в порядке?
– Конечно, в порядке. А как же иначе?
Меня захлестнула волна облегчения.
С Джинджер все было хорошо – знакомый задор в ее голосе был для меня как бальзам на душу. Как я мог хоть на минуту допустить, что все это «мумбо-юмбо» может причинить вред такому нормальному существу, как Джинджер?
– Я просто подумал, вдруг вам приснился кошмар или случилось еще что-нибудь в том же духе, – неловко сказал я.
– Не снилось мне никаких кошмаров. Я-то как раз их ожидала и в результате временами просыпалась и гадала, не чувствую ли чего-нибудь необычного, – вот и всё. Меня почти возмущало, что со мной ничего такого не происходит…
Я засмеялся.
– Но продолжайте, рассказывайте, – велела Джинджер. – Что там было?
– Ничего из ряда вон выходящего. Сибил легла на покрытую пурпурным тахту и впала в транс.
Джинджер залилась смехом.
– Да ну? Как здорово! Тахта, полагаю, была обита черным бархатом, а Сибил возлежала на ней раздетой догола?
– Сибил – не мадам де Монтеспан. И это была не черная месса. Вообще-то, Сибил была еще как одета – переливчатое синее платье, сплошь расшитое какими-то знаками…
– Вполне подходит к случаю и полностью в манере Сибил. А что делала Белла?
– Ну, это было просто отвратительно. Она зарезала белого петуха, а потом обмакнула в его кровь вашу перчатку.
– О-о… мерзость… А что было еще?
– Много чего.
Я подумал, что неплохо справился со своим заданием.
– Тирза превзошла самое себя, – продолжал я. – Она вызвала духа – кажется, по имени Макандаль. Еще там были разноцветные лампы и чтение заклинаний. Все это могло бы произвести на некоторых большой эффект, испугав до полусмерти.
– Но вас это не испугало?
– Слегка испугала Белла. У нее был мерзкий нож, и я подумал, что она может совсем потерять голову и добавить меня к петуху в качестве второй жертвы.
– И больше ничего пугающего не было? – настойчиво спросила Джинджер.
– На меня такие вещи не действуют.
– Тогда почему, судя по голосу, вы готовы были возблагодарить небеса, когда я сказала, что со мной всё в порядке?
– Ну потому что…
Я замолчал.
– Хорошо, – уступила Джинджер. – Не отвечайте. И не надо лезть из кожи вон, чтобы дать понять – ничего особенного там не происходило. Что-то все-таки произвело на вас впечатление.
– Думаю, это просто потому, что они… В смысле Тирза… Она была так непоколебимо уверена в успехе.
– Уверена, что то, о чем вы рассказали, действительно может убить человека? – В голосе Джинджер слышалось недоверие.
– Это безумие, – согласился я.
– И Белла тоже была уверена?
Я задумался, прежде чем ответить.
– По-моему, Белла просто наслаждается, убивая петухов и доводя себя до своеобразного злобного экстаза. Слышать, как она стонет: «Кровь… кровь…» – да, это было впечатляюще.
– Жаль, я не слышала, – с сожалением сказала Джинджер.
– Мне тоже жаль. Откровенно говоря, то был настоящий спектакль.
– Но теперь вы в порядке? – спросила Джинджер.
– В каком смысле – в порядке?
– Когда вы мне позвонили, вы были сами не свой, но теперь это прошло.
Она была совершенно права. Ее обычный жизнерадостный голос сотворил со мной чудеса. Однако втайне я снимал шляпу перед Тирзой Грей. Может, все представление – фальшивка, но оно посеяло в моей душе сомнения и дурные предчувствия. Однако теперь это не важно. Джинджер в полном порядке, ей даже не снились кошмары.
– И что будем делать дальше? – вопросила она. – Я должна не высовываться отсюда еще неделю?
– Если я хочу получить сотню фунтов с мистера Брэдли – да.
– Получите, как пить дать. Вы остаетесь у Роды?
– Ненадолго. Потом переберусь в Борнмут. Не забывайте звонить мне каждый день. Нет, лучше я буду звонить вам… Сейчас я говорю из дома викария.
– Как поживает миссис Дейн-Колтроп?
