Николай Калиниченко
Тот, кто стучится в двери

– Доброе утро, капитан!

Дремоту как рукой сняло. «Какой отвратительно жизнерадостный голос!» – подумал Ленька Жемчугов и открыл глаза. Разумеется, он был в космосе. Запах корабля ни с чем не спутаешь. Леня называл его «одолженная свежесть». Потому что не может так пахнуть в маленькой, хоть и очень чистой каюте-капсуле.

– Ты кто… то есть как тебя зовут? – слова выходили трудно, со свистом. Анабиоз, старый добрый сон без сновидений, отпускал не сразу.

– Я Б-120, автономный улучшенный астромодуль.

– А где Ворчун?

– Оболочка, которую вы использовали в своей гарнитуре?

– Да, черт побери! Где мой Ворчун?

– Я имею доступ к этим файлам, но языковая семантика оболочки может помешать адекватному обмену данными.

– Та-ак… а ты знаешь, Б, мать твою, 120, что такое презерватив?

– Полимерное изделие, применяемое для контрацепции.

– Молодец! А как его применяли?

– Его надевали, поправка – натягивали на…

– Вот! А теперь возьми из своих закромов Ворчуна и натяни его на свою семантику, как тот презерватив на сам знаешь что. А то, боюсь, наши с тобой отношения окажутся недостаточно защищенными.

Астромодуль умолк. Ленька воспользовался паузой, чтобы сесть на кровати и осмотреться. Блок десомнации, в котором ему довелось очнуться, немного отличался от стандартного. Был меньше, но при этом технологичнее, что ли? Неужели-таки наскребли денег на реновацию лайнеров? Зато голова после анабиоза кружилась и зубы ломило, как обычно. А где же кашель? А вот и он!

Жемчугов упал на колени, выхаркивая из себя парсеки ледяного забытья. Все выделения немедленно впитались в пол, как будто ничего и не было. Даже немного обидно. Он почесал голову – лысая и какая-то неестественно гладкая, видимо, от стимуляторов. Когда это он успел обриться? После Андромахи, что ли? Или это было уже на станции Фронтир? Проклятье! В голове бардак!

– Хреново выглядишь, старик! Бухал вчера?

– Ворчун! Наконец-то! – Он подцепил эту оболочку на черном рынке в трущобах Брабанта. Какой-то нищий код-стример, сторчавшийся до синевы, продал Ворчуна за пару таблеток эскапита и обгоревший томик Лорки. Если бы он знал, как поможет Леньке эта программа, то запросил бы больше.

– Слушай, я вот думаю, когда ты двинешь кони, меня ж отключат к чертям…

– Не дождешься. – Жемчугов снова согнулся в приступе кашля.

– Так, дядя, давай-ка хлебни воды. Я туда кой-чего набодяжил. Коктейль «Звездный ужас», особый рецепт. Сразу почувствуешь себя лучше. Может, даже эрекция будет.

Ленька сделал большой глоток солоноватой жидкости, потом еще один. И в самом деле стало легче.

– Какой-то здесь сервис слишком продвинутый. Странно.

– Ну да, мажорят чуток. А нам-то что? Дают – бери.

– Главное, чтобы потом не замучили процентами.

– Не, брат, не в этот раз. У тебя тут большой кредит доверия.

– То есть эти рассуждения про капитана мне не приснились?

– Нет, бро. Ты единственный бодрствующий человек на корабле, а значит, как бы капитан!

– Но почему разбудили именно меня?

– Зришь в корень, старик. Тебе предстоит работенка.

– То есть как? Какая еще работенка? – Жемчугов судорожно пытался восстановить в голове события до анабиоза… и не мог. Все как-то путалось, плыло. Вспомнилось, как он впаривал неолуддитам на Терпсихоре универсальные нанобобы «Дом, который можно съесть! И никакой техники!», потом драпал от налоговиков на стареньком грузовике с поэтичным названием «Хам судьбы», затем было хорошее дельце на станции Фронтир… Или на Фронтир он попал до бобов? Чертов анабиоз превращает мозги в дуршлаг!

