Глава 9
– Привет, папа, – сказала я.
– Привет, Боб.
– Давно тут сидишь?
– Ну, некоторое время.
– Мог бы и позвонить, – но он никогда не звонил. Может, у него просто симки местной не было.
– Мне не трудно и подождать, – сказал он.
Рядом с ним на ступеньках лежал букет, роскошный и, наверное, очень дорогой. Это было непохоже на те подарки, что он обычно мне приносил.
– Раньше ты никогда не дарил мне цветы, – сказала я.
Он смутился.
– Да и в этот раз они не от меня. К тебе тут курьер приходил, я расписался в получении.
– И кем ты представился? – если бы он сказал правду, ему бы все равно никто не поверил. Сейчас он выглядел, максимум, моим старшим братом, да и то с разницей всего лишь в несколько лет.
Время почему-то было над ним не властно.
– Дальним родственником из деревни.
– Зайдешь?
– Конечно.
Он поднялся со ступенек, отряхивая джинсы. Под цветами обнаружилась кожаная папка для бумаг и небольшая коробочка, перевязанная красным бантом.
– Там написано, от кого это? – поинтересовалась я.
– Какой-то К. Браун, – сказал папа. – Знаешь такого?
Черт бы его драл.
– К сожалению, да, – сказала я.
Мы поднялись ко мне. Я зажгла свет, поставила чайник и заглянула в холодильник. Там было пусто.
– Еды нет, – сообщила я.
– Ничего страшного, я не голоден.
Зато я тут вспомнила, что ничего не ела с самого утра, и в животе предательски заурчало.
– Давай закажем пиццу, – предложил он. – Или что-нибудь китайское.
– Нет, лучше пиццу, – сказала я. – Свали это барахло в какой-нибудь угол.
Он сгрузил букет, папку и коробку на подоконник, а сам уселся в кресло, предварительно переложив валявшееся там барахло на диван. Не то, чтобы я была принципиальным противником чистоты и порядка, обычно на уборку у меня просто не оставалось времени. Пока он всем этим занимался, я позвонила в пиццерию на углу и заказала «пепперони» и «четыре сыра». Не лучшая пицца в городе, зато у них самая быстрая доставка.
– Как ты в целом, Боб?
– Нормально, – сказала я. – Как-то так, день за днем. Такие дела.
– Как Джон и Лиззи? Давно была у них последний раз?
– Гостила пару дней этим летом, – сказала я. – У них все нормально. Ждут внуков.
– А ты…
– Похоже, внуки задерживаются, – сказала я. – Мы с Дереком расстались.
– Это такой блондинчик?
– Это такой брюнетик, – сказала я. – Блондинчика звали Пол.
Мы помолчали.
Папа не особо интересовался моей личной жизнью, за что я ему была очень благодарна.
– Как только стемнело, на районе ошивался упырь, – сказал он без всякой связи с предыдущим разговором.
– Уверена, что ко мне это никакого отношения не имеет, – сказала я.
– Тебе виднее.
– Надеюсь, ты ничего с ним не сделал? – вампиры такие же граждане этой страны, как и прочие существа, и пока они не нарушают закон, мне они абсолютно неинтересны.
Но папа вырос в других местах, там, где к кровососущим не принято проявлять особой толерантности.
– Просто спугнул.
– И как ты его спугнул?
– Вот так, – папа скорчил страшную, по его мнению, гримасу. – Бу!
– К нам утром не поступит заявление о неопознанной горстке пепла? – уточнила я.
– Разве что у него случится инфаркт, – сказал папа. – Но это вряд ли. Он был совсем еще молодой.
– Э…
– Для упыря, – уточнил папа. – Сто-сто двадцать лет, на первый взгляд. Я не особо присматривался.
Вообще-то, считается, что в своем внешнем облике вампир застревает в момент обращения, если, конечно, он таким не родился сразу, поэтому определять их реальный возраст на глаз – дело неблагодарное. Но я не сомневалась, что папа знает, о чем говорит.
– Ну и черт с ним, – сказала я.
– Черт с ним, – согласился папа.
Мама на его месте уже бежала бы в церковь за святой водой, развешивала на стенах распятия и закупала чеснок в оптовых количествах. А папа Джон наверняка проверил бы, есть ли у него в наличии серебряные пули.
У меня, кстати, в наличии серебряные пули имелись, но папа Бэзил даже не стал об этом спрашивать. Кто-то может решить, что папа Бэзил – законченный пофигист, но я предпочитаю думать, что он верит в меня и мои способности о себе позаботиться.
