ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Майрон припарковал машину перед общежитием Брэнды. По дороге Брэнда все больше помалкивала, давая лишь односложные указания относительно того, какого направления придерживаться и где поворачивать. Майрон на нее не давил и тоже хранил молчание. Выключив зажигание, он повернулся к Брэнде. Она продолжала смотреть прямо перед собой.

Рестонский университет представлял собой царство зеленой травы, больших толстых дубов, зданий из красного кирпича, а также головных повязок бандана и коллективных игр на свежем воздухе с пластиковым диском «фрисби». Профессора здесь все еще носили длинные волосы, бороды и твидовые пиджаки, а атмосфера студенческого городка была напитана невинностью, верой в будущее, любовью и духом молодости. В этом-то и заключалась притягательная сила университета. Здешние студенты вели дебаты о жизни и смерти в идиллической обстановке парка Уолта Диснея. Возможно, так и надо. Наверное, все университеты должны быть такими.

— Взяла и ушла, — вдруг сказала Брэнда. — Когда мне исполнилось пять лет, оставив меня один на один с отцом.

Майрон смотрел в окно и молчал, чтобы не мешать ей выговориться.

— Я помню о ней абсолютно все. Как она выглядела, как от нее пахло, как уставала после работы… Ей было трудно даже по лестнице подняться — вот как уставала. Полагаю, за последние двадцать лет я говорила с матерью не более пяти раз. Но думала о ней каждый день. В частности, о том, почему она меня предала. А еще о том, почему мне до сих пор ее не хватает.

Брэнда отвернулась. В салоне автомобиля снова воцарилась тишина.

— Вы разбираетесь в этом, Майрон? — неожиданно спросила она. — Я имею в виду работу следователя и все такое прочее.

— Более или менее.

Брэнда положила ладонь на ручку дверцы и толкнула ее от себя.

— Можете найти мою мать?

Ждать ответа она не стала. Быстро выбралась из машины и устремилась к входу в общежитие. Майрон проследил за тем, как Брэнда исчезла за дверными створками кирпичного здания, построенного в колониальном стиле, завел мотор и поехал домой.

Майрон нашел себе пристанище на Спринг-стрит, обосновавшись в апартаментах Джессики, находившихся в перестроенном под жилые помещения промышленном здании. В разговорах он продолжал отзываться о своей новой квартире как об апартаментах Джессики, хотя давно уже перевез туда вещи и платил половину арендной платы.

Майрон поднялся по лестнице на третий этаж, открыл ключом дверь и сразу же услышал голос Джессики:

— Не мешай, я работаю.

Хотя щелканья компьютерных клавиш слышно не было, это ничего не значило. Пройдя к себе в спальню, Майрон закрыл дверь и решил первым делом прослушать автоответчик. Джессика не подходила к телефону, когда занималась писательством.

Нажав на кнопку, спортивный агент услышал следующее:

— Привет, Майрон. Это мама. — Можно подумать, он не узнал бы ее голос. — Терпеть не могу разговаривать с записывающим устройством. Почему, спрашивается, твоя соседка не отвечает на звонки? Она ведь дома, я точно знаю. Неужели так трудно снять трубку, поздороваться и выслушать сообщение? У себя в офисе, когда звонит телефон, я всегда поднимаю трубку. Даже если очень занята. В крайнем случае прошу секретаршу принять сообщение. Как-никак абонент будет иметь дело с живым человеком, а не с машиной. Надеюсь, ты знаешь, Майрон, как я ненавижу всю эту чертову машинерию? — Она еще довольно долго рассуждала на эту тему, и Майрон вспомнил о благословенных временах, когда телефонные записывающие устройства имели ограничения по времени. Прогресс, конечно, хорошее дело, но далеко не во всех случаях.

Наконец мама стала завершать свой монолог.

— Позвонила просто для того, чтобы сказать тебе привет. А серьезно мы поговорим позже.

Майрон до тридцати с лишним лет жил вместе с родителями в пригороде Нью-Джерси в Ливингстоне. Первые годы жизни он провел в маленькой детской на втором этаже родительского дома. Когда ему исполнилось три, перебрался в спальню справа от детской. В этой спальне он благополучно просуществовал до шестнадцати лет, а с шестнадцати до недавнего времени обитал в подвале того же дома. Не все время, конечно. Четыре года он учился в Университете Дьюка, штат Северная Каролина, а летние сезоны проводил в спортивных лагерях на баскетбольных сборах. Время от времени он останавливался у Джессики или у Уина на Манхэттене, но своим настоящим домом всегда считал семейное гнездо, где жили мамочка и папочка. Считал искренне, никто его к этому не принуждал, хотя психоаналитик, выслушав его излияния, почти наверняка обнаружил бы в рассказе Майрона некую странность и стал бы докапываться до глубинных причин подобной привязанности к корням.

