И вот художник встал перед беленой
стеной, быть может (я не исключаю)
необозримой, втайне размечая
громаду, чтобы кистью неуклонной
вместить весь мир, всю пестроту и цельность:
весы, татар, ворота, гиацинты,
престолы, стеллажи и лабиринты,
Ушмаль и якорь, ноль и беспредельность.
Поверхность заполнялась. И фортуна,
венчая щедро труд его несладкий,
дала творцу увидеть завершенье.
Навеки покидая мир подлунный,
он различил в туманном беспорядке
свое точнейшее изображенье.