Глава 17 Эпилог
— Несите! Несите! — кто-то зычно ревел над ухом. — Что ты его будто куль с мукой тянешь, дубина неотёсанная!
Незнакомая, с медицинско-призывающим налётом, речь в ответ.
— Зубы пересчитаю, басурманин ты этакий! Не растряси! — и чуть громче, словно кому-то вдалеке. — И девку не щупай! Слаба она, охальник мордастый!
Ничего не соображающий инспектор раньше слышал этот голос. Часто. Ругательный такой, скандальный...
Шеф?
Откуда? И почему голове так тепло? И что с Ланой? И где...
Вопросы распирали.
С трудом приподняв веки, Сергей узрел сосредоточенную, с тяжёлой челюстью харю в гладком железном шлеме. Харя ощерилась в улыбке.
— Оклемался? — боковое зрение выцепило взволнованного Фрола Карповича. — Болит? Терпи. Тебя по затылку палкой приласкала охрана понабежавшая. Покой надобен. Починим.
— Лана?
Черепушка действительно раскалывалась, однако парень, как ни старался, не смог припомнить подробностей своего чудесного перемещения из допросной под молчаливое крылышко мужика в броне легионера.
Последнее, что стояло перед глазами как наяву — окровавленное лицо Александроса. Дальше — провал.
— Жива, — успокоил начальник. — Её следом несут. Со всем почтением, бабёнку голозадую.
Рыло ощерилось ещё больше, превращаясь в грустно-оскаленное. Похоже, женщина пришлась ему по вкусу и теперь он очень сожалел о неудачном жребии в распределении живого груза.
Иванов его даже где-то понимал. Там имелось на что посмотреть и за что подержаться.
И всё же чего-то не хватало.
— Антон?
— В городе остался. Не поспел я его привлечь. За родителями твоими бдит. С Машкой тоже порядок, — обрадовал топающий рядом Фрол Карпович. — И котейка под присмотром. Дома уже... Ты за промедление не серчай. Толечко смогли — прибыли. Всех повязали. И наружную охрану, и внутреннюю. С ними я отдельно пообщаюсь. С пристрастием.
У инспектора поменялись местами пол и потолок. Шеф извиняется? Прилюдно? Да он, скорее, побреется до сизой глади, чем признает неправоту. А тут — нате, и при всех. Куда мир катится?
***
... Его несли на руках, словно ребёнка из роддома по какому-то складскому помещению. Справа и слева высились стеллажи с коробками, маркированными вязью; у широких ворот желтел небрежно припаркованный погрузчик. Возле створок на карауле стоял широкоплечий верзила в древнеримских доспехах, при пилуме, со щитом, и с любопытством посматривал на идущих.
Шеф озаботился экскурсией по новым местам.
— Узилище твоё туточки, подземное. В дальнем углу — шахта с механизмом подъёмным. Ниже — комнаты, клетки. Добротно упрятано... Из постояльцев, кроме тебя — никого более, — несущий согласно кивнул, подтверждая. — Ты, Иванов, во гневе страшен. Людишек поуродовал знатно. Оно, конечно, за дело, кто спорит... Мало не убил прихвостней оружных. Чем ты их?
— Молот Тора, — начхав на прежнюю скрытность, признался парень. — Александросу тоже частично досталось. В пузо торцанул.
— Почему — в пузо?
— Куда дотянулся. После обычным способом уделывал. Отчего доступ к Силе отсутствовал — разобрались?
— А как же, — у Фрола Карповича вместо возгласа получился печальный вздох. — Реликвии чернокнижные повсеместно в стенах прятались, по упыриному жаждущие пития энергетического. Им, почитай двести годочков без малого. Творил один умелец из земель Литовских, будто пирожки на рынок пёк. Проворно да изрядно... Шибко их тюремщики уважали. По сию пору используются во многих... заведениях. Скверные поделки, но нужные. Откель они здесь — дознаемся.
Бдительный караульный приоткрыл створку ворот, не дожидаясь указаний, и парня ослепил яркий, солнечный свет.