– Ты, дядя, теперь работаешь на Дядю, – хохотнул Ворчун.

– Я на контракте? Погоди, а кто наниматель?

– Вот, сам смотри, – перед удивленным Жемчуговым в воздухе возникла виртуальная копия трудового договора.

– Эмарт Шашагарджолия, – имя заказчика вызвало в памяти торговца некоторое возмущение. Всплыло название корабля «Навкратия». Вот оно что!

– Это как-то связано с Паромщиками? – наконец выдавил он.

– О! У пациента появились зачатки логического мышления! – заржал Ворчун. – Помнишь, почему Большой Эм проникся к тебе любовью?

– Я… вступил в контакт с Паромщиками.

– В первый контакт с чертовыми пришельцами, старичок! Знаешь, ты ведь гребаная знаменитость! Будь я теткой, родил бы от тебя детей!

– Я нелегально вез на Скарамуш партию кабин для анабиоза… – Он вспомнил нишу в грузовом отсеке и эти шесть капсул. Как подключал одну из них и боялся, что не подойдут разъемы, потом закачивал в резервуары хладагент и боялся утечки, потом делал себе укол сомнастаза и боялся, что не успеет включить программу дегидратации. Так себе воспоминания.

– Давай-давай, не стесняйся, бомби, предположим, это не тебе, а мне отшибло память.

– Конкуренты Эмарта взломали бортовой компьютер, заблокировали все легальные анабиозники и направили корабль прямиком в Плащаницу.

– Да, в траханую метеоритную крупорушку, которую орел не перелетит и заяц не перескочит.

– Включился резервный модуль. Он старался переписать чужой код, но разбудить команду так и не смог.

– Зато нашел твой схрон с контрабандой и тебя в одной из внесистемных капсул. Сюрприз!

– Да, нашел, ведь мне нужно было ее как-то запитать. Потом я проснулся, и оказалось, что мы уже никуда не движемся.

– Потому что вас тормознули Паромщики.

– Не совсем так. Они нас как бы… съели. Их корабли – что-то вроде огромных рыб… живые, ну или почти живые.

– И ты поперся по рыбьему брюху общаться с зелеными человечками?

– Вообще на людей они не больно-то похожи. Но мне приходилось видеть морды и похлеще. Знаешь, на теонитовых рудниках рабочим от токсинов так лицо разносит, что на них смотреть страшно, а эти… они были даже по-своему красивы.

– И ты нашел с ними общий язык?

– Нашел. Точнее, астромодуль нашел, он их быстро расшифровал, а я выступал как бы… от всего человечества. Типа человеком работал… – Леня вспомнил полумрак и странные гротескные тени, скользящие в воде за пределами освещенной зоны. И эти резкие, ни на что не похожие звуки их голосов. Он сперва чуть в обморок не упал, когда увидел Паромщиков. Такие они были… другие, что одновременно хотелось бежать, блевать и в туалет по-большому. В фильмах, даже самых хороших, все не так. А еще они пахли, не противно, а как-то смешно, словно пережаренная гречка. Жемчугов не понимал, как можно сквозь глухую защиту скафа слышать запах. Возможно, это было какое-то совсем другое чувство, и мозг, за неимением лучшего, просто заменил его чем-то привычным?

– Ну и о чем вы говорили? Только между нами.

– А то ты протоколов не видел!

– Видел, конечно. Но ты ж помнишь, братан, у меня амнезия. Я самый тяжело больной в мире ИскИн!

– Ну, сперва они меня удивили.

Стена воды прямо перед ним выпятилась бугром, раздалась в стороны, формируя что-то вроде ротового отверстия, опять накатила вонь жженой гречки. Из отверстия зачирикало и заклекотало, звук немного напоминал голоса китов с далекой Земли. Ожил астромодуль-переводчик. Сначала он просто бессвязно бормотал: «традиция», «сладкий», «перхоть», «океан», «юродивый», «габарит» – настраивался. Затем приумолк и вдруг выдал без запинки:

– Кто насыщает вашу икру? Лжецы или убийцы?

