«Интерстеллар» и мой внутренний противник абортов
(Блог, 2 декабря 2014 года)
Я начну этот отзыв с предупреждения о том, что ниже вас ожидают крупные спойлеры. А теперь давайте поговорим об абортах.
Если очень сильно прищуриться, я вроде как могу понять, как кто-то, одержимый верой в бессмертную душу – и вдобавок верой в то, что она сходит с конвейера ровно в тот момент, когда какой-то везучий сперматозоид проникает в яйцеклетку, – может выступать против абортов, потому что защищает Священную Человеческую Жизнь. Чего я не понимаю – так это того, как подобная позиция может хоть сколько-нибудь сочетаться с активным противостоянием средствам, которые не дают такой жизни вообще подвергнуться риску. И тем не менее – если статистика не поменялась с тех пор, как я последний раз на нее смотрел, – большинство тех, кто без всякой иронии называет себя «защитниками жизни», противостоит не только абортам, но и контрацепции с половым воспитанием.
Тех, у кого такой набор убеждений, невозможно в здравом уме назвать защитниками жизни. Их невозможно даже в здравом уме назвать противниками абортов. На самом деле они – противники секса. Эти люди попросту не хотят, чтобы мы трахались не по их правилам, а если мы настаиваем на том, чтобы придумывать собственные, то мы, черт возьми, должны за это поплатиться. Мы заслуживаем венерические заболевания. Нас следует принудить к тому, чтобы довести беременность до конца, чтобы пожертвовать следующими двумя десятками лет нашей жизни – не потому, что новая жизнь священна и приносит радость, а потому, что она обременительна и причиняет боль, служит карой за нарушение правил. Мы обязаны страдать. Мы обязаны жить раскаиваясь в своем близоруком животном распутстве. Возмутительна сама мысль о том, что мы можем радостно умчаться в закат, посткоитально удовлетворенные, не отягощенные даже малейшей долей вины. Должно быть наказание.
Фильмы вроде «Интерстеллара» служат тревожным напоминанием о том, что у меня, возможно, больше общего с этими мудаками, чем мне хотелось бы признавать.
На рынке, где властвует жанр, где каждый второй фильм под завязку набит звездолетами и инопланетянами (или хотя бы отважными молодыми героями, говорящими Правду власти), «Интерстеллар» стремится вдохновлять. Он открыто намерен следовать путем «Космической одиссеи 2001 года». Он хочет заставить вас размышлять и удивляться.
И у него получается. Он заставляет меня удивляться тому, что настолько не дотягивает до фильма, снятого полвека назад.
Это не значит, что «Интерстеллар» плох. У него на самом деле больше плюсов, чем у среднестатистического жанрового кино в двадцать первом столетии (хотя это, признаю, куда менее высокая планка, чем та, которую установил Кубрик). Запыленные пейзажи умирающей Земли вызывают в памяти то мрачное запустение, которое нам раньше рисовал в своих экологических дистопиях Джон Браннер, и к тому же – по крайней мере, большую часть фильма – «Интерстеллар» демонстрирует уважение к науке, сравнимое с тем, что было заметно в «Гравитации» и «Космической одиссее».
Признаюсь, мой восторг при виде беззвучного космоса больше связан с тем, как голливудская параша десятилетие за десятилетием растаптывала мои ожидания, чем с какими-то новыми вершинами в плане правдоподобия; в конце концов, всякий школьник знает, что в вакууме звуков нет. С другой стороны, уравнения, которыми пользовалась команда, делавшая спецэффекты для «Интерстеллара», чтобы создать линзовые эффекты вокруг черной дыры, которая в фильме называется Гаргантюа, – уравнения, составленные теоретическим физиком и научным консультантом фильма Кипом Торном, – стали основой как минимум для одной работы по астрофизике в нашем, реальном мире – такому достижению позавидовал бы и Артур Кларк. Дыра была тщательно смоделирована так, чтобы позволить нашим героям сделать то, чего требовал от них сюжет, не превратившись в спагетти и не поджарившись из-за радиации. Физика космических путешествий и релятивистских эффектов Гаргантюа изображена – я готов в это поверить – правдоподобно. Наука по большей части показана куда лучше, чем мы имели право ожидать от высокобюджетного блокбастера, нацеленного на пожирателей попкорна.
Так почему тогда тот же самый фильм, который разбирается в физике горизонтов событий, просит нас поверить, что в облаках иных планет свободно плавают айсберги? Как может то же самое кино, которое демонстрирует такое тонкое понимание гравитации вокруг черных дыр, настолько убого изображать гравитацию вокруг планет? И даже если мы примем за правду вероятность существования приливных волн размером с Гималаи (сам Торн приводит цифры, которые я уж точно не собираюсь оспаривать) – разве такие колоссальные образования не должны быть моментально замечены с орбиты? Разве наши герои не должны были увидеть их, просто выглянув в иллюминатор по пути вниз? Насколько тупым надо быть, чтобы к тебе мог подкрасться незамеченным горный хребет?
Видимо, настолько же тупым, как и для того, чтобы, несмотря на докторскую степень по биологии, поверить, будто «любовь» – это какая-то таинственная космическая сила, проницающая время и пространство.
Вы, наверное, уже слышали вздохи и стенания, вызванные конкретно этим перлом. Лично я нашел его не настолько возмутительным, насколько ожидал, – бредовое заявление Амелии Бранд хотя бы немедленно опровергнуто Купером, перечислившим приземленные функции социальных связей, для которых «любовь» – всего лишь удобный ярлык. Их диалог далеко не идеален, но эта банальность в нем хотя бы оспаривается. Что мне больше всего не нравится в данной реплике – помимо того, что человек с каким-никаким научным багажом умудрился произнести ее с серьезным лицом, – так это то, что произносить ее пришлось Энн Хэтэуэй. Если уж мы будем пороть мистическую ересь про Трансцендентную силу любви, может, хотя бы вывернем клише наизнанку и используем в качестве рупора мужчину?