* * *
В тот день, когда он привел меня домой из штата Мэн (обратный путь не занял много времени, мы словно шагнули с одной улицы на другую) заплаканная мама обняла меня, вручила тарелку с сэндвичами, кружку с горячим какао и отправила наверх. Поскольку папа Джон еще не вернулся из своей деловой поездки, мама с дядей Бэзилом заперлись вдвоем в его кабинете и принялись выяснять отношения на повышенных тонах.
Точнее, кричала в основном одна мама, а он тихо оправдывался в ответ. Я попыталась подслушивать, но не слишком удачно, потому что у меня получалось уловить только половину реплик. Кажется, мама утверждала, что это он во всем виноват, а дядя Бэзил говорил, что это не так.
– Это твоя вина! Если бы ты не влез в нашу семью, ничего этого бы не случилось, чертов ты сукин сын!
– Мы этого не знаем, Лиззи.
– Мы знаем! Тебе с самого начала не стоило лезть в ее жизнь! Когда ты ее бросил, это, наверное, было лучшим твоим поступком в жизни, лучшим, что ты мог для нее сделать, так какого черта ты снова тут появился?
– Я же не знал… – тут неразборчиво.
– Ты пытался сделать все правильно, обставить все красиво, и посмотри, чем все закончилось! Я чуть не потеряла мою девочку!
– Нашу девочку.
– Нет! Ты больше не имеешь к ней никакого отношения! Убирайся! Я не хочу больше видеть тебя в своем доме!
– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Лиззи…
Я тоже не понимала, в чем его вина. По моему глубокому убеждению, виноват в произошедшем был только Пеннивайз – Клоун из Ада, а папа Бэзил вообще герой и молодец, убил чудовище и спас мне жизнь, а может быть, и не только ее. Ведь Пеннивайз заманил меня в ловушку, Пеннивайз пытался затащить меня под землю и сделать меня частью своей чудовищной канализационной коллекции…
Мне тогда было двенадцать лет, голова разрывалась от противоречивой информации, вдобавок, меня трясло от пережитого, и многого я тогда просто не понимала…
Как бы там ни было, с того дня папа Бэзил стал приезжать к нам в гости гораздо реже, а Дороти, оказавшаяся детским психологом, практикующим в соседнем городке (а своего детского психолога у нас не было), стала в нашем доме чуть ли не завсегдатаем. Родители еще пару недель не выпускали меня из дома, даже на крыльцо или на задний двор, было много разговоров и с мамой, и с Дороти, и с вернувшимся из командировки папой Джоном, а потом жизнь потихоньку начала налаживаться и возвращаться в прежнее русло.
Дети, кстати, пропадать перестали.
А потом, когда все уже, казалось бы, успокоилось, ко мне пришли кошмары.
* * *
Папа откусил «пепперони» и запил его глотком чая.
– Не лучшая пицца, что я пробовал в жизни, – заметил он.
– Знаю. Зато горячая.
– Это да.
– Надеюсь, у тебя не начнется вьетнамских флешбеков по этому поводу, – сказала я. – Дескать, когда-то в молодости ты со своими безбашенными друзьями…
– Нет, – успокоил он меня. – Это всего лишь пицца.
– Я всегда рада тебя видеть, – сказала я. – Но сегодня ты выбрал не самое удачное время для визита. Я после работы, холодильник пуст, день был тяжелый и все такое.
– Я тебя надолго не задержу, – сказал он. – Просто хотел проверить, что с тобой все в порядке.
– Проверил?
– Вроде бы, – сказал он. – Будь аккуратна, Боб. Что-то назревает, я чувствую это в воздухе.
Я повела носом и не почувствовала ничего, кроме запаха пиццы.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – он улыбнулся.
К сожалению, я понимала.
Когда ты… ну, кто-то вроде моего отца, и уже довольно давно, некоторые вещи ты учишься чуять заранее. Может быть, это просто основанная на богатом житейском опыте интуиция, а может, как-то по-другому работает.
Я в себе подобных навыков еще не выработала.
– Неприятности?
– Скорее всего.
– Только для меня или…
– Скорее, что-то более глобальное.
– Мы справимся, – сказала я. Город переживает локальные катастрофы чуть ли не каждый год, а иногда и два раза в год.
Мы к этому уже привыкли.