Жемчугов удивленно моргнул – в памяти некстати всплывали кадры фантастического фильма «Инцидент 404», когда необдуманная фраза при первом контакте привела к межгалактической войне. «Насыщение икры» – это понятно, это про то, кто главный. «Лжецы» и «убийцы» – это к чему? А третьего варианта не существует, что ли? Наверное, перевод неточный. А если нет? Думай! По спине Жемчугова потек холодный пот. Он обвел глазами помещение, отметил странные волнообразные борозды на потолке, больше ничего разглядеть не удалось. Скаф «Эмарт-космодрес» с возможностью широкого обзора и обещанной в рекламе высокой контрастностью изображения должного качества не показывал. «Опять вранье, – Жемчугов поморщился. – Продашь такой, и как потом клиентам в глаза смотреть?» Стоп! Вранье – так вот они о чем. Торговцы и военные – лжецы и убийцы. Жемчугов набрал воздуха в грудь, собираясь сказать «лжецы!», и в последний момент бабахнул:

– Мечтатели! В нашем мире главные – мечтатели.

Астромодуль забулькал и заклекотал, переводя сказанное на язык хозяев.

Леня немедленно представил себе суд, на котором астромодуль дает против него показания и заявляет, что причиной гибели приграничных колоний стал идиотизм контактера. Эта странная черта – действовать по наитию – была и проклятием, и благословением Жемчугова. Давным-давно, когда Ленька учился в академии межпланетной торговли, пацаны из его группы решили подсунуть петарду в косяк одному из новеньких. Мол, у него очки толстые и ничего страшного не случится. Подобных жестоких потех устраивалось предостаточно. Чтобы занять свое место в «стае», новичку нужно было пройти испытание. Помогать в таких случаях было нельзя. Это навсегда превращало новичка в «зюзю» – отверженного, а заступник получал погоняло – «мамочка» и свою порцию насмешек. Однако в этот раз Жемчугова словно что-то укусило. Он смотрел, как главный заводила Джоныч неторопливо сворачивает самокрутку, как его прихлебатель Сеня Прыг тихонько вкладывает в травку красный цилиндрик петарды, а затем в самый последний момент выхватил изо рта у новенького косяк и швырнул его в угол. Бабахнуло так, что у всех заложило уши. Резко запахло чем-то химическим, обои и покрытие стен принялись неторопливо заращивать внушительную дыру. Оказалось, петарда была «с брачком». Всем стало ясно, что, взорвись такая перед носом у новичка, никакие очки не спасли бы. Впрочем, «мамочку» Жемчугов все-таки заработал. Правда, ненадолго. Зато приобрел нового друга, новичка-очкарика по имени Сандро Шашагарджолия, для друзей – Санжик. И теперь, по иронии судьбы, корабль «Навкратия», принадлежащий деду Санжика, всесильному Эмарту Шашагарджолия, легенде Фронтира, первым вышел на контакт.

– И не жало тебе очко, когда шел договариваться?

– Жало, конечно, но, видишь ли, мне приходится постоянно с этим сталкиваться. Когда оказываешься в совершенно новом месте и стучишься в дверь к незнакомцу, все, что у тебя есть, это улыбка и хорошо подвешенный язык.

– В точку, старик. Я бы не сказал лучше.

– Короче, выяснилось, что Паромщики живут в Плащанице и перевозят через нее тех, кто может поделиться знаниями. Ну, я предложил им кое-что из своего барахла. Оказалось, что этого хватает на переправу.

– Я слыхал, что после вашей беседы Паромщики называют людей «мечтатели». Типа приклеилась кликуха. У меня в загашнике есть пара идей позабористей, но так тоже неплохо звучит.

– Да я не думал, что так получится. Они спросили, кто такой «мечтатель», а я сказал, что это тот, кто приманивает будущее. После этого они долго молчали, минут двадцать, наверное. Я уже думал, сейчас испепелят меня или утопят в этом их аквариуме, но все обошлось. В итоге «Навкратия» стала первым кораблем, который побывал на той стороне потока и благополучно вернулся назад. Был налажен Первый контакт, а Эмарт Шашагарджолия сделался монополистом звездных перевозок всего пограничного сектора.