На улице их уже ждала четвёрка людей в строгих костюмах. Статных, надменных, неуловимо похожих между собой. Едва завидев процессию из Серёги, боярина и носильщика, от группы отделился мужчина и с высокомерным презрением бросил:
— Наш герой-убийца? Храбрый комок проблем на теле Департамента? Поклонник нетрадиционных методик колдовства?
Причин агрессии инспектор не понял, посмотрел на шефа. Тот озлобленно щурился, однако молчал, поигрывая желваками.
— Фрол Карпович, — оставив побитого парня в покое, обратился говорящий к боярину. — Вас и вашего подчинённого ждёт разбирательство. По всей строгости. И не надейтесь, что в этот раз всё сойдёт с рук.
... Вы ... Вам — сходные, демонстративно-вежливые речевые обороты предпочитал македонец. Коллеги прекраснорепого набежали? За законностью бдить?
Эх, где же вы раньше были, гады...
— Не пужай, — более резко, чем следовало бы, прогудел шеф, поворачиваясь к несущему Серёгу крепышу. — Клади на кроватку. Вон она, в тенёчке.
У края огороженной бетонным забором площадки средних размеров, заставленной малотоннажными грузовичками всё с той же вязью на номерах, смешанной с привычными цифрами, кто-то заботливый поставил пару коек. Таких же, как под землёй. И об одеялах с подушками позаботился.
Бережно положив Иванова на матрац, носильщик подмигнул, явил себя во всей красе триария, по-матерински накрыл одеялом.
— Лежи смирно, — проявил заботу и Фрол Карпович. — А я пойду, за недопонимание на языках померяюсь...
Лану принесли через минуту. Измождённую, осунувшуюся, в криво запахнутом халате. Положили на свободную лежанку, так же укрыли.
— За импотента извини, — донеслось с соседней койки, когда сопровождающие разошлись. — Хотела тебя подстегнуть. Для реализма.
— Проехали, — Иванов, бесцельно изучающий редкие облака на небе, действительно не держал зла на женщину. — Лучше расскажи, как здесь оказалась.
Вздох, другой...
— Когда ты пропал — все на уши встали. Добрались и до меня... Фрол Карпович лично прибыл на беседу. Переживал, весь на взводе такой, резкий... Он и сообщил об исчезновении моего куратора. Связал два события, провёл нужные параллели, вот только выводы сделал неверные. Считал — вас обоих похитили. Позже, через посредников, со мной связался Александрос. Попросил никому ничего не говорить и срочно отправляться сюда. Я послушалась.
— И ошиблась.
— Нет. Не ошиблась, — Лана упрямо сопротивлялась очевидному. — Я ему верила, и сейчас, после всего случившегося, верю. Когда мы встретились, он поделился со мной своими планами, замыслами, мечтами. И искренне жалел тебя, считая заложником обстоятельств.
Поперхнувшись слюной от возмущения, Серёга высказался начистоту:
— Ты охренела?! Или мне извиниться за то, что натворил?!
Недовольство разбилось о гранит спокойствия.
— С чего бы? Ты поступил адекватно, спасал себя. Я о другом… Александрос хотел осуществить, в общем-то, разумные вещи. Вернуть искусственно отобранные перспективы. Когда рассказывал — светился изнутри. Сиял мечтами. И это при его-то сдержанности и скрытности... Себя вспомни. Ведь тоже стремишься улучшить мир. В лекари метишь, о важном рассуждаешь, а до этого? Терроризировать вампирчиков на полном серьёзе собирался! Припоминаешь? Или выборочный склероз настиг?
— Нет. Но красть людей...
— Ну да, ну да... Почти большая разница. Успокойся. Александрос это понимал и считал похищение неизбежным злом во имя пользы. Тебе, конечно, ни холодно, ни жарко от чужих идеалов, да и я никого не оправдываю, но... не знаю, как бы я поступила на его месте.
Откровенность Сергей оценил. Оставив проблемы морального выбора Фролу Карповичу и прочим высокопоставленным чинам Департамента, повернул диалог в более приземлённую плоскость.
— Приехала ты. Дальше что?