– Отлично. Я, кстати, ей обо всем рассказал.
– Я так и поняла. Что ж, временно прощаюсь. Ближайшую неделю или две меня ждет скучная жизнь. Я захватила с собой работу и кучу книг – тех, которые человек всегда собирается прочесть и никогда не успевает.
– А что думают у вас в галерее?
– Что я отправилась в круиз.
– Вам бы не хотелось и вправду быть сейчас в круизе?
– Не очень, – сказала Джинджер.
Ее голос прозвучал слегка странно.
– К вам не подбирались никакие подозрительные личности?
– Только те, появление которых не было неожиданностью. Молочник, потом – человек, который должен был снять показания газового счетчика, женщина с расспросами, какими патентованными лекарствами и косметикой я пользуюсь. Еще кто-то попросил подписать петицию о запрещении ядерного оружия, и была женщина, собиравшая пожертвования для слепых. Да, и, конечно, всякие швейцары этого дома. Очень услужливые. Один из них исправил у меня в квартире предохранитель.
– Выглядит довольно невинно, – заметил я.
– А вы чего ожидали?
– Даже не знаю.
Наверное, мне хотелось какой-то явной угрозы, с которой я мог бы разобраться. Но жертвы «Белого коня» умирают по собственной воле… Нет, слово «воля» здесь неуместно. Их скрытые физические недуги развивались под воздействием процессов, которых я не понимал.
Джинджер наотрез отказалась согласиться с моим слабым предположением, что газовщик был фальшивым.
– У него было подлинное удостоверение личности, – сказала она. – Я потребовала его предъявить! Он всего лишь забрался на стремянку в ванной комнате, снял показания счетчика и записал их. Он был слишком важной шишкой, чтобы прикасаться к трубам или газовым горелкам. И могу заверить, что он не организовал утечку газа в моей спальне.
Нет, «Белый конь» не устраивает несчастные случаи с утечками газа – все столь реальное не по их части.
– О! Был еще один посетитель, – сказала Джинджер. – Ваш друг, доктор Корриган. Славный человек.
– Наверное, его прислал Лежен.
– Похоже, он считает, что должен поддерживать тезку. За Корриганов!
Я повесил трубку – у меня стало куда спокойнее на душе.
Вернувшись, я увидел, что Рода возится на газоне с одной из своих собак, смазывая ее какой-то мазью.
– Только что ушел ветеринар, – сказала Рода. – Он говорит, что у собаки стригущий лишай. И это ужасно заразно. Не хочу, чтобы его подхватили дети… Или вторая собака.
– Или даже взрослый человек, – предположил я.
– О, обычно таким заражаются дети. Слава богу, они целыми днями в школе… Стой смирно, Шейла, не вертись! От этого средства у нее выпадет шерсть, – продолжала она. – На некоторое время останутся проплешины, но потом зарастут.
Я кивнул, предложил помочь, с благодарностью принял отказ и снова отправился бродить по округе.
Я всегда считал бичом сельской местности то, что для прогулок там редко бывает больше трех направлений. В Мач-Диппинг можно было или двинуться по Карсингтонской дороге, или по дороге, ведущей в Лонг-Коттенхэм, или пройтись две мили по Шадхангер-лейн до шоссе Лондон – Борнмут.
К обеду следующего дня я проверил и маршрут до Карсингтона, и дорогу до Лонг-Коттенхэма. Теперь оставался только Шадхангер-лейн.
Я направился в ту сторону, и тут меня осенило. Рядом со Шадхангер-лейн находился вход в поместье Прайорз-Корт. Почему бы не навестить мистера Винаблза?
Чем больше я обдумывал эту идею, тем больше она мне нравилась.
В таком визите не будет ничего подозрительного. Когда я недавно гостил у Роды, она взяла меня в гости в Прайорз-Корт. Что может быть естественнее и проще, чем заглянуть и спросить, могу ли я снова посмотреть на какой-то предмет искусства, зрелищем которого я не успел в прошлый раз как следует насладиться?
