Глава десятая
В субботу, тридцатого июня, посреди завтрака Глория вдруг вскочила, опрокинув чашку мисс Огилви, и закрыла лицо руками.
— Это правда, — тихо прошептала она, — все правда…
— Глория, ты опрокинула кофе мисс Огилви, — сделала ей замечание миссис Хэллоран.
— Смотрите! — Глория отняла руки от лица и указала на стол. — Розовые розы… И мы сидим за столом и завтракаем!
— Это «рамблер», любимый мамин сорт, — пояснила тетя Фэнни. — Для нее посадили шесть кустов. К счастью, ни один не погиб; я за ними тщательно ухаживала, и…
— Разве вы не видите?! — воскликнула Глория. — На столе розовые розы, на мне платье в бело-голубую полоску, а минуту назад мы все смеялись над тем, что сказал Эссекс… Разве вы не понимаете? Все точно так, как я видела тогда в зеркале!
— Ну разумеется, — спокойно отозвалась миссис Уиллоу, — это должно было когда-то случиться, не так ли?
Дважды в течение июня к дому подъезжали огромные фургоны, доставляя заказы тети Фэнни. Библиотеку продолжали использовать под склад; в итоге остался лишь один стеллаж с книгами. Поскольку пепел от книг — в отличие от чайных листьев или кофейных зерен — не годится на удобрение для растений, садовникам пришлось дважды вывозить содержимое барбекю на деревенскую свалку позади кладбища. Теперь бо`льшую часть книжных полок занимали стопки картонных коробок, аккуратно упакованных и рассортированных по содержимому: наборы для оказания первой помощи, препараты от аллергии, резиновые сапоги и галоши всех размеров; растворимый кофе, тряпки для уборки, солнечные очки, крем от загара, соленые орешки, бумажные салфетки, мыло (как брусками, так и натертое), туалетная бумага (четыре упаковки). Два полных набора инструментов и бочонок гвоздей (навеянные, несомненно, приключениями Робинзона Крузо, который захватил мешки с гвоздями с корабля на остров); по той же причине тетя Фэнни добавила к заказу жернов и, не без некоторого смущения, несколько дробовиков, а также охотничьи ножи в ассортименте. По совету мисс Огилви запасы пополнились переносным кухонным примусом (к нему прилагались несколько канистр топлива и большая упаковка спичек). Мэри-Джейн предложила масло цитронеллы от укусов комаров (в углу уже стоял огромный рулон москитной сетки), различные средства от укусов пчел и змей, а также от солнечных ожогов. Эссекс с миссис Хэллоран добавили столько упаковок сигарет, сколько им позволила тетя Фэнни; из погребов миссис Хэллоран распорядилась поднять наверх внушительную коллекцию вин, хотя сама призналась, что поражена собственной щедростью. Предвидя момент, когда сигареты закончатся, Эссекс приобрел брошюру, содержащую инструкцию по выращиванию табака, присовокупив связку трубок из кукурузных початков. Арабелла напомнила о необходимости таких важных в быту мелочей, как иглы, нитки, булавки, папильотки, дезодоранты, духи, соли для ванн и помада. Миссис Уиллоу, назначив себя единственным практичным человеком в доме, настояла на покупке одеял, тачки, нейлонового троса, топоров, лопат, граблей и барометра. Глория занялась подшивкой ежедневных газет, которую планировала продолжать до самого конца, до последней публикации. Капитан надзирал за доставкой и размещением в погребе восьми велосипедов, однако выдвинул возражения против мотоцикла, поскольку это потребует запасов бензина, а учитывая предстоящую «геенну огненную», хранить бензин в погребе было бы крайне неразумно. Джулия, продолжавшая дуться, попросила и получила разрешение присовокупить к запасам коробку с вязальными иглами и несколько упаковок разноцветной пряжи.
— Надо же мне будет чем-то заняться, — ворчливо пояснила она.