— Выслушала просьбу о помощи. Александрос хотел тебя сделать союзником, только не знал, как. Надеялся убедить, склонить, открыть новые горизонты... Выходка с клеймением здорово поломала его планы. Я предложила ввести тебя в шоковое состояние, поиграться с психикой. Сломать, но не до конца. Нарочно переселилась в камеру, настояв перед этим на проверке под Печатью. Заставила убедиться в чистоте намерений.
— Ничего не понимаю, — Иванов запутался. — Если ты помогала не мне, а потом мне... Надула всех?
Соседка тихо рассмеялась.
— Какие же вы, мужики, наивные. Любите, чтобы просто, понятно, как в справочнике. Я никоим образом не обмолвилась про собственные мысли, а они имелись в избытке. Мне понравилась затея, но не исполнение. Нельзя никого приносить в жертву каким бы то ни было помыслам и целям. Что тебя ждало, согласись ты встать в ряды последователей нового борца за светлое будущее? Вечные прятки, сомнительные союзники, нервы на пределе, расставание с семьёй? Надолго подобную организацию не спрячешь... Последствия — непредсказуемы, но предсказуемо мощнейшее противостояние тех, кого всё устраивает. Серёжа, признай, ты мечтаешь о другом... Ну и нравишься ты мне. Жалко десятилетие терять.
— И всё?
— Если бы... В своём заточении ты оказался не одинок. Александрос, страхуясь, до полного успеха перевербовки перевёл меня на казарменный режим, не понимая, что этим многое рушит.
— Не выпускал из подземелья?
— Выпускал. Под присмотром, нехотя. Во двор, воздухом подышать. Для него испорченное десятилетие — тоже срок, конечно, но не критично. Для меня — более значимый отрезок, меняющий многое. Я же ему не крепостная, в конце концов... Для обычного человека, пусть и со способностями — значительный. И никто тебя, заметь, даже в случае согласия, прогонять на все четыре стороны не обещал. Задумывался об этом?
— Ага. Только я склонялся к варианту полной зачистки и дальнейшего существования в виде призрака на поводке. Без железобетонных гарантий он бы не отвязался...
— Умненький. Я тоже об этом подумала. Спросила — и ответа не получила. Пришлось действовать быстро. Выдумывать подселение, тесты, вести себя, как последняя шлюха, убаюкивая чужое внимание... Александрос ведь собирался твою девушку, Юлю, в качестве дополнительного рычага использовать. До родителей ему не дотянуться, они под присмотром Департамента, да и необходимость не такая уж сильная. Через близкую женщину на объект влиять — легче лёгкого. Классика жанра. Окрутил бы девчушку, убедил, очаровал... Комбинаций масса! — букинистка довольно хихикнула. — А я взяла и перехватила инициативу.
Иванов тоже ухмыльнулся. А он всё гадал, откуда Лана про дочку билетёрши узнала. Не рассказывал ведь ей об этом ничего. И не намекал. Македонец, жаба, подсуетился... Ну да, в смартфоне Юлькина фотка, переписка весьма фривольная, пароль на звонилке отсутствует. Тоже мне, великая сложность узнать об их взаимоотношениях.
— Печать как обманула?
— Легко. Эмоциями. В момент проверки я тебя убить хотела. Для женщины такой психологический выверт — раз плюнуть. Вспомнила о том, как ты меня у входа в театральный зал бросил, обиделась, немножко напридумывала, накрутила себя — и пожалуйста! Ненависть в чистом виде. Никаких умыслов об организации побега. К тому же, инициатива исходила от меня, потому о подробном допросе никто и не задумался. Партия в два хода.
— Но зачем? — инспектор никак не мог понять, что двигало Ланой. — Зачем?! В случае провала за решётку бы окончательно переехала! Устроить рубилово без подготовки; поверить на слово, зная, что я тебе не полностью доверяю... Ты сумасшедшая?!
От ответа собеседница уклонилась, наградив неопределённо-удручённым:
— Дурак ты... и уши у тебя холодные. Машка объяснит. Отстань.
Между койками появился Фрол Карпович. Встал, придирчиво осмотрел лежащих.
— Наворотил ты, Иванов... Как додумался Александроса умертвить, горюшко ты луковое?
Соседка заинтересованно засопела.
