Как и все слова абстрактного характера, слово «метафора» представляет собою метафору, перенос, что оно и означает в переводе с греческого. Как правило, метафора состоит из двух частей. Одна часть тут же обращается в другую. Так, саксы называли море «путем кита» или «путем лебедя». В первом примере громадность кита соответствует громадности моря, во втором — изящество лебедя противопоставлено морской безбрежности. Нам никогда не узнать, ощущали ли эти соответствия те, кто создал метафоры. Стих 60 песни I «Ада» звучит: «mi ripigneva là dove’l sol tace».

Где лучи молчат; глагол, относящийся к области слуха, выражает зрительный образ. Вспомним известный стих «Энеиды»: «a Tenedo, tacitae per arnica silentia lunae».

Я предлагаю посмотреть на взаимопроникновение двух частей метафоры в трех любопытных строках.

Первая строка — стих 13 песни I «Чистилища»: «Dolce color d’oriental zaffiro».

Бути определяет сапфир как драгоценный камень, цветом от небесно-голубого до синего, необычайно красивый, а восточный сапфир — как разновидность, встречающуюся в Медине.

Цитированный стих Данте вызывает в памяти цвет неба на востоке, сравнивая его с сапфиром, в названии которого есть слово «восточный», тем самым давая начало игре соответствий, которой нет конца.

В «Еврейских мелодиях» (1815) Байрона я нашел не менее изысканное построение: «She walks in beauty, like the night».

«Она идет во всей красе, светла, как ночь ее страны». Чтобы воспринять этот стих, читатель должен вообразить стройную смуглую женщину, ступающую, как Ночь, которая, в свою очередь, смугла и стройна, как женщина, и так бесконечно.

Третий пример из Роберта Броунинга. Это посвящение большой драматической поэмы «The Ring and the Book» (1868): «О lyric Love, half angel and half bird…»

Поэт называет Элизабет Баррет, свою умершую жену, полуангелом, полуптицей, — но ведь ангел и так наполовину птица, — намечая тем самым почти неуловимый переход одного существа в другое.

Не знаю, можно ли в эту случайно составившуюся антологию включить спорную строку Мильтона («Потерянный рай», IV, 323): «…the fairest of her daughters, Eve».

«Прекраснейшая из дочерей своих, Ева»; для рассудка этот стих лишен смысла; но для воображения, пожалуй, нет.