Все изменилось несколько месяцев назад, когда Джессика предложила ему разделить с ней апартаменты. Предложила сама, первой сделав решительный шаг, что в истории их взаимоотношений случалось крайне редко. Майрон был счастлив до самозабвения и одновременно очень напуган. Надо сказать, что этот страх не имел ничего общего с боязнью связать себя некими обязательствами. Подобная фобия была скорее свойственна Джессике. Просто в его жизни имели место неудачи личного плана, и ему совсем не хотелось снова испытывать острую душевную боль.

Он по-прежнему раз в неделю виделся с родителями, может, чуть реже. Ездил к ним на семейные обеды или приглашал на экскурсию в Большое Яблоко. Кроме того, разговаривал с отцом и матерью по телефону чуть ли не каждый день. Самое забавное то, что хотя оба его родителя обладали весьма вздорными характерами, Майрон любил их больше всех на свете. И ему действительно нравилось проводить с ними время. Не вяжется с образом крутого парня, не так ли? Действительно не вяжется. Как не вяжется с образом хиппи исполнение польки на аккордеоне. Тем не менее так уж сложилось.

Вытащив из холодильника банку фруктового напитка «Йо-хо», Майрон открыл ее и принялся пить большими глотками. Сидевшая в своей комнате Джессика крикнула через дверь:

— Эй, у тебя сейчас какой настрой, боевой?

— Сам не знаю…

— Прогуляться до ресторана не желаешь?

— Предпочел бы заказать еду по телефону. Не возражаешь? — сказал Майрон.

— Нисколько. — Джессика распахнула дверь и появилась в дверном проеме. На ней были майка Майрона с логотипом Университета Дьюка, которая была ей велика, и черные трикотажные штанишки. Волосы она собирала на затылке в тугой хвост, стянутый резинкой. Впрочем, несколько шаловливых прядок выбивались из прически и свисали ей на лицо. Когда она улыбнулась, Майрон почувствовал, как сильно забилось сердце.

— Привет, — сказал он, втайне радуясь тому, как умело разыграл гамбит.

— Китайскую еду? — спросила Джессика.

— Разумеется. Тебе какая кухня больше нравится — кантонская, сычуаньская или хунаньская?

— Сычуаньская.

— А какое основное блюдо? «Сычуаньский сад», «Сычуаньский дракон» или «Сычуаньская империя»?

Джессика задумалась.

— «Дракон» в прошлый раз показался мне жирноватым. Давай остановимся на «Сычуаньской империи», хорошо?

Она подошла к Майрону и легонько поцеловала его в щеку. Ее волосы пахли полевыми цветами, освеженными летним дождем. Майрон приобнял Джессику за плечо, достал из ящика письменного стола меню близлежащего китайского ресторана, и они стали выбирать закуски, остановившись на жареных креветках, овощной смеси с жареным рисом и похлебке из кислого молока с овощами. Потом Майрон позвонил и сделал заказ. Как обычно, этому нехитрому, в общем, процессу мешал языковой барьер. Непонятно, почему владельцы ресторана никак не возьмут на работу человека, прилично владеющего английским языком. Хотя бы для того, чтобы он принимал заказы… Повторив несколько раз названия блюд и не менее шести раз номер своего телефона, Майрон наконец повесил трубку.

— Много сегодня сделала? — спросил он у Джессики.

Та кивнула:

— Достаточно. Полагаю, черновой вариант будет закончен и сдан к Рождеству.

— А мне казалось, ты должна была сдать его еще в августе.

— Непонятно, откуда у тебя такие завиральные идеи…

Они прошли на кухню и уселись за кухонный стол. Интересно, что прежде кухня, гостиная, столовая и помещение для просмотра телепередач представляли собой одну очень большую комнату, вернее сказать, зал, с потолками высотой около пятнадцати футов. Изнутри стены были отделаны неоштукатуренным кирпичом и декоративными металлическими конструкциями, придававшими жилищу Джессики и Майрона одновременно богемный и индустриальный вид. Джессика считала, что кирпич, стальные трубы и балки наводят на мысли о железнодорожном вокзале. Так или иначе, но апартаменты выглядели вполне современно и стильно.

Вскоре прибыл посыльный из ресторана. За едой они болтали о том, как прошел день. В частности, Майрон рассказал о Брэнде Слотер. Джессику настолько заинтересовал его рассказ, что она перестала есть и даже положила вилку на стол. Уж что-что, а слушать она умела. У нее был особый талант подспудно внушать собеседнику мысль, что ничего интереснее его рассказа и быть не может. Когда Майрон закончил повествование, Джессика задала ему несколько вопросов. Потом поднялась с места и разлила по стаканам воду из кувшина со встроенным фильтром.