— Да оно как-то само... Лежал, думал о спрятанной вентиляции, и озарило. Печать к голове вашего друга, — шеф поморщился при упоминании македонца, однако препираться не стал, — в горячке приложил. Без умысла. Нагадить хотел. Это уже потом, когда он признался, что сработало как надо и всё по-настоящему, я всерьёз принялся за изучение тюрьмы. Продуманный архитектор попался... все пути отрезал, кроме одного. Погибшие сотрудники Департамента попадают...
— К нам, — закончил за него боярин. — Помню, вопрошал ты об этом, когда Швец едва не помер при поимке голема... Как дотумкал, что он не исчезнет?
— Никак. Надеялся на это. Силой ведь никто воспользоваться не мог. Ни я, ни охрана, ни Александрос. Защите без разницы, у кого излишки отжимать. Ну и перенос с прочими нематериальными кунштюками... я бы первым делом от этого застраховался. На то и рассчитывал.
Поглаживающий бороду шеф с сомнением спросил:
— А коль бы обмишулился? Аль погиб? Чего тогда?
Допущение неприятно резануло слух, и Сергей ответил «вопросом на вопрос»:
— Фрол Карпович, вы воевали?
— Случалось, — недоумевая, согласился тот.
— И что бы вы сказали воину, начни он перед битвой нудеть: «А если мы проиграем? Если погибнем?» Такое ведь в бою могло случиться?
— Вона ты куда вывел... На воинский фарт уповал?
— Куда ж без него... И на Лану. Она там такую мясорубку устроила! — инспектор повернулся к женщине. — Где научилась?
— В восьмидесятых встречалась с двухкратным призёром Союза по боксу. Подсмотрела, попробовала, увлеклась. Карате баловалась... В моём весе преимуществ много. Скорость, подвижность, главное — пользоваться уметь... Одинокой даме иногда приходится за себя постоять.
Высящийся над ними боярин пробасил с одобрением:
— Ухватисто отделала. Хоть и оклемались, а все в лёжку. За бока держатся, скулят. Я потом в записи погляжу.
Букинистка густо покраснела, инспектор тоже. Драка — не жалко, пусть смотрит, но более ранние съёмки...
— Фрол Карпович! Что с Александросом? — отгоняя накатившую стеснительность, молодцевато спросил Сергей.
— Что... что... едва он в конце Очереди образовался, Печатью твоей украшенный, без промедления о сём прискорбстве все узнали. Он не отпирался. Указал, где искать, поведал о том, что ты жив-здоров. Тюрьма сия за его деньги построена, охрана из верных людишек подобрана. Поляки, шведы, бразильянец даже затесался. Он ведь богат несусветно, Сашка то... я и не ведал. Грамотно с биржами оборачивался через подставных, разумно с банками якшался. Не для богатства, для дела копил. Из чистых помыслов решился на ослушание. Не имелось в нём зла.
Тяжело давались шефу воспоминания о друге...
— А где мы вообще? — инспектор заинтересовался необычно тёплой погодой и сухим воздухом.
— В Иордании. В глуши тутошней.
— Это где знаменитая Петра?
— Тут недалече до неё. Отлежишься — посети. Познавательно. Подремай, пока мы тут управимся.
С сочувствием наблюдая за сгорбившимся, угрюмым начальником, потерявшим сегодня лучшего товарища, Иванов, кряхтя, повернулся к женщине.
— Ты про каземат говорила. Для чего он?
— Чтобы ты попытался сбежать. Переместился, если умеешь, в каменный мешок без выхода. Нарушение режима, чувство вины, дополнительные репрессивные меры. Короче говоря, замаскированный карцер. Убойная, с точки зрения психики, штука. Сам вошёл — сам идиот. А за выход пришлось бы с лихвой заплатить.
— Э... гениально. Признаю. Окошко в каменной стене прямо манило к побегу.
— Да. Моя разработка. Александрос как-то вскользь поинтересовался, как бы я тюрьму обустроила, из которой нельзя сбежать колдуну. Выглядело шуткой, необычной загадкой для разума. Я и предложила видимую лазейку создать, для понимания, на что готов заключённый.
Переставший удивляться Сергей только и пробормотал:
— Смело. Я бы не признался.