То, что Винаблза опознал тот аптекарь – как бишь его зовут – Огден? Осборн? – было, мягко говоря, интересно. Ведь если верить Лежену, совершенно исключено, чтобы человеком, преследовавшим отца Гормана, был калека Винаблз. И все же меня интриговало то обстоятельство, что с упомянутым человеком перепутали именно мужчину, живущего тут, неподалеку… К тому же мужчину с настолько, надо признаться, подходящим характером.
В Винаблзе было нечто загадочное. Я почувствовал это с самого начала. Я не сомневался, что он человек первоклассного ума. И еще в нем было что-то… Какое бы слово подобрать? «Лисье», – подумалось мне. Хищное… Разрушительное.
Такой человек, возможно, слишком умен, чтобы убивать собственноручно. Зато он мог бы отлично организовать убийство, если б захотел. При данном раскладе вещей я вполне мог представить себе Винаблза в роли руководителя организации, дирижирующего всем из-за сцены. Но аптекарь Осборн заявил, что видел Винаблза, который шел по лондонской улице. Поскольку это невозможно, его опознание ничего не стоит, и тот факт, что Винаблз живет недалеко от «Белого коня», ничего не значит.
«И все-таки, – подумал я, – мне бы хотелось еще раз взглянуть на мистера Винаблза».
Поэтому я свернул к воротам Прайорз-Корт и прошел еще четверть мили по извилистой подъездной дорожке.
Тот же слуга, что и в прошлый раз, открыл дверь и сказал, что мистер Винаблз дома. Потом извинился, что оставляет меня в холле одного:
– Мистер Винаблз не всегда достаточно хорошо себя чувствует, чтобы принимать гостей.
С этими словами он ушел, но несколько минут спустя вернулся и сообщил, что мистер Винаблз с удовольствием со мной повидается.
Хозяин дома встретил меня с сердечным радушием, подкатил ко мне свое кресло и приветствовал как старого друга.
– Очень мило с вашей стороны меня навестить, дорогой мой. Я слышал, что вы снова здесь, и собирался позвонить нынче вечером нашей милой Роде и пригласить вас всех на ленч или обед.
Я извинился, что свалился как снег на голову, – дескать, это был внезапный импульс. Я вышел прогуляться, понял, что прохожу мимо его ворот, и решил стать незваным гостем.
– На самом деле, – сказал я, – мне бы хотелось еще раз взглянуть на ваши могольские миниатюры. В прошлый раз я не успел как следует их рассмотреть.
– Конечно, времени было мало. Я рад, что вы их оценили. Такое совершенство, вплоть до мельчайших деталей!
После этого мы затеяли чисто специальный разговор. Должен признаться, я получил огромное наслаждение, рассматривая внимательней некоторые из тех изумительных вещей, которыми он владел.
Подали чай, и хозяин настоял, чтобы я разделил с ним трапезу.
Я не очень люблю чаепития, но по достоинству оценил дымный аромат китайского чая и изящные чашечки, в которые его наливали. Подали тосты с анчоусами и горячим маслом и сливовый торт – такой ароматный и старомодный, что он напомнил мне чаепития в бабушкином доме, когда я был ребенком.
– Домашний, – одобрительно сказал я.
– Естественно! Покупной торт никогда не появится в этом доме.
– Да, я знаю, у вас прекрасный повар. Нелегко, наверное, удержать хорошую прислугу в деревне, в этом медвежьем углу?
Винаблз пожал плечами:
– Я должен иметь только самое лучшее. Без исключений. Естественно, за это надо платить! И я плачу.
В последней фразе проявилось все присущее этому человеку высокомерие.
Я сухо заметил:
– Если кто-то достаточно богат, чтобы себе такое позволить, это, конечно, решает множество проблем.
– Знаете, все зависит от того, чего именно человек желает от жизни. Лишь одно имеет значение: насколько его желания сильны. Множество людей наживают деньги, не имея понятия, что потом с ними делать! И в результате попадают в ловушку, которую можно назвать машиной для производства денег. Это рабы. Они с рассветом являются в свои офисы и сидят там допоздна, они никогда не делают перерывов, чтобы развлечься. И что они получают взамен? Машины больше, чем у других, дома больше, чем у других, любовницы или жены дороже, чем у других… И, заметьте, проблемы больше, чем у других.
Он подался вперед.