Единственные оставшиеся книги включали «Настольную книгу бойскаута» тети Фэнни, энциклопедию, французскую грамматику Фэнси — чтобы девочка не забывала то малое, чему успела научиться с помощью мисс Огилви, — и «Мировой альманах». Больше никаких письменных источников решили не сохранять, и постепенно эти книги стали называть «несгораемыми», чтобы отличать от остальных, предназначенных для сжигания.
— В Тибете мышьяк используется при изготовлении бумажной массы, — заметил как-то Эссекс, отодвигая коробку с консервированным тунцом, чтобы освободить место для коробки с теннисными мячами. — В Тибете бумага считается страшно ядовитой, и задерживаться в тамошней библиотеке опасно для здоровья. Проще говоря, в Тибете лучше не проводить тихий вечер на диване с книжечкой — зачастую это оканчивается смертельным исходом.
В начале июля мисс Огилви нашла в летнем домике платок, принадлежащий миссис Хэллоран: он был обвязан вокруг шеи мертвого ужа, а тот был обмотан вокруг ветви кипариса. Взволнованная мисс Огилви сообщила о находке капитану, а тот — миссис Хэллоран. Последняя велела ему избавиться от неожиданного сюрприза; капитан вырыл ямку в дальнем конце розария и похоронил змею вместе с платком.
Согласно записям, которые прилежно вела миссис Уиллоу, десятого июля снова устраивали сеанс с зеркалом. На этот раз Глория рассказала, что видит фруктовые деревья, отяжелевшие от плодов; маленькие, едва различимые фигурки, купающиеся в ручье; табун лошадей, несущийся вдаль — олицетворение дикой свободы. Под давлением вопросов она сообщила, что двадцать седьмого августа жители Большого дома собрались в столовой на ужин, как обычно; двадцать восьмого сидели и разговаривали в гостиной; двадцать девятого танцевали — кажется, на лужайке. Тридцатого августа зеркало ничего не показало. На вопросы о тридцать первом августа, о первом и втором сентября Глория на секунду уловила отблеск того зеленого, нетронутого мира, который видела в прошлый раз, но когда ее попросили вернуться к тридцатому августа, сперва она увидела лишь темноту, а затем отпрянула в ужасе, крича, что ей обожгло глаза. Пришлось уложить ее в постель с мокрым полотенцем на лбу и снотворными таблетками из запасов Мэри-Джейн.
«Таким образом, — записывала миссис Уиллоу в блокноте, — тридцатое августа и есть тот самый день, последний день жизни на земле…» И затем добавила трясущейся рукой: «Боже, храни нас!», что было совсем не в ее характере.
— Но я настаиваю на том, чтобы мы забаррикадировались изнутри! — воскликнула тетя Фэнни и добавила, озаренная: — Знаете, это как ребенок, который прячет голову под одеяло. Разумеется, мы непоколебимо верим в моего отца; и все-таки хотя его защита распространяется на дом и всех присутствующих, я считаю, нужно обязательно закрыть окна и запереть двери.
— Как по мне, — вмешался капитан, — так больше похоже, что мы надеемся, будто нас никто не заметит. Хотя в вашего отца я верю безгранично, — подчеркнул он специально для тети Фэнни.
— Мне эта идея не по душе, — медленно произнесла миссис Уиллоу. — Больше похоже, что мы не доверяем отцу тети Фэнни. Тут двух вариантов быть не может: либо он нас защитит, либо нет.
— Это ведь он нам велел забаррикадироваться изнутри! — раздраженно парировала тетя Фэнни. — Наоборот, таким образом мы идем ему навстречу: демонстрируем, что готовы сами предпринять необходимые действия для собственной защиты, а не ждать сложа руки, пока он все сделает за нас.
— Ну, одеяло на окне мало от чего защитит, — прямолинейно заявила миссис Уиллоу.
— А может, смысл в том, чтобы занять нас чем-нибудь на период ожидания? — предположил Эссекс.
— В момент опасности животные инстинктивно прячутся, — заметила миссис Хэллоран. — Я нахожу сравнение тети Фэнни с ребенком под одеялом не таким уж глупым…
— Мы будем чувствовать себя в большей безопасности, это точно, — сказал Эссекс.
— Или одеяла на окнах нужны лишь для того, чтобы мы не выглядывали наружу, — тихо предположила Глория.