– Надеюсь, – сказал он. – Штука в том, что некоторые дела требуют моего отъезда…
– Разве ты не все время там? – удивилась я. – В смысле, в отъезде.
– Очень далеко, – сказал он. – И время там течет не так, как здесь…
– То есть, мы можем долго не увидеться?
– Не исключено, – вздохнул он. – А может быть, ты даже и не заметишь моего отсутствия.
– То есть, опять эта чертова неопределенность, – сказала я. – Все, как обычно.
– Не все как обычно, – сказал он. – Оттуда… я могу не услышать твой зов.
– Буду иметь в виду, – сказала я.
– Ты меня не позовешь, – сказал он.
– Я уже большая девочка, – сказала я. – И научилась решать свои проблемы сама.
А еще мне и того раза хватило. Два года кошмаров и депрессии, которую никакими медикаментами не удавалось побороть.
Хотя, конечно, это и не его вина. Не он же натравил на меня Пеннивайза.
– Ладно, – он доел пиццу и допил чай.
Все это время мы провели в неловком молчании.
– Ладно, – повторил он. – Я уже пойду, Боб.
– Хорошо, – сказала я.
– Будь осторожна, дочь.
– И ты тоже, папа.
– Я тебя люблю, ты же знаешь.
– Конечно. И я тебя.
Он вышел в прихожую и исчез, даже не притронувшись к входной двери.
Понятия не имею, как он это делает.
* * *
До двенадцати лет все вокруг звали меня Бобби, но после того, как это имя использовал Пеннивайз, меня начинало трясти всякий раз, как я его слышала. Для Роберты я была слишком молода, да я и сейчас слишком молода для Роберты, поэтому осталось не так уж много вариантов.
Когда мне будет уже за тридцать, наверное, придет время и для Роберты, а потом, когда я стану еще старше, меня будут называть просто Бертой. А если я таки разожрусь до девяноста килограммов – никто ведь точно не знает своей генетики, и я в том числе – то меня будут называть Большой Бертой.
А пока – Боб.
Это, пожалуй, оптимальный вариант.
Я люблю папу, но почему то каждый раз после того, как он уходит, испытываю облегчение.
В общем, папа отчалил навстречу новым приключениям (я не сомневалась, что это так. У людей вроде него по-другому просто не бывает, и даже совсем не потому, что они этого хотят), а я отодвинула букет в сторону и глянула на папку, которую мне прислали.
Вот ведь зараза этот Кристиан Браун.
Он сдержал свое слово. Обещал прислать мне записи вечером, и вот он, вечер.
И вот они, записи.
Самые натуральные, на самой настоящей бумаге. Еще и не распечатки, а написанное от руки. Хорошо хоть, что у него почерк разборчивый.
И как мне теперь доставить эту посылку Аманде, если ее район закрыт на карантин?
Я нашла в кармане телефон, и оказалось, что он сел. А я еще удивлялась, что мне весь день никто не звонил…
Пришлось искать провод, который почему-то обнаружился в ванной, но без блока зарядки, который какого-то черта лежал на холодильнике, где его и втыкать-то некуда.
Потом я как-то совместила все это между собой и с розеткой, освободила место на журнальном столике (из стопки шмоток, которую я смахнула на пол, почему-то выкатилась граната), и начала фотографировать все это безобразие по одному листочку, сразу же отсылая их Аманде.
Уже после третьей фотографии она мне перезвонила.
– Что это за чертовщина, Боб?
– Это твое интервью, Эми.
– Я вижу, что это мое чертово интервью, Боб. Почему оно в таком чертовом виде?
– Спроси своего чертова красавчика, – сказала я.
– Это что, его почерк?
– Ну да.
– Да, я еще удивилась, что понимаю каждое слово, – сказала она, намекая на мои низкие навыки каллиграфии. – Но я ничего не понимаю. Почему так сложно? Почему ты не записала его ответы на диктофон?
– Я не знаю, почему он не записал свои ответы на диктофон, – сказала я. – Я оставила ему диктофон, черт побери.
– В каком смысле «оставила»?
– Вместе с вопросами, – сказала я.
– Тебя что, не было на самом интервью?
– Мне пришлось уйти после третьего вопроса, – призналась я. – Работа, знаешь ли. Какие-то ребята решили ограбить банк, и нас всех вызвали по тревоге.
– Я знаю, я смотрю новости, – сказала она. – Но ты знаешь, милочка, что уходить с интервью вот так – это очень непрофессионально?