– Зарабатывание денег ради денег – вот главное стремление большинства богачей. Они вкладывают нажитое в еще большие предприятия и опять-таки получают еще больше денег. Но зачем? Делают ли они передышку, чтобы задать себе этот вопрос? Нет, они не знают, зачем им все это нужно.
– А вы? – спросил я.
– Я…
Винаблз улыбнулся.
– Я знал, чего хочу. Сколько угодно свободного времени, чтобы можно было созерцать красоты этого мира – и природные, и рукотворные. Поскольку в последние годы мне отказано в возможности увидеть их в естественном окружении, я привез их со всего света сюда.
– Но все равно для этого сперва потребовалось обзавестись деньгами.
– Да, человек должен спланировать собственный успех. Тщательно спланировать. Но в наши дни нет необходимости, ни малейшей необходимости отбывать постыдный срок в роли подмастерья.
– Вряд ли я полностью вас понял.
– Мир меняется, Истербрук. Он всегда менялся – но теперь изменения происходят быстрей. Темп ускорился, и нужно пользоваться этим.
– Меняющийся мир, – задумчиво сказал я.
– Он открывает нам новые перспективы.
– Знаете, – виновато проговорил я, – боюсь, вы разговариваете с человеком, который смотрит в противоположную сторону… В сторону прошлого, а не в сторону будущего.
Винаблз пожал плечами:
– Будущее? Кто может его предвидеть? Я говорю о сегодняшнем дне… О ближайшем моменте! Больше я ничего не принимаю в расчет. К нашим услугам – новые технологии. У нас уже есть машины, которые за несколько секунд дают ответы на вопросы – тогда как человеку для этого пришлось бы трудиться часы или дни.
– Компьютеры? Электронный мозг?
– Да, такого рода вещи.
– В конечном итоге машины заменят людей?
– Людей – заменят. Тех людей, которые всего-навсего единицы живой силы. Но Человека – нет. Должен быть Человек-контролер, Человек-мыслитель, который будет подбирать вопросы, задаваемые машинам.
Я в сомнении покачал головой.
– Человек-Сверхчеловек? – Я вложил в свой вопрос легкий оттенок насмешки.
– Почему бы и нет, Истербрук? Почему бы и нет?
Не забывайте, мы знаем – или начинаем постигать – кое-что о животной природе Человека. Практика того, что иногда неправильно называют «промыванием мозгов», открыла в этой сфере чрезвычайно интересные возможности. Не только тело, но и разум человека реагирует на определенные стимулы.
– Опасная доктрина, – сказал я.
– Опасная?
– Опасная для человека, к которому ее будут применять.
Винаблз пожал плечами:
– Жизнь вообще опасна. Мы забываем об этом – мы, взращенные на одном из маленьких островков цивилизации. Потому что вся цивилизация, Истербрук, представляет собой маленькие разбросанные островки, на которых люди собрались для взаимной защиты и таким образом сумели перехитрить и контролировать Природу. Люди покорили джунгли – но это лишь временная победа. В любой момент джунгли снова могут взять верх. Былые великолепные города теперь превратились в заросшие буйной зеленью жалкие холмики земли или в бедные хижины, где люди едва ухитряются выжить, не более того. Жизнь всегда опасна, никогда не забывайте об этом. В конце концов не только грандиозные силы природы, но и творения рук человеческих могут ее уничтожить. В данный момент мы очень к тому близки…
– Конечно, этого нельзя отрицать. Но меня заинтересовала ваша теория власти… власти над разумом.
– Ах, это… – Внезапно Винаблз смутился. – Наверное, я преувеличил.
Его смущение и то, что он частично сдал позиции, показались мне весьма интересными. Винаблз жил почти один. Одиночество порождает в человеке желание поговорить с кем-нибудь… с кем угодно. Винаблз поговорил со мной… И, возможно, сболтнул лишнего.
– Человек-Сверхчеловек, – сказал я. – Вы практически убедили меня в современной версии этой идеи, знаете ли.
– Ничего нового в этом нет, уверяю вас. Доктрина Сверхчеловека прошла долгий путь. На ней основаны целые философские учения.