Ленька вспомнил этого большого, тучного человека. Эмарт любил все соленое и острое, мог пить вино литрами и не напиваться. От его смеха закладывало уши, а когда он пел, все замолкали. Однако при этом деловая хватка у Большого Эм была что надо. Своего никогда не упускал.

Когда Леня с Санжиком окончили академию, дед повез их к самой Плащанице. Там на одном из крупных астероидов был монастырь космонитов. Порой в череде безудержного наслаждения жизнью у Большого Эм случались такие внезапные остановки. Он много лет помогал монастырю и даже укрывался там некоторое время, обрубив все контакты, доверив управление надежным людям, а затем – возвращался, большой и шумный, полный новых затей.

Жемчугов вспомнил мрачноватые, вырубленные в камне коридоры обители, просторную строгую трапезную и братьев в снежно-белых одеждах. Их провели в храм без свода, где над колоннами и алтарем, почти не искаженная защитным куполом, плыла и пульсировала непостижимая завеса, из которой не вернулся еще ни один корабль.

После молебна их представили игумену Михаилу. Глава обители, высокий бородатый мужчина лет пятидесяти, пригласил их прогуляться в небольшой сад, разбитый за храмом.

Эмарт в своем ложементе уплыл куда-то в глубину аллеи, и мальчики остались с пожилым монахом.

– Красиво, не правда ли? – игумен указал на световое безумие, плывущее над головой. – Как вы думаете, что там?

– Мы посылали туда корабли и зонды. Дед говорит, что в Плащанице сходят с ума приборы, почти невозможно ориентироваться. – Санжик тоже поднял голову, архаичные очки сменились хитрым и безумно дорогим механизмом, встроенным в роговицу. Это был подарок деда. Кроме массы новых возможностей, глаза младшего Шашагарджолии теперь приобрели золотистый оттенок. – Я думаю, в ней мы найдем разгадку многих тайн.

– А вы как думаете, Леонид? – игумен пристально посмотрел на Жемчугова.

– Если честно, мне больше интересно, что там, за этой завесой, – сказал Леня. – Я хотел бы пойти туда, за край.

– И у вас, конечно, есть теория?

– Ну, я думаю, что Плащаница – это вроде как дверь. Сейчас она закрыта, но мы ведь можем постучать.

– А что, если там никого нет? – улыбнулся монах.

– За закрытой дверью обязательно кто-то есть, – упрямо покачал головой Жемчугов, – иначе зачем закрывать?

– Чем же вас не устраивает доступный космос?

– Не знаю, наверное, тем, что он доступен.

– Ваша фамилия Жемчугов, верно? Вы родом из России? Я прав?

– Да… Мои предки жили в Москве.

– Выходит, мы с вами земляки. – Михаил присел на каменную скамью, и юноши встали рядом с ним. – В нашем народе есть эта особенность искать там, где сложнее. Нам мало обычных вызовов. Нужно что-то невыполнимое. Вот и я бросил все, чтобы прийти сюда, сесть на камень и неотрывно смотреть в лицо… вечности. Иногда мне кажется, что это гордыня, но порой на короткое время возникает чувство кристальной ясности и понимания правильности выбранного пути. Наверное, поэтому я еще здесь.

– Большой Эм считает тебя своим талисманом. Если б мог, на шею бы повесил!

– Да, было дело. Эмарт сильно достал меня своим вниманием. Предложил место в компании. Смешно даже. Да из меня клерк, как из водки хладагент!

– И все же Паромщики на твоем счету, брат.

– Да, так вышло.

– Поэтому ничего удивительного, что именно тебе поручено осуществить второй контакт.

– Что?! То есть как? В смысле, сейчас?!

– Ну да, я ж говорю, тебя не просто так разбудили.

Ложемент, на котором очнулся Леня, бесшумно преобразился в белое безупречное кресло. Жемчугов нехотя сел в него. Было очень комфортно, только ногам холодно. Едва он подумал об этом, пятки обдало теплым воздухом. Корабль чувствовал его желания, как хороший скакун чувствует седока. На призрачной панели перед ним развернулась астропроекция.