Вернувшись на место, она сказала:

— Во вторник лечу в Лос-Анджелес.

— Опять?

Джессика кивнула.

— Надолго?

— Пока не знаю. Вероятно, мне придется пробыть там неделю или две.

— Но ты ведь только что оттуда вернулась…

— Ну и что?

— Киношные дела, не так ли? Переговоры по поводу возможной экранизации?

— Совершенно верно.

— Но зачем тебе лететь туда сейчас?

— Чтобы собрать дополнительный материал к книге, которую пишу.

— А в прошлый раз нельзя было совместить то и другое?

— Нельзя. — Джессика с вызовом посмотрела на него. — Что-нибудь не так?

Майрон некоторое время исследовал взглядом зубочистку, потом посмотрел на подругу, отвернулся, сглотнул и, собравшись с духом, выпалил:

— Не очень получается, да?

— Что?

— Не очень у нас получается совместная жизнь.

— Майрон, я лечу в Лос-Анджелес всего на пару недель. Чтобы собрать материал для книги. Честно.

— А потом полетишь туда на встречу с читателями? Или на какую-нибудь писательскую конференцию? Или собирать материал для новой книги…

— Боже мой! Так ты, значит, хочешь, чтобы я сидела дома и пекла печенье?

— Нет.

— Что в таком случае тебя гложет?

— Ничего, — сказал Майрон и добавил: — А ведь мы с тобой вместе уже довольно давно…

— Лет десять в общей сложности. Временные расставания не считаются, — сказала Джессика. — И что же?

Майрон не знал, что говорить дальше. Поэтому брякнул первое, что пришло ему в голову:

— Любишь путешествовать, да?

— Очень.

— А мне, между прочим, очень тебя не хватает, когда ты путешествуешь.

— Я тоже по тебе скучаю. И когда ты уезжаешь по делам, мне тоже тебя не хватает. Но свобода — весьма важный компонент совместного проживания, не так ли? Ну а кроме того, — она наклонилась к нему поближе, — после разлуки слаще встречи.

Он кивнул.

— Ты в таких делах разбираешься лучше, чем я.

Джессика положила руку ему на плечо.

— Не хочу уподобляться психоаналитику, но тем не менее все-таки скажу: для тебя переезд ко мне стал прежде всего проверкой на способность совместного проживания с другим человеком. Да, для тебя это своего рода эксперимент. И я отлично это понимаю. Но что бы ты ни думал по этому поводу, эксперимент пока проходит удачно.

Разумеется, она сказала правду. Если разобраться, они были современной парой с растущими, словно на дрожжах, карьерами, и перед каждым из них лежал целый мир, который им предстояло завоевать. Что же касается сомнений, которые он испытывал, то они являлись, так сказать, побочным продуктом присущего ему пессимизма. На самом деле все обстояло очень и очень неплохо. В конце концов, это Джессика предложила ему жить вместе и, хотя обладала склонностью к странствиям, тем не менее всегда возвращалась в их совместное обиталище. А он, неблагодарный, продолжал с замиранием сердца ждать от нее какого-то подвоха. Нет, с этим пора кончать. И с навязчивыми идеями относительно его неспособности к счастью — тоже. Ведь они не устраняют и не решают проблем, более того, создают их буквально на пустом месте, питают их, позволяя им разрастаться и затенять все хорошее.

Обдумав все это, Майрон улыбнулся и сказал:

— Вероятно, мои дурацкое нытье и ворчание имеют в своей основе подсознательный призыв к вниманию.

— Неужели?

— Вдруг таким образом я пытаюсь дать тебе понять, что нуждаюсь в любовных утехах.

— А что? — сказала она, бросив взгляд на лежавшие перед ним сломанные зубочистки. — Очень может быть.

— Если так, позволь мне переодеться во что-нибудь более подходящее случаю.

— Только не вздумай надевать маску Бэтмена.

— Почему бы и нет? Ты, в свою очередь, можешь препоясать чресла поясом умеренности, аккуратности и практичности.

— Только не вздумай, как дойдет до дела, кричать, что получил срочное сообщение и тебе нужно сейчас же лететь спасать мир!

— Договорились.

Джессика поднялась с места, присела к нему на колени, обняла за шею и, приблизив губы к его уху, прошептала:

— У нас все хорошо, Майрон. Самое главное, не позволяй своим демонам портить нам жизнь, ладно?

И опять Джессика сказала правду.

Соскочив с его колен, она промурлыкала:

— Теперь пора убирать посуду.

— А что потом?

Она с улыбкой посмотрела на него.

— Как что? Прыжки в духе Бэтмена…