В этот раз она предпочла отмолчаться. Натянула одеяло почти до ресниц, закрыла глаза...
***
... Застолье подходило к концу. Сдвинув полупустые тарелки в сторону и разлив по очередной рюмке крепенького, Антон трогательно рассказывал разомлевшим от выпитого Лане и кицунэ о неудавшемся вояже по Европе.
— Только по Берлину начали гулять — и нате! Труба зовёт! В дорогу! Серёга пропал! — заплетающимся языком вещал он. — Роза — в слёзы! А я ей и говорю: «Да я за друга»...
Слушательницы сочувственно кивали.
Расположившийся на другом конце стола Фрол Карпович, умышленно избегавший любых упоминаний о работе, тихо дёрнул Иванова за рукав.
— Пошли прогуляемся на балкон. Подымишь.
Окинув взглядом сидящих, парень поднялся и, стараясь не привлекать внимание, вышел из кухни, где они по-семейному праздновали его возвращение.
Шеф не отставал.
— Что дальше? — спросил он, едва закрылась балконная дверь. — С Сашкой отдельная песня, ему добра ждать не приходится. К чему приговорят — не ведаю... Разбирательство по тебе только начинается, но...
— Давят? — Иванов закурил, отрешённо глядя на мерцающие гирляндами окна домов напротив. Предновогодняя неделя. Всем праздника хочется. — Политическая ситуация превращает меня в мину замедленного действия? Сослуживцы Александроса не спустят из корпоративной солидарности? Опасаются, что повторно отмочу нечто, выходящее за рамки? Боятся моих вскрытых талантов? Не знают, как пришить умышленное убийство при условии, что потерпевший давно уже того... слегка не живой? По всем бумагам мёртвый? Так ведь он тоже на месте не стоял, и ударил меня первым... Превышение пределов необходимой самообороны клеить станут?
— Всё вместе. И много более.
— Тогда... — парень воровато оглянулся на пустую комнату, — есть задумка...
Затушив недокуренную сигарету, он почти прижался ртом к боярскому уху и заговорил...
Высокий гость слушал поначалу недоверчиво, хмурил брови, однако постепенно проникался речью подчинённого, сопровождая почти каждую реплику комментариями:
— Угу... Да... И... Хрен тебе, а не пенсион!!! Ври дальше!
Хитро посмеиваясь, тот продолжал...
— А что это вы тут делаете? — момент, когда подошёл пьяненький и счастливый Швец, пропустили оба. — Я тоже покурить хочу. Можно?
Разрешения призрак дожидаться не стал. Впёрся на балкон, небрежно извлёк портсигар, придвинул пепельницу.
— О чём шепчетесь? — подпитие придало ему смелости.
— Увольняюсь я, Тоха.
Увесистая серебряная приблуда стукнула о пол.
— Как?!
— По собственному.
Ничего не понимающий напарник хлопал глазами, недоверчиво переводя взгляд с друга на шефа.
— Это... шутка?!
— Правда, — Фрол Карпович раздвинул усы в улыбке. — Чистая.
— А... А я?
— А ты служишь. С Сергеем совместно. Он у нас в агентах-осведомителях числиться станет. Подчиняться будет только мне и тебе. И никто его ни в чём не попрекнёт — руки коротки... Жалование ему, конечно, от сей поры не полагается, ну да по миру не пойдёт. Пригляжу за сим... Представляешь, энтот стервец у меня пенсион выдурить пытался, как увеченный при исполнении! За стукнутую палкой головёнку!
— Без Печати поработаю, — вторил Иванов. — Ничего страшного. Я беса и без метки так приложить могу, что мало не покажется. Зато какой простор для деятельности! Займусь нормально целительством, научусь артефакты полезные создавать. Помнишь, какая у Стаса икона? Мне до жути охота разобраться, как она работает и дубликатов наклепать. Клады поищем...
— Какие клады? — весёлость враз слетела с боярина. — Ты что удумал, паскудник?
— Да это так, мечты...
— Розог возжелал?! Худо одно от них. Позабудь! — начальство обрело успокаивающую уверенность и вернулось в привычную колею громов, молний и угроз.