Мир, в котором разворачивается действие «Интерстеллара», прописан куда более компетентно, чем история, которую он рассказывает. Этот мир создан астрофизиками и инженерами, и он поразителен. Корабль «Эндюренс», например, просто-таки сочится научным правдоподобием во всем, вплоть до скорости вращения. Но, как ни странно, тот же самый фильм еще и показывает нам цивилизацию, уютно разместившуюся во множестве просторных и комфортных цилиндров О’Нила на орбите Сатурна, – и при этом медицинский прибор, торчащий из носа Мерфи Купер, выглядит так же, как в 2012 году. (Сравните это с «Космической одиссеей», настолько точно предсказавшей технологию плоских экранов, что полвека спустя Apple упомянула ее в своем иске к Samsung.) (Сравните это также с менее удачным сиквелом Питера Хайамса «Космическая одиссея 2010», в котором плоские экраны на «Дискавери» каким-то образом деградировали обратно до катодных трубок за тот десяток лет, что корабль был припаркован на орбите Ио.)
Откуда эти одновременные успех и провал технических экстраполяций в одном и том же фильме? Могу лишь предположить, что Ноланы обращались за помощью к экспертам, когда нужно было дизайнить космические корабли, но решили, что для медицинской техники им хватит и собственной фантазии. К сожалению, их фантазия могла быть и побогаче.
В этом и состоит суть проблемы. «Интерстеллар» взлетает, когда его отдают на аутсорсинг; он плох лишь там, где Ноланы делают что-то сами. Итогом становится фильм, в котором естественнонаучная природа космоса изображена с восхитительной, поразительной точностью, а вот люди, которые по этому космосу мотаются, показаны дебилами. Так получилось, что база NASA расположилась неподалеку от дома единственного квалифицированного пилота-испытателя на континенте – парня, который дружил с руководителем программы, черт побери, – и никому не приходит в голову постучаться к нему и попросить о помощи. Нет, они годами будут сидеть на месте, занимаясь разработкой, пока загадочные тральфамадорцы не заманят Купера в их когти посланиями, написанными в пыли. Когда «Эндюранс» наконец взлетает, члены его экипажа и посрать не могут сходить, не объяснив друг другу, что они делают и зачем. (Серьезно, чувак? Ты сверхсовременный космонавт, которого отправили в кротовую нору на последнюю отчаянную миссию по спасению человечества, – и ты даже не знал, как эта кротовая нора выглядит, пока тебя не просветил товарищ по экспедиции, когда вы оба уже смотрели на эту хреновину сквозь лобовое стекло?)
Можно возразить, что Ноланы считают дебилами не своих персонажей, а нас; отчасти все это может оказаться не более чем неловким «объясняловом», нужным для того, чтобы мы всё поняли. Если это так, они явно считают, что в эмоциональном резонансе и литературных аллюзиях мы ничего не смыслим так же, как и в технических характеристиках черных дыр. Майклу Кейну приходится повторять одни и те же чертовы строчки – «Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир» – три раза, на случай, если мы их вдруг упустим.
И все же «Интерстеллар» во многом был так близок к цели. Чистейший смехотворный абсурд проекта по вывозу с планеты миллиардов людей оказывается в конечном итоге всего лишь грандиозным обманом, мотивирующим недальновидные человеческие мозговые стволы, – а потом Мерфи Купер все-таки находит способ это сделать. Амелия Бранд горестно, иррационально говорит о любви как о трансцендентной Космической Силе, отчаянно пытаясь воссоединиться с потерянным возлюбленным, и Купер немедленно затыкает ее своей спокойной рассудительностью – а потом, в сердце черной дыры, обнаруживает, что эти идиотские убеждения верны. «Интерстеллар» раз за разом приближается к Холодным Уравнениям, только чтобы струсить, когда настает время раскрывать карты.
Но что больше всего бесит меня в этом фильме – что ближе всего подходит к тому, чтобы оскорбить меня, хоть я и не способен на такую глубину чувств, – так это то, о чем я знал изначально, потому что оно присутствовало в рекламных слоганах каждого проморолика, на каждой афише:
«Нам не суждено погибнуть вместе с Землей».
Или:
«Человечество родилось на Земле. Но оно не обязано здесь умирать».
Или:
«Мы не намерены спасать этот мир. Мы намерены покинуть его».
То есть, по сути:
«Давайте-ка разнесем это место, а потом свалим, и пусть расплачиваются другие».
Вот где я наконец сближаюсь со своим внутренним противником абортов. Потому что я тоже считаю, что за свои грехи нужно платить. Я считаю, если ты что-то сломал, то должен это признать; а если твоя близорукая тупость погубила твою же систему жизнеобеспечения, правильно и справедливо будет, чтобы ты страдал, чтобы ты погряз в болоте вместе с другими девятью миллионами видов, которых твой аппетит обрек на вымирание. Должно быть наказание.
И все же, даже при виде сомнительной политической позиции «Интерстеллара» – выраженной открыто, без сомнений и без стыда – я могу лишь щетиниться, а не прикапываться. Потому что, возможно, именно в этом единственном случае братья Ноланы изобразили своих персонажей верно. Обдристать ковер в гостиной, а потом свалить уборку на соседей по квартире? Именно так мы бы и поступили, будь у нас такая возможность.
Да и вообще. При всем при этом «Интерстеллар» все равно в сто раз лучше «Прометея».