— Я — повеса, — констатировал Эссекс. — Мне следовало родиться в то время, когда молодому человеку было проще занимать деньги — или вообще не рождаться…
— Глупенький! — укорила его Глория. — Солнце светит, небо такое ясное, мы сидим рядышком на скамейке, совсем одни, и тебе больше не о чем поговорить, кроме как о своей персоне?
— Мы гораздо умнее Джулии с капитаном, — заметил Эссекс, — мы можем уйти отсюда. Дойдем до деревни — ты ведь уже однажды перелезла через ворота, значит, сможешь еще раз — и отправимся пешком до города, если понадобится. Или подождем автобуса в холле гостиницы. Если мы не захотим оставаться в городе — а я рискну предположить, что ты захочешь перебраться подальше, — то мы уедем так далеко, как только сможем, и поселимся временно в другом отеле, или гостинице, или пансионе — в общем, найдем какую-нибудь меблированную комнату. Во всех меблированных комнатах, в которых мне доводилось побывать, всегда стоит плетеная мебель, а на стене висит картина с изображением «Моста Вздохов». Только придется откуда-то раздобыть денег… Короче говоря, один из нас должен будет найти работу.
— Это несложно, — ответила Глория. — Я могу работать.
— Да, наверное, придется тебе, больше некому. Я буду сидеть в меблированных комнатах и притворяться писателем. А когда ты придешь домой с работы после долгого, утомительного дня — ты будешь продавать билеты в кинотеатре…
— …драгоценности в киоске универмага…
— …то должна будешь немедленно спросить, как у меня прошел день. Мне нужно будет раздобыть бумагу и ручку для убедительности.
— «Как у тебя прошел день, дорогой?»
— «Неважно, любимая: одна баллада, три пасторали, что-то вроде триолета и набросок научной статьи о Фрейде». Глория, — сказал Эссекс, поворачиваясь, чтобы взглянуть ей в глаза. — До этого момента я ни разу не любил…
— Я знаю, — отозвалась Глория. — Я прекрасно тебя понимаю…
— Я хочу быть твоим спутником в новом мире, чистом и сияющем; и в то же время я хочу быть твоим мужем в этом мире и жить с тобой в убогой нищете, в которой живут семейные люди. Я хочу меблированные комнаты, работу, грязные пеленки по углам, плохую еду — ты умеешь готовить?
— Превосходно.
— Тебе придется готовить скверно, чтобы соответствовать моему идеалу. Я мечтаю о таком вот мрачном, тягостном будущем, которое возможно лишь здесь и сейчас. Я стал бы мириться с твоим долгим отсутствием на работе в киоске…
— …в билетной кассе…
— …с твоей посредственной готовкой…
— Я отлично готовлю.
— …и плохой уборкой…
— Я прекрасно умею содержать дом.
— …и твоими вопящими детьми…
— Дети чистенькие, опрятные, воспитанные, и все давно уложены спать.
— …но я всегда буду бояться. Или, по крайней мере, до тех пор, пока длится это «всегда».
— Чего бояться? Или кого? Тетю Фэнни?
— Да, тетю Фэнни.
Глория умолкла.
— Если тетя Фэнни права, — продолжал Эссекс, — и я прошу прощения за то, что порчу этот прекрасный летний день упоминанием о ней; так вот, если тетя Фэнни права, то мы окажемся в ситуации, полной, мягко говоря, комичных возможностей. Попробуй представить себе так называемый «новый» мир тети Фэнни.
— Я уже давно пытаюсь, — призналась Глория.
— Свежий, нетронутый, зеленый, прекрасный… Ничем и никем не ограниченный, кроме нас. Целая жизнь, полная красоты, тепла, плодородия; о такой жизни, о таком мире люди мечтают с тех самых пор, как принялись загаживать мир теперешний. Иногда я представляю, как это могло бы выглядеть, вижу манящие отблески нового мира…
— Не забывай, что я все видела, — вмешалась Глория, — в зеркале. Там еще красивее, чем ты можешь себе представить.