– Конечно. Но, сдается мне, ваш Сверхчеловек отличается от общепринятого. Такой человек может обладать чрезвычайной властью – но никто о его власти не узнает. Такой человек просто сидит в своем кресле и дергает за ниточки.
Говоря все это, я не спускал с него глаз. Он улыбнулся:
– Вы отводите данную роль мне, Истербрук?
Хотел бы я, чтобы в самом деле так и было. Чтобы хоть как-то компенсировать… вот это.
Винаблз хлопнул по лежащему на коленях пледу, и в голосе его внезапно прозвучала едкая горечь.
– Не буду выражать вам сочувствие, – сказал я. – От сочувствия в вашем положении мало проку. Но позвольте сказать: если попытаться вообразить того, кто может обратить непредвиденное несчастье в триумф, по-моему, вы – именно такой человек.
Он непринужденно засмеялся.
– Вы мне льстите.
Но я увидел, что он доволен.
– Нет, – сказал я. – Я повидал в жизни достаточно людей, чтобы распознать необычную, сверходаренную личность.
Я боялся зайти слишком далеко… Но можно ли зайти слишком далеко в лести? Гнетущая мысль. Мысль, к которой нужно отнестись серьезно, чтобы самому избежать подобной западни.
– Интересно, – задумчиво произнес Винаблз, – почему вы так говорите? Из-за всего этого? – Он обвел небрежным жестом комнату.
– Это доказательство того, что вы – богатый человек, который умеет делать выгодные приобретения, – сказал я. – Имеет вкус и хорошо разбирается в вещах. Но я чувствую, что дело здесь в чем-то большем, нежели в простом обладании тем или другим. Вы настроены на приобретение красивых и интересных предметов… И вы практически дали понять, что приобретаете их не благодаря тяжкому труду.
– Совершенно верно, Истербрук, совершенно верно. Как я уже сказал, тяжко трудятся только дураки. Нужно продумать, спланировать кампанию до мельчайших деталей. Весь секрет успеха совершенно прост – но ведь до этого надо додуматься! Проще простого. Придумываешь, приводишь план в действие – и дело в шляпе!
Я уставился на него. Проще простого. Нечто настолько простое, как убрать нежелательного человека, выполнив чей-то заказ?
И все это проделывается без малейшей опасности для кого-либо, кроме жертвы. Планируется мистером Винаблзом, сидящим в своем инвалидном кресле. Большой крючковатый нос – как клюв хищной птицы, торчащий кадык на шее ходит вверх-вниз.
А кто приводит в действие его план? Тирза Грей? Не спуская с него глаз, я сказал:
– Все эти разговоры об управлении со стороны напомнили мне кое-какие странные слова мисс Грей.
– А, нашей дорогой Тирзы!
Его тон был спокойным, снисходительным (но, кажется, веки его слегка затрепетали?).
– Эти две дорогие леди несут такую чушь! И знаете, они во все это верят, по-настоящему верят. Вы еще не бывали – а я уверен, вас настойчиво приглашали – на одном из их смехотворных сеансов?
Я на миг заколебался, быстро прикидывая, как бы лучше ответить.
– Да… Я… Я и вправду побывал у них на сеансе.
– И сочли все это полной чушью? Или сеанс все-таки произвел на вас впечатление?
Я отвел глаза и всеми силами изобразил человека, которому стало неловко.
– Я… ну конечно… Я во все это не поверил. Они казались очень искренними, но… – Я посмотрел на свои часы. – Неужели уже так поздно? Мне пора возвращаться, и поскорей. Кузина будет гадать, что со мной сталось.
– Вы подбадривали инвалида скучным днем. Кланяйтесь Роде. Надо в ближайшее время снова организовать встречу за ленчем. Завтра я собираюсь в Лондон. Будет интересный аукцион в «Сотбис». Французские средневековые предметы из слоновой кости. Изысканные вещицы! Уверен, вы их оцените, если мне удастся их приобрести.
На этой дружеской ноте мы и расстались.
Действительно ли в глазах Винаблза мелькнул довольный и злобный огонек, когда он распознал в моем голосе неловкость при упоминании о сеансе? Мне так показалось, но уверен я не был. Я чувствовал, что теперь мне вполне может примерещиться бог знает что.