– Не косплей Мегеру, – попросила я. – Ты мне, между прочим, не начальник.
– Ок, прости, Боб, – сказала она. – Много там еще этой фигни?
Я посчитала.
– Восемнадцать листов.
– О боже, – вздохнула она. – А мне это к утру надо будет как-то расшифровать и привести в удобоваримый вид.
– Тебе бы и аудио пришлось расшифровывать, – заметила я. На сайте, конечно, они могут выкладывать материалы в любом формате, но печатные издания воспроизводить звук пока еще не научились.
– Это проще, – сказала она. – Вставляешь наушники и фигачишь. А тут…
– У него хотя бы хороший почерк, – сказала я, пытаясь ее подбодрить.
– Ладно, прорвемся, – сказала Аманда. – И как он тебе?
– Что бы я могла успеть рассмотреть за десять минут?
– Ой, не морочь мне голову, Боб, – отмахнулась она. – И нескольких секунд хватает, чтобы почувствовать этот животный магнетизм, ощутить на себе эту магическую притягательность, заглянуть в бездонные колодцы его глаз…
– Магнетизма не случилось, – доложила я подруге. – Кроме того, у него весьма специфические вкусы, и я…
– Что? – возопила она так громко, что мне даже пришлось отодвинуть телефон подальше от уха. – Он рассказал тебе о своих вкусах? Будь ты проклята, Роберта Кэррингтон! На твоем месте должна была быть я!
– Если ты имеешь в виду место рядом с ним, так оно до сих пор свободно, – сказала я. – А если ты про интервью, то я же не виновата, что у вас объявили локдаун.
– Нет, я всё-таки тебя ненавижу, – сказала она. – Что совсем не твой тип?
– Абсолютно, – сказала я.
– В любом случае, мне нужны все подробности, – сказала она. – Как он был одет? Как сидел? Что сказал? Как себя вел? Какой он в жизни, а не на картинке? Как отреагировал, когда ты сказала, что тебе надо идти? И, самое главное, что там за вкусы?
– Давай поговорим об этом завтра, – сказала я. – Сегодня я слишком устала, кроме того, в мою дверь кто-то стучит.
– Все ты врешь, – сказала она.
Я вышла в прихожую и поднесла телефон поближе к двери, в которую действительно стучали. Не слишком громко, чтобы это выглядело невежливым, но достаточно настойчиво.
– Небось, сама же ногой и колотишь, – вздохнула Аманда. – Ладно, тогда сегодня с тебя фотографии, а завтра уже расскажешь мне все в деталях.
– Угу, – сказала я.
Я повесила трубку и пошла открывать дверь. А поскольку я все еще держала в уме папино предупреждение о грядущих неприятностях, прежде чем открыть дверь я вернулась в комнату, чтобы сунуть за пояс пистолет.
Когда со мной мои верные друзья Смит и Вессон, мне гораздо спокойнее.
В дверь продолжали стучать.
– Да иду я!
Стук затих.
Кого там могло принести ночью? Надеюсь это не миссис Свинтус, соседка из квартиры сразу подо мной, с очередной порцией дурацких претензий. Помню, как-то ночью мы с Дереком немного увлеклись, и она вызвала полицию. Каково же было ее разочарование, когда на выезд приехали мои знакомые ребята, которые не стали меня арестовывать и расстреливать прямо на месте (чего, по ее мнению, и стоило бы сделать), а просто напомнили, что надо вести себя потише, а потом еще и на чай остались.
В прошлом месяце она жаловалась, что я ее якобы затопила (а меня тогда вообще дома не было, и все краны были закручены, и даже трубу нигде не прорвало), но отказалась пустить в свою квартиру, чтобы я могла оценить ущерб.
В позапрошлом месяце она заявила, что я облучаю ее смертельными лучами (а у меня даже микроволновки нет), и я подарила ей шапочку из фольги.
На самом деле у нее другая фамилия, конечно, но я ее не помню. Кроме того, я считаю, что миссис Свинтус ей очень подходит.
И тут до меня дошло, что если она увидит меня с пистолетом, то наверняка подумает, что я собираюсь ее убить. Потому я еще раз вернулась в комнату и накинула на себя кофту, чтобы спрятать под ней оружие.
Эта предосторожность оказалась излишней, потому что стучала все-таки не миссис Свинтус. Я открыла дверь и обнаружила, что на пороге у меня стоит упырь.
Что ж, хорошая новость заключалась в том, что он таки не умер от инфаркта.