— Боюсь, что так… Тетя Фэнни не должна ошибаться. Этот мир просто обязан существовать! — Эссекс взволнованно наклонился вперед и сжал кулаки, напряженно морщась. — Нам нельзя обещать такое, как детям, а потом отбирать из-под носа. Ах, Глория, я просто не смогу перенести, если меня там не будет.
— А я смогу, — отозвалась Глория, — хотя я его видела.
Эссекс вздохнул и расслабился.
— Тогда я так скажу: нельзя выбрать оба сразу — или тот, или другой. Я хочу жить с тобой в комнате с плетеной мебелью и картиной «Мост Вздохов» на стене, мириться с твоей отвратительной готовкой…
— …прекрасной готовкой…
— …и твоей работой в киоске супермаркета…
— …в кассе кинотеатра…
— …и детьми, и нуждой, и нищетой, и всеми прочими заботами, которые нам достанутся в этом мире; я даже не мечтал о том, что когда-нибудь буду этого хотеть… И все же я хочу тот мир, зеленый с золотым, гораздо сильнее.
— Ты еще не пробовал толком ни один из них…
Эссекс вздрогнул.
— Один точно пробовал, — ответил он. — Иначе как ты думаешь, почему я так увяз в сетях тети Фэнни?
— Знаешь, а мне все равно. Я могу верить в любой мир и даже буду счастлива, если конец света застанет меня в плетеном кресле с видом на «Мост Вздохов». Если, конечно, в это время я не задержусь в киоске — вот был бы жалкий конец!
— Но тогда мы потеряли бы все, — возразил Эссекс, глядя на нее с любопытством. — Понимаешь, — продолжал он с видом человека, пытающегося многословно объяснить то, о чем лучше умолчать, — понимаешь, в новом мире тети Фэнни мы будем по крайней мере… живы… вместе. Разумеется, в таком случае мы не смогли бы… жить в нашей комнате с плетеной мебелью; мы не смогли бы…
— …романтически умереть в объятьях друг друга?
Эссекс снова вздрогнул.
— Я не хочу умирать! — воскликнул он, и Глория рассмеялась. — Но я правда не хочу! — повторил Эссекс, и Глория снова рассмеялась.
— Я так и знал, что ты не поймешь…
— Но я понимаю!
— Никто из вас не воспринимает это всерьез, — покачал головой Эссекс, а затем добавил нарочито легкомысленным тоном: — Бедная Глория… «Будь вечны наши жизни…»
— Эссекс… — начала было Глория, но тот уже поднялся со скамьи.
— Пойду найду тетю Фэнни, — сказал он. — Сегодня надо сжечь еще десять полок с книгами.
Какое-то время Глория сидела одна, думая о том, что солнце сияет ярко и небо удивительно ясное, голубое; интересно, стало бы оно голубее, если бы тети Фэнни на свете не было?
Конец света… Глория попыталась сосредоточиться. Целый мир, мой отец, наш дом, наши друзья — все однажды исчезнет, а я сижу здесь, среди незнакомцев, и собираюсь бросить вызов всему ради одного из них… Нет, я бы не стала; это все традиционные фантазии о романтической любви, это они затуманивают голову… Только представить себе: мы с Эссексом, с чемоданами, пытаемся тайно перелезть через ворота; на такое я была способна, только когда хотела попасть внутрь, а не наоборот. Когда я впервые приехала сюда, подумала она, когда я приехала сюда, я бы посмеялась над такими идеями. Когда я уехала из дома и приехала сюда, я бы решила, что эти люди — сумасшедшие и ворота заперты нарочно, чтобы не выпускать их наружу… Как жаль, что я не могу попрощаться с отцом…
— Пошел докладывать бабушке, — раздался сзади голос Фэнси.
От неожиданности Глория вздрогнула и рассердилась.
— Ах ты маленькая ябеда!
— Пошел рассказывать ей все, что вы говорили, до последнего слова — это она его заставляет.
Фэнси вышла из-за скамьи и села на место Эссекса.