– Вот они, видишь? – На экране показалась зеленая точка. – Замедлились, изменили курс и продолжают торможение.

– Значит, хотят встретиться?

– Или навалять нам. Ты должен принять решение, старик.

– Что за решение?

– Варианта всего три: меняем курс и сближаемся, не меняем курс, типа нам все до фонаря, ну или драпаем. Я – за бегство.

– Почему я должен это решать? Что, если чужие сначала стреляют, а потом разбираются?

– Уверен, ты слышал про Космокодекс.

– Издеваешься? Я даже пару раз срок по нему мотал.

– Короче, в этой чудо-книге есть статья про контакты. Лично я считаю это шовинизмом, но там написано, что, как только на горизонте появляются незнакомые сигнатуры или что-то похожее, за все решения отвечать может только человек. Не киборг, не астромодуль, только гребаный стопроцентный человек.

– Так вот почему я здесь…

– В точку! Из нас двоих человек – это ты. Так что командуй.

– Вот гадство!

Жемчугов с сомнением посмотрел на настырную зеленую точку.

– Послушай, тогда с Паромщиками мне просто повезло. А если эти окажутся какими-нибудь неправильными? Типа разумного шпината или слизи? Как я с ними буду договариваться? Что, если мы с ними совсем не похожи?

– У меня тут в памяти болтается куча инфы по этой теме. Короче, если верить нашим друзьям-задротам из всяких там академий и опустить заумь, то получается, что мы реально можем заинтересовать только существ, сопоставимых с нами, а всякая другая разумная хрень нас просто не заметит или не захочет общаться. Так что даже если там окажется шпинат, то исключительно человекоподобный.

– Ну, хорошо… – Леня сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, пытаясь привести в порядок мысли. – Давай попробуем встретиться со шпинатом.

– Я боялся, что ты это скажешь. Ты уверен?

– Не уверен, но это ведь моя работа, искать там, где сложнее.

– Тогда поставь свой отпечаток – вот здесь.

Леня с силой вдавил большой палец в панель на подлокотнике. Будь что будет!

– Сделано! – отозвался Ворчун. Картинка на экранах сместилась, закружилась голова, снова захотелось блевать. Это корабль совершал маневр и скидывал скорость. – Нам до точки встречи еще часов шесть. Желаешь заняться увлекательным чтением предписаний?

– А это обязательно?

– Нет, но, видимо, жутко полезно.

– Давай-ка лучше поглядим, что я могу им предложить.

– Тут внушительный список.

– Я должен знать, каким товаром занимаюсь.

– Старик, этот товар называется человечество.

– Пусть так, но человечество состоит из зубных щеток, кроватей, стейков, средства для роста волос, утреннего кофе, ядерных бомб, кружевных трусиков и много чего еще. И все это нужно уметь продать, дружище.

– Ты босс, – отозвался Ворчун. На экране тут же возник длинный список разрешенных к обмену вещей.

– И раз уж тут такой сервис, приготовь мне яичницу из двух яиц с грудинкой и сыром, а еще черный чай с лимоном и гренки. Без завтрака контактировать не стану, так и знай!

– Контакт состоялся в секторе GH18845 через шестьсот лет после старта корабля-разведчика от причала Эмарт-транс-Фронтир, – секретарь кашлянул и вопросительно взглянул на руководителя. Эмарт Шашагарджолия, тысячелетний король приграничного транспорта, подался вперед, и ложемент опасно накренился под весом его огромного тела.

– Ну, что ты молчишь? Продолжай!

– Согласно протоколу, заверенному личным отпечатком господина Жемчугова, корабли встретились в нейтральном космосе. Контакт прошел успешно. Астромодуль зафиксировал передачу большого массива данных. Их детальной проверкой сейчас занимаются специалисты. Было также достигнуто соглашение о встрече делегаций. Точка встречи утверждена. Наши новые партнеры должны прибыть туда через пятьдесят стандартных лет.

