Есть один человек, которого я знаю с восьмидесятых: эволюционный биолог, довольно известный паразитолог, хозяин шкафа, полного наград и премий, накопленных в ходе карьеры. Зовут его Дэн Брукс (если вы читали «Эхопраксию», это имя покажется вам смутно знакомым). Теперь он на пенсии, живет в Венгрии и вместе с парой коллег заканчивает книгу об эпидемиологических последствиях глобального потепления.

У Дэна есть группа друзей: физиков, климатологов, биологов. Он зовет их Сообществом Кассандры. Пять-десять лет назад их фейсбучные страницы кишели ссылками на их собственные исследования, на новейшие открытия в их поле деятельности. Сегодня те же страницы украшают фотки котиков и селфи из туров по Аляске.

Видите ли, они сдались. На протяжении тридцати или сорока лет они проводили исследования, истолковывали знамения, пытались предупредить мир. Миру было плевать. Что ж, решили они, мы сделали все, что могли, и этого оказалось недостаточно. А теперь уже поздно. Так что все эти люди по-тихому вышли на пенсию и просто наслаждаются тем временем, которое у них осталось, прежде чем рухнет крыша. Они не поднимают шумиху – больше не поднимают. Они поняли, что смысла нет. Они просто ушли смиренно в сумрак вечной тьмы.

Как выглядит обрушение крыши? Что ж, Дэн и его соавторы выработали оптимистический вариант прогноза – хорошие новости в том, что полное вымирание нас, скорее всего, не ждет. Люди есть повсюду, и в средневековых условиях привыкло жить достаточное их количество, чтобы человечество как вид уцелело. Что нас ждет – так это коллапс технологической цивилизации. Нам стоит готовиться к серии последовательных городских пандемий, которая начнется примерно лет через десять. (Судя по всему, оспу обезьян ожидает чертовски успешное возвращение на сцену.) До 60 % человечества заразится; около 20 % умрет.

Скромные 20 % смертей, возможно, не станут для нас серьезной проблемой (и определенно станут облегчением для нечеловеческого населения планеты). А вот 60 % больных – да. Представьте, что половина людей, которые доставляют вам пищу, контролируют подачу воды и следят, чтобы банкоматы оставались в сети, ушли на больничный на несколько недель; представьте, что половина тех, кто пришел им на смену, также заболели. История показывает, что стоит инфраструктуре рухнуть хоть в одном городе, через несколько часов люди начинают убивать друг друга за еду; посмотрите, что случилось в Новом Орлеане после урагана «Катрина», если не верите мне.

А теперь представьте то же самое во всех городах планеты.

Если нынешние тенденции продолжатся, вся пахотная земля истощится к 2070 году. Здесь, в Северной Америке, США лишатся пресной воды задолго до этого. (Я ожидаю, что они по такому случаю решат, будто у Канады есть ОМП и они должны «освободить» нас во имя демократии. Я ожидаю, что это случится примерно тогда же, когда они высосут Великие Озера досуха.) Скандинавия и Западная Европа снова окажутся на территории малого ледникового периода, когда вода из тающей Арктики закоротит Гольфстрим. Хорошие новости в том, что малярия и лихорадка денге доберутся до Балтики еще раньше, так что падение температуры хотя бы изничтожит москитов.

Таков один из прогнозов – но, скорее всего, это не та дорога, по которой мы движемся, потому что это апокалипсис, основанный главным образом на болезнях. Все эти предсказания исходят из того факта, что глобальное потепление провоцирует освоение и захват патогенами и паразитами новых областей и новых носителей. Этот 21 % погибших – примерно 1,5 миллиарда человек – всего лишь те, кто умер, потому что заболел. В их число не входят смерти в результате массовых беспорядков или вынужденной миграции климатических беженцев (были мнения, что первопричиной кризиса в Сирии стали продолжительные засухи в этой стране; будьте готовы к тому, что это повторится еще много раз). Здесь не учтена нехватка пищи из-за перелова рыбы и закисления океанов. Не учтен тот факт, что всего лишь с 1970 года мы убили половину животных на планете, причем, по всей видимости, только разминались. Не учтена гибель урожая: еще в 1999 году, например, в Уганде появился мутантный штамм пшеничной ржавчины, и с тех пор он только распространился, чему способствовала нетипично высокая температура в этом регионе; теперь он есть в Африке, Азии, на Среднем Востоке и в Европе. Он не реагирует ни на один известный фунгицид. Вполне возможно, через десять лет мир лишится пшеницы.

Сценарий Дэна даже не затрагивает ядерную войну, хоть случайную, хоть нет, или ИИ-апокалипсис, или серую слизь взбесившихся нанотехнологий, или мутабельные цифровые вирусы, развившиеся достаточно, чтобы обрушить интернет, или любой другой из все менее фантастических апокалипсисов, к которым отдельные очень умные люди неожиданно стали относиться очень серьезно. Он не учитывает чисто экономический коллапс – коллапс, вызванный не экологическими или социальными стрессорами, а врожденной парадоксальной тупизной самой Экономики. (Традиционная экономика – это финансовая пирамида, основанная на модели безграничного роста в условиях ограниченных ресурсов; если бы это была физическая модель, она была бы вечным двигателем. Она не может однажды не сломаться.)

Сценарий Дэна на самом деле чрезмерно оптимистичен.

Более правдоподобный сценарий можно найти в работе, выпущенной в 2014 году Мельбурнским университетом, которая учитывает часть переменных, не рассмотренных Бруксом и др.; она предполагает, что за ближайшие пару десятилетий популяция достигнет пика примерно в 8–9 миллиардов, за чем последует катастрофический спад, который урежет нашу численность почти вдвое уже к концу века. Это тоже может быть до наивного жизнерадостный прогноз, потому что он игнорирует болезни, на которых основываются модели Брукса и др. Но, возможно, он менее наивно жизнерадостный.

Что до меня, я не знаю, что случится. Я не знаю, чем все это закончится. Я знаю только, что никогда не собираюсь надираться, если Дэна заносит в город и мы встречаемся выпить пивка и поболтать.

Но стоит провести с ним пятнадцать минут – и мне хочется никогда больше не трезветь.