— А кто ей сказал, что он здесь? — Почему-то Глории пришло в голову, что в обществе Фэнси все невольно говорят вещи, о которых в иных обстоятельствах предпочли бы умолчать; возможно, оттого, что Фэнси смотрит человеку прямо в глаза и выражается без обиняков. — Это ты ей сказала?
— Нет, капитан. Она заставила его следить за вами, совсем как тогда, когда Эссекс следил за ним с Джулией.
— Зачем?
— Чтобы потом заставить Эссекса рассказать, о чем вы говорили. Ей интересно всякое такое слушать.
— Ужасная старуха!
— Ты говоришь прямо как мама! — засмеялась Фэнси. — А мне она нравится.
— Шпионит за людьми!
— Она-то как раз не шпионит, это вы все шпионите друг за другом, — поправила ее Фэнси. — А ты все это придумала, что видела в зеркале?
— Нет.
— А я думаю — да.
— Нет.
— Придумала!
— Как можно быть уверенным в том, что видишь?
— Лично я уверена. А Эссекс все равно не стал бы убегать — он боится бабушку.
— Она ничего ему не сделает. Просто Эссекс не выносит мысли о смерти.
— Он говорит о смерти даже больше, чем тетя Фэнни. Вот капитан много раз рисковал жизнью, и ничего, молчит себе. Только Эссекс с тетей Фэнни все болтают…
— А я думаю, капитан все врет.
— И Эссекс тоже.
— А вот и нет!
— А вот и да!
Глория снова засмеялась, и вскоре Фэнси к ней присоединилась.
— А мне все нравится, — призналась она.
— А если тетя Фэнни…
— Как мне надоело слушать про тетю Фэнни и ее паршивые видения! Еще немного, и меня стошнит! — заявила Фэнси. — Хоть бы она заткнулась ненадолго! И до этого постоянно гундосила, а теперь к ней еще и прислушиваются, это ужасно!
— Мы не можем не слушать.
— Я не понимаю… — Фэнси обвела рукой сад, простиравшийся перед ними. — Погляди! Разве никто из вас не может просто любить этот мир, а не беспокоиться о нем? Вот смотри: тетя Фэнни вечно повторяет, что нас ждет прекрасный новый мир, зеленый, совершенный, безмятежный и мы будем жить в нем мирно и счастливо. Все это было бы хорошо, только я и сейчас живу в замечательном мире, зеленом и прекрасном, хотя все вокруг беспокойны и несчастливы; когда я думаю о том, что в этом новом мире останутся тетя Фэнни, мама, бабушка, ты, Эссекс и все остальные сумасшедшие люди… С чего вы взяли, что вы будете счастливее лишь оттого, что остались одни на свете?
— Просто ты еще маленькая, — степенно заметила Глория. — Вот подрастешь и поймешь.
— Ты думаешь? — невинно пожала плечами Фэнси. — Сейчас мне не разрешают играть с деревенскими детьми; бабушка говорит, мы — слишком благородная семья, чтобы я связывалась с кем попало; а позже я не смогу играть с деревенскими детьми, потому что не останется никакой деревни, и мы действительно будем слишком благородной семьей, потому что не останется вообще никаких других семей! И что же я тогда смогу понять, когда вырасту?
— У тебя какие-то глупости выходят… Скажи мне лучше, что с нами будет? Ты знаешь?
— Ну… — медленно начала Фэнси, — вы все хотите, чтобы изменился целый мир, и тогда изменитесь вы сами, только вряд ли люди меняются лишь потому, что их перенесли в новый мир. Да и вообще тот мир не более реален, чем этот.
— Вполне реален. Ты забываешь, что я видела его в зеркале.
— Кто знает… Может, в том, новом мире ты подойдешь к другой стороне зеркала, заглянешь в него, увидишь прежний мир и будешь плакать и желать, чтобы катастрофа случилась уже в новом мире, стерла его с лица Земли и забросила тебя обратно, в прежний мир. Я же говорю — неважно, в каком мире ты находишься.
— Эссекс…
— Надоел мне твой Эссекс! — Фэнси свалилась в траву и принялась кататься по ней, словно щенок. — Хочешь поиграть с моим кукольным домиком?