– Ай, молодец! Красавец! Вот что значит импровизация! – Всплеск эмоций не прошел даром. Эмарт откинулся на спинку ложемента, на его широком лбу выступил пот. Лампочки диагноста тревожно замигали, регистрируя пики кровяного давления и сердцебиения.

Эмарт имел странную и необъяснимую для сотрудников компании привычку донашивать старые тела. Он был неумерен в еде и других удовольствиях, быстро набирал вес, но переносить сознание в новое тело отказывался до последнего. За тысячу лет он сделал всего девятнадцать пересадок, в то время как у его коллег и конкурентов счет шел на десятки и даже сотни. Некоторые, впрочем, говорили, что это происходит из-за природной скупости, присущей всем Шашагарджолия, начиная с тифлисского торговца чаем, от которого вел свою родословную тысячелетний Эмарт. Были также и те, кто утверждал, будто перерождения директора как-то связаны с возвращением кораблей-разведчиков, отправленных в неизведанные области пространства через десять лет после Первого контакта.

– Позвольте спросить, – секретаря трясло от собственной смелости.

– Что такое? – Эмарт повернул к молодому человеку свою тяжелую седую голову, нахмурил густые брови.

– Если вы находите господина Жемчугова таким ценным сотрудником, почему бы не использовать его здесь?

– Зачем спрашиваешь? Ты что, журналист?

– Н-нет, просто интересно.

– Интересно… это хорошо, когда интересно… Ладно, слушай. Я пытался пригласить его в компанию, давал хорошую должность. Он все провалил. Полный ноль. Тогда я спросил, чего он хочет. Он сказал: «Хочу свободу». И я отпустил его. Нельзя держать человека против воли. Он получил хорошие отступные и стал снова бегать по космосу туда-сюда, как барс в клетке. Я немножко следил за ним. Было интересно. Как спектакль! И тогда я понял: больше всего в жизни он любил стучаться в закрытые двери. Все время этим занимался. Офис не для него, экономика-шмаканомика для Леонида – это ерунда, пустой звук!

Большой Эм протянул руку и взял у робота-слуги бокал с вином, залпом выпил его, затем не торопясь опорожнил второй.

– Как-то раз его сильно приперло, и тогда мы снова встретились. Он просил денег взаймы, а я предложил ему контракт: неограниченное использование его психоматрицы взамен на пожизненное содержание, по сути, я снова брал его на работу. Он согласился – куда деваться? И что же? Только его положение наладилось, как все пошло под откос. Он окопался на одной курортной планетке, вел беззаботную жизнь, пил, гулял, охотился. Мне стало неинтересно, да и дел тогда хватало. Пришлось отправиться за Плащаницу, поднимать транспорт в новых колониях. Потом приходит новость, что он пропал без вести во время тайфуна. Ах, какие там тайфуны! Это надо видеть! Десять дней ужаса в год, остальные – рай. Говорили, что Леонид вышел в море на легком глиссере и рванул вперед, в самое сердце бури. Говорят, в последние дни он много пил, хотел связаться со мной, но так и не сделал этого.

Эмарт надолго замолчал. Секретарь, кажется, перестал дышать, только в недрах ложемента что-то тихонько гудело и поскрипывало.

– Я убил его, – Эмарт сделал странный жест рукой, словно отводил в сторону занавеску. – Единственного друга моего Санжика. Внук мне этого никогда не простит. Большинство моих детей имеют на меня зуб. Обиды пустяковые, тьфу! Но это… это другое дело… И все же мертвый Жемчугов продолжает работать в нашей компании. Вот такая ирония. Давай-ка, включи запись.

– Куры! Представляешь? Их ужасно заинтересовали куры!

– Да иди ты!

– Я тебе говорю! – Леня в чем мать родила вышел из шлюза дезинфектора, плюхнулся в кресло. Мягкие эластичные ленты тут же охватили все тело контактера, формируя подобие комбинезона.

– Ну а они что же? Поди, облапошили тебя, впарили какие-нибудь бусы или ожерелье.