Определившийся с жизненными ориентирами Иванов едва не расхохотался — такими милыми ему показались регулярно поминаемые розги с батогами, плетьми и конюшней. Фыркнул, гоня смешинку, закурил.
— Но зачем, Серый?! — напарник до сих пор ничего не понимал.
Пришлось разъяснять.
— Ты действительно думаешь, что Александроса мне на тормозах спустят? Я же его, в определённом смысле, пришил. Сотрудника Спецотдела прихлопнул! В лицо, может, и не скажут, но вцепятся в холку похлеще гончих собак. Ждать станут, когда оступлюсь, подставы устраивать. И это я ещё про позабытое заклинание ничего не сказал! Все думали — сгинуло оно, а я из глубин вытащил и напомнил, — давая Антону представить нависшую угрозу, парень наклонился, поднял с холодного пола портсигар и сунул в руки владельца. — Увольнение же решает почти всё. Обычного живого Департамент к ответственности привлечь не имеет права, а формально гонять меня не за что. К вам с Фролом Карповичем, соответственно, претензий меньше.
— Ага, а в качестве агента о тебе никто не узнает, — кисло подметил Швец. — Штирлиц хренов...
— Плевать. Пусть знают. Дальше что? Официально агентурное дело на меня заведите, назначьте... да хоть «доверенным лицом по связям с общественностью и координацией взаимодействия с государственными структурами». Пусть до поноса проверяют и перепроверяют! Прямого подчинения не будет, в штате не значусь. Отношения: агент — куратор, при которых любое высокое начальство идёт на три буквы. У них полномочий останется — разве что на контрольную встречу выдернуть... При этом, лично для меня, сплошная выгода. Тронуть просто так нельзя — расценивается как грубое вмешательство в оперативную деятельность; нагнуть по инстанции — тоже. Я им не подчиняюсь. Придраться к противозаконному колдовству — ещё доказать надо, особенно когда им не пользуешься. И вообще, тебе не до лампады, в какой должности я буду находиться?
Расстроенный Антон молча вернулся в комнату, пытаясь засунуть любимый портсигар в боковой карман пиджака. От волнения промахивался.
— Осознает, — уверенно пробасил шеф. — Пообвыкнется. Огорошил ты его, Иванов. Да и меня, признаю, тоже. Мягче надо с друзьями, нежнее... Про целительство к чему поминал?
— Ленкино дело продолжить хочу. По-своему.
Потрясённый бородач с уважением, по-новому посмотрел на парня.
— Тяжкий крест. Неподъёмное испытание... Ты же соображаешь, что всех не спасти?
— Соображаю. И навоюсь от бессилия, и локти кусать буду, — Сергей не манерничал. Он действительно говорил, что думал. — По-вашему, лучше в сторонке постоять, скромно отмораживаясь и откупаясь от совести, жертвуя полтинник в прозрачную кубышку с фото и диагнозом? Такие почти в каждом супермаркете есть, при входе… Я ведь Силу получил для чего-то, а не просто Мурка бежала, хвостиком махнула...
Борода оказалась в боярском кулаке, а её владелец в глубоком потрясении.
— Не стану отговаривать. Великое ты задумал. Почти как Сашка...
***
За оконным стеклом возникла улыбающаяся физиономия напарника, бережно держащего три полных рюмки с коньяком. Иванов открыл ему дверь, посторонился, пропуская.
— Разбирайте! — каждый взял себе по посудинке. — Прав ты, Серый! Я поначалу обиделся, а пока в кухню шёл — понял. Прав! Так лучше! Давайте за это выпьем!
— По последней, — строго приказал начальник. — Тебе завтра в аэропорт. Отпуск догуливать. Иванову же, — рука инспектора исчезла в мощной лапе Фрола Карповича. Полыхнуло, оставляя на ладони ощущение наготы. Словно новая кожа выросла вместо старой, мгновенно. — Как вышедшему в отставку велю подготовить на себя все бумаги по агентскому званию!
От такой наглости дважды бывший силовик едва не выпал в осадок, потеряв дар речи.
— А ты чего думал, я всё писать буду?.. Шиш тебе! Трудись во благо...