– Обижаешь! Твой друг-зануда Б-120 сказал, что это технология зеленого уровня, то есть сверхполезная для нас штука. Он меня консультировал. Я даже привык к нему.

– Так, я начинаю ревновать.

– Ну, что ты, Ворчун, мы ж с тобой кореша.

– Ладно, заметано. Хочешь виски?

– Почему бы и нет? Банкуй, бро!

Леня сделал большой глоток и поставил стакан на подлокотник, наблюдая за тем, как медленно растворяются в янтарной жидкости кубики льда.

– Ну вот, дружище, я готов, пора раскрывать карты.

– О чем ты, старик? Не пугай меня.

– Я видел координаты. Мы черт-те где. Сколько мы уже в пути?

– Ты уверен, что хочешь сейчас об этом? – голос Ворчуна стал глуше.

– Да, именно сейчас.

– Мы далеко, очень далеко, дружище. Где-то за Плащаницей. Корабль в пути шестьсот стандартных лет.

– Шестьсот?! Вот как? Значит, это разведчик?

– Так и есть. Составление астрокарт, метеоритные потоки, ресурсы, экзопланеты, ну и контакт, конечно. Куда ж без него?

– Разведчики полностью автоматические, они не предусматривают анабиозных камер. Разве нет?

– Тебя не обманешь. Да, на этом корабле нет анабиозников. Слишком много места и ресурсов нужно для обслуживания.

– Значит, я не спал, вы меня… распечатали?

– Синтезировали.

– Включили, как тумблер, когда понадобилось.

– Такая у тебя работа, старик. Ничего не попишешь.

– И сколько таких разведчиков запустил Большой Эм?

– У меня нет точной информации. Около тридцати, насколько я знаю.

– Такая работа… Сколько времени у меня осталось?

– Ресурсы корабля не беспредельны, но некоторое время у тебя есть.

– Вот как? Очень гуманно.

– Если ты что-то хочешь, то я…

– Нет-нет. Ничего. Я хочу побыть один.

– Все, не могу больше. – Эмарт выключил запись, по его заросшим щетиной щекам текли слезы. – Расскажи так. Ты ведь уже смотрел?

– Он недолго грустил, – секретарь шмыгнул носом. – Позвал Ворчуна и попросил создать для него собаку.

– Что? Собаку?

– Да, это был шотландский сеттер. Господин Жемчугов сказал, что всегда хотел собаку. Пару часов он играл с животным, потом отобедал и дал согласие на деконструкцию. Последней его просьбой было сохранить его воспоминания на случай нового контакта. Астромодуль счел это разумным и выполнил просьбу. Однако на пути корабля новых сигнатур так и не было зафиксировано.

Высокие прозрачные двери бесшумно открылись, выпуская ложемент главы «Эмарт-транс» на балкон. Внизу мерцали огни жилых кластеров. Над головой бриллиантовыми нитями протянулись линии воздушного транспорта. Выше громоздилась звездная бездна и гигантские тени больших кораблей, украшенные синими и зелеными габаритными огнями. Одни швартовались, другие уходили в ночь от вытянутых, похожих на зазубренные копья причалов. Иногда причальный луч или прожектор не в меру прыткого грузовика ударяли в сегменты купола, и по всему прозрачному панцирю станции прокатывалась волна жемчужного огня.

– Видишь, как вырос Фронтир? Как сверкают огни? – Эмарт посмотрел на секретаря, и тот неуверенно кивнул. – Дело тут не только в деньгах. Состояние можно ковать и в другом месте. Дело в неизвестности. Дальний космос – это закрытая дверь, понимаешь? И мы стучимся в нее. И вот такие Жемчуговы стучатся громче всех! Он все еще там, между звезд. Живой человек… Нет! Идея человека, которая приходит прежде, чем сами люди. Это и есть его работа, его профессия… Жаль… жаль, что мы так и не поговорили. Надо было… – Тяжелая рука смахнула бокал с подлокотника, и тот разбился о парапет балкона. Запричитали на разные голоса тревожные сигналы, полыхнули красным светом датчики.

Эмарт Шашагарджолия умер в двадцатый и далеко не в